Социология публичной жизни

Однако прежде, чем мы займемся обсуждением этих вопросов, необходимо дать определения основных теоретических понятий.

Действенная субъектность – понятия и определения

Существует несколько основных понятий, которым необходимо дать как можно более точное определение, если мы хотим избежать терминологических недоразумений. Отдельные из этих понятий имеют в обычном разговорном языке несколько иные значения, а вдобавок нагружены своим оценочным характером (например, оценка субъектности человека в целом является положительной). Поэтому есть смысл отметить, что все обсуждаемые далее понятия трактуются чисто описательным способом и аксиологически нейтральны. Речь здесь идет особенно о таких понятиях, как действенная субъектность, актор, свободная воля.

Начнем с ключевого понятия, перенесение которого в другие языки, в частности славянские, как я уже упоминал, является довольно трудным делом ввиду того, что в нашей культуре оно порождает другие (причем сбивающие с толку) ассоциации, которые могли бы вызываться буквальными переводами. Таким понятием является human agency, которое для употребления в последующих рассуждениях определяется в этой книге как действенная