Страница 18 из 23
Адам Смит высмеял такие настроения в следующем лаконичном высказывании: «Зерна гибели лежат по большей части внутри самой нации»[170]. Смысл его позиции, которую часто воспроизводят современные экономисты, состоит в том, что люди необьективно воспринимает реальность. Крупная экономика может развиваться и обычно развивается несмотря на временные сбои. В то время как экономисты обсуждают, величину ожидающихся темпов роста, в публичном дискурсе обсуждается, находится ли экономика в состоянии стагнации или упадка.
Представим себе, что врач с врожденным пессимизмом осматривает пациента. Есть две категории ошибок, которых ему нужно избегать. С одной стороны, он может преувеличить тяжесть симптомов пациента. Определив температуру тела пациента в 100 градусов по Фаренгейту, доктор может воскликнуть, что пациент болен «опасной лихорадкой». Но он может допустить ошибку и в общем прогнозе, сказав пациенту, что ему осталось жить две недели.
Пессимизм в отношении экономики имеет те же черты. Можно пессимистично воспринимать отдельные симптомы, преувеличивая степень проблем в диапазоне от позитивной дискриминации до бюджетного дефицита. Но люди также могут быть пессимистичными по поводу общей картины, находя тревожные тренды в изменениях в уровне жизни, поведении ставок заработной платы и изменениях степени неравенства. Общественное мнение страдает пессимизмом в обеих формах. Экономисты постоянно советуют публике не беспокоиться по поводу очередной экономической угрозы, описанной в новостях[171]. У экономистов также вошло в привычку объяснять, как далеко продвинулось человечество за последние сто лет, указывая на огромные достижения, которые кажутся нам сами собой разумеющимися[172].
Один из приемов пессимистской риторики заключается в идеализации условий в далеком прошлом с целью представить в негативном свете текущую ситуацию. В книге «The Ideas of Decline in Western History» Артур Херман утверждает, что почти в каждой цивилизации, что в прошлом, что сейчас, люди верили и верят, что сегодняшние люди недостойны своих предков», и задается вопросом: «Почему для всех культур характерно ощущение упадка?»[173] В книге «Primitivism and Related Ideas in Antiquity» Артур Лавджой и Джордж Боус соглашаются с идеей, что пессимистичные иллюзии универсальны для всех культур: «Не кажется невероятным предположение, что ощущение того, что человечество становится слишком цивилизованным, что жизнь становится слишком сложной и слишком утонченной, существовало с тех самых времен, когда пещерные люди стали жить в пещерах. Сложно предположить, что (если только пещерные люди не были вообще непохожи на своих потомков) никто из них не говорил с неодобрением о трусливой изнеженности жизни в укрытии и о раздражающей необходимости возвращаться ради еды и сна в одно и то же место, вместо того чтобы свободно кочевать по большим открытым пространствам»[174].
В устной экономической традиции пессимистичному предубеждению придавалось меньшее значение, чем антирыночному предубеждению, предубеждению против иностранного и предубеждению в пользу наличия работы. Известные экономисты прошлого часто игнорировали его; преподаватели экономики уделяют мало времени его искоренению. Но хотя экономисты меньше критиковали это предубеждение по сравнению с другими, они тем не менее его критиковали. Хотя Адам Смит не дожил до Промышленной революции, он считал, что прогресс является нормой: «Одинаковое у всех людей, постоянное и неисчезающее стремление улучшить свое положение… часто оказывается достаточно могущественным для того, чтобы обеспечить естественное развитие в сторону улучшения общего положения вопреки чрезмерным расходам правительства и величайшим ошибкам администрации. Как и неизвестная нам жизненная сила организма, оно часто восстанавливает здоровье и силу вопреки не только болезни, но и нелепым предписаниям врача»[175].
Однако, поскольку прогресс происходит постепенно, нескольких ложек дегтя достаточно, чтобы публика не заметила прогресса: «Чтобы составить себе правильное суждение о развитии какой‐либо страны, мы должны сравнивать ее состояние в периоды, более или менее отдаленные один от другого. Прогресс часто происходит так медленно и постепенно, что за небольшие периоды он не только не заметен, но часто даже возникает подозрение, что страна беднеет и ее промышленность падает, если наблюдается упадок некоторых отраслей промышленности или некоторых районов, что действительно иногда имеет место, хотя страна в общем процветает»[176].
