Докторица

Я это воспринимала немного отстранённо, потому, что меня в очень жёсткий оборот взяла учёба в институте. И если большинство предметов мне давались довольно легко, было ощущение, что я не учу, а вспоминаю, то латынь и анатомия оказались серьёзным ударом и нагрузкой. Дело в том, что Соседа учили не латинскому языку, а просто анатомической и фармакологической терминологии на латыни. Ну как иначе назвать, если из того, что им давали были только два падежа – именительный и родительный, для написания рецептур без ошибок, а пересчитать глаголы хватит пальцев руки. Нам же давали латинский язык фактически в полном объёме языка, можете представить себе разницу. И видимо для закрепления языковых знаний, на кафедре анатомии занятия вели фактически на латыни, то есть нужно было не только выучить где и что как называется, но и суметь весь ответ сформулировать на латыни. И если анатомические термины я знала, то вот отвечать полностью на латыни было ужасным ужасом. В общем, я зубрила слова и их склонения, мне очень хотелось посмотреть пристально в глаза тому умнику, который утверждал, что латынь – очень лёгкий для изучения и гармоничный язык. Может для полиглота это так, но пока к каждому занятию по анатомии меня трясло в ожидании фиаско, а от вызубренных накануне фраз и оборотов в голове царила какая-то удивительная звенящая языковая каша. Тем более, что на занятия я стала регулярно ходить только с третьей недели, пока бегала с бумажками и закрывала вопросы своего увольнения в запас. За это время моя группа уже отзанималась больше двух десятков часов по этим предметам и первые занятия я вообще с огромным трудом понимала, о чём идёт речь. Казалось, что за прошедшие два года мои мозги усохли и забыли процедуру обучения. Такое ощущение, что для обучения использовали методику шока больших объёмов информации, ведь группа уже успела пройти все кости конечностей и сейчас азартно изучала позвоночник и составляющие его позвонки. Непонимание развеяло объяснение Соседа, что это мне только так кажется, ведь скелет – это просто каркас и он довольно простой, а вот дальше придётся послойно изучать, чем он обтянут, грубо выражаясь, а это гораздо больше и сложнее, чем кости. Намного запутаннее взаиморасположение и взаимодействие мягких структур, которые в отличие от костей могут смещаться, вариабельны и пластичны по своей природе. Тем более, если я решила помочь Маше, значит, выбрала путь хирурга, а это значит, что мне придётся эти мягкие ткани рассекать и делать это правильно, чтобы не повредить ничего из жизненно важных структур…

Признаюсь, что пару раз ловила себя на малодушной мысли, что пока не поздно надо всё бросить, что этот неподъёмный груз я не подниму, что это выше моих сил, что надо сначала спокойно родить, а со следующего года поступать и начинать со всеми. Но потом вспоминала своё обещание Маше, её взгляд и стискивала зубы… Малышка в животе совершенно не собиралась помогать мамочке и не разделяла моего желания учиться. Днём в суете и беготне она затихала словно в засаде, а вот ночью начинала внутри меня такие пляски, что порой просто заснуть было проблемой, а уж сколько раз за ночь от её толчков я просыпалась, сосчитать не берусь. Удивительно, но лучше всего её успокаивало, когда живот начинала гладить Верочка и сюсюкать с ней, словно она и правда прислушивалась к тому, что ей говорит тётя. А ведь мне нужно было не только нагнать свою группу, но и обогнать её, чтобы создать задел на то время, когда выпаду из учёбы в связи с родами…

Ираида квохтала вокруг нас с Верочкой, и если с сестрёнкой это была просто забота и контроль над происходящим и как она втягивается в учебный процесс, то меня она буквально атаковала, что я себя веду недопустимо для беременной и не думаю о ребёнке. И вообще, она категорически не одобряла идею с моим обучением. Ведь, если подумать, быть женой и матерью было её главной работой, которой она отдавалась со всей страстью и целиком. А когда я со своим животом ношусь по институту, нюхаю формалиновую дрянь в анатомичке, вместо спокойного размеренного сна часто сижу и зубрю латынь, даже не знаю, как она на такую ненормальную меня не надела смирительную рубаху.

С сентября мне уже стало тяжело выполнять мою норму в триста приседаний и две сотни на каждой ноге в течение дня, которые у меня стали правилом ещё с Мордовии. И я за этим следила, тем более, что глядя на меня к такой физкультуре подключилась Верочка, а это очень важно и нужно, ведь её изъян ограничивал её в нагрузках, но тело всё равно нужно тренировать. После того, как в утреннем автобусе меня помяли, а у меня возникли опасения, что в такой давке мою беременность могут прервать гораздо раньше положенного срока, я решила компенсировать физические нагрузки быстрой ходьбой до института и обратно, благо, что всё в центре города. А Сосед комментировал, что в его Москве со смогом и пробками, он был бы самым первым, кто выступил против таких прогулок, но при движении сороковых, в моём понимании очень интенсивным, ведь на многих перекрёстках движение даже ОРУДовцы регулируют. Но Сосед заливался от смеха, и показывал из своей памяти московские пробки его времени, когда по каждой полосе, словно фырчащие многометровые металлические змеи, замирая, ползут по улицам, а в воздухе висит удушающий смрад выхлопа тысяч моторов, даже представить такое трудно…

Наверно месяц с начала учёбы для меня пролетел в постоянной гонке и кошмаре ощущения, что я ничего не успеваю и не понимаю. Не знаю, зачем так злобно пошутил великий физиолог Павлов про то, что отдых – это смена вида деятельности. У меня вид деятельности сменился самым кардинальным образом, только накопившаяся усталость от регулярных боевых вылетов не ушла, а просто перешла в другую форму от суеты и учёбы, и даже увеличилась, как мне кажется…

Глава 73

Мишка

В середине октября вдруг, словно тумблер какой-то щёлкнул. Кажется, всё началось, когда в воскресенье с утра Ираида нас с Верочкой потащила гулять на Воробьёвы горы и мы взобрались туда, где будет наверно построен Московский университет, а сейчас над извивом Москвы-реки мы наслаждались хрустальной прозрачностью конца золотой осени. А я словно опять летала, когда встала у крутого склона и оказалась почти на одном уровне с далёкими облаками. Мне наверно не хватает чувства полёта, скорее всего я привыкну, но сейчас резкое прекращение полётов меня выбило из колеи. Впрочем, какое в моём нынешнем состоянии летание? Только пассажиром низэнько-низэнько после сильного пинка в копчик, да и то не стоит, пожалуй…

Почти до вечера мы гуляли, сплели Верочке венок из разноцветных кленовых листьев, под которым её синие глаза сияли настоящими бриллиантами, а очаровательную улыбку не портил даже выпавший накануне сбоку зуб. Под ручку с Идой, присматривая за резвящейся сестрой, на меня словно сошло какое-то умиротворение и окружающая суета словно вздрогнула, устыдилась и упорядочилась. Внутри поселилось спокойствие и уверенность в правильности происходящего, наверно это самое точное слово. Даже торчащий впереди меня живот с малышкой не мешал, а довольно уютно устроился в необъятной ширине моего запахнутого кожаного плаща, с которого я спорола нашивки и передвинула пуговицы, добрым словом вспоминая "хитрого хохла", который когда-то с барского плеча вымутил для меня такой ценный предмет военно-морской экипировки.

Мир вокруг словно выстроился по ранжиру. Институт стал понятным и почти родным, хоть на лекциях из-за вдруг выросшего живота стало неудобно сидеть и писать, мне оказалось вполне достаточно внимательно слушать, откинувшись на спинку, ведь бóльшая часть сказанного словно проявлялись в голове, а другая повисала с разными ярлычками: "Бред", "Это ещё не открыли", "А вот это мудрое почему-то забыли", "А это не совсем так, на самом деле смотри вон там…". И даже занятия латынью и анатомией встали на свои места, язык стал усваиваться, а на анатомии оказалось не так уж сложно выучить несколько основных фраз и оборотов, которые вполне удовлетворяли необходимое в ответах на вопросы по изученному материалу. Как выяснилось, наш набор из-за войны учится по сокращённой ускоренной программе, то есть почти всех ребят и желающих девочек, кто будет допущен медкомиссией, после получения фельдшерского уровня знаний после третьего курса отравят на фронт с указанием возможности вернуться и доучиться с уровня прерывания учёбы. Остальные за четыре с половиной года должны пройти полный курс и после полугодичной интернатуры выйти полноценными врачами, то есть администрация охотно шла навстречу студентам, желающим сдать что-либо досрочно, чем я после воспользовалась…