Экономист, философ и лучший друг Адама Смита Давид Юм связывает распространенность пессимизма с нашей психологией, а не с медленным и неочевидным характером прогресса: «Склонность критиковать настоящее и восхищаться прошлым заложена глубоко в человеческой природе и не чужда даже наиболее проницательным и образованным людям»[177]. В другом месте Юм рассматривает пессимистичное предубеждение как разновидность суеверия: «…там, где реальные объекты, вызывающие страхи, отсутствуют, душа, откликаясь на свое собственное предубеждение и разжигая свои же склонности, отыскивает объекты воображаемые, приписывая им беспредельную мощь и злобность»[178].
Несмотря на столь многообещающее начало, экономисты XIX в. не развили тему пессимистичного предубеждения. Бастиа и Ньюкомб практически не касались этой темы. Социалисты XIX в., предсказывавшие обнищание рабочего класса, все‐таки столкнулись с интеллектульным противодействием со стороны экономистов. Но социалистические пророчества коренились не в пессимизме как таковом, а во враждебности к рынку. Экономисты часто высмеивали социалистов за их оптимизм в отношении грядущей социалистической утопии[179].
Оппонентов страшилок в XIX в. легче отыскать в области социологии. Алексис де Токвиль порицал пессимизм как «тяжелую болезнь нашего времени»[180]. Герберта Спенсера расстраивало, что «чем больше улучшаются условия жизни, тем громче звучат голоса их критиков»[181]. Когда такие проблемы, как дурное обращение с женщинами, неграмотность или бедность, являются серьезными, население воспринимает их как должное. Когда происходит улучшение условий жизни, люди начинают все больше считать, что никогда еще все не было так плохо.
«Однако хотя улучшение физического и ментального состояния масс происходит намного быстрее, чем раньше, хотя снижение уровня смертности доказывает, что жизнь перестала быть столь тяжелой, становятся все слышнее стенания о том, что пороки существующего строя настолько ужасны, что исправить их может только социальная революция. Несмотря на наличие очевидных улучшений… со все возрастающим неистовством провозглашается, что дела идут так плохо, что существующее общество нужно разрушить и перестроить в соответствии с другим планом»[182].
Даже ведущие оптимисты признают, что в современную эпоху пессимистичное предубеждение усилилось. Херман утверждает, что оно достигло апогея вскоре после Первой мировой войны, когда «разговоры о закате западной цивилизации, стали столь же естественны, как дыхание. Единственным дискуссионным вопросом оставалось не то, был ли Запад обречен, а то, почему он был обречен». При этом, как ни странно, уровень пессимизма продолжает оставаться очень высоким: «Хотя интеллектуалы предсказывали неизбежный крах западной цивилизации на протяжении последних более чем 150 лет, влияние пессимизма росло в этот период быстрее, чем когда бы то ни было в истории»[183].
170
Rae (1965: 343).
171
См., например: Krugman (1998, 1996) и Blinder (1987).
172
См., например: Johnson (2000), Fogel (1999) и Lucas (1993).
173
Herman (1997: 13).
174
Lovejoy and Boas (1965: 7). В историческом исследовании Лавджоя и Боуса удивляет то, что причины для пессимизма различались в большей степени, чем сам уровень пессимизма. В то время как современные пессимисты настаивают, что материальное благосостояние утекает сквозь пальцы, большинство пессимистов прошлого делали упор не на недолговечность богатств, а на их негативное влияние на добродетель и общество.
175
Smith (1981: 343; курсив мой. – Б. К.); Смит (2007: 350).
176
Smith (1981: 343–344; курсив мой. – Б. К.); Смит (2007: 351).
177
Hume (1987: 464).
178
Hume (1987: 73–74); Юм (1996: 519).
179
См., например: Mises (1971b).
180
Herman (1997: 65).
181
Spencer (1981: 3).
182
Spencer (1981: 6).
183
Herman (1987: 297, 1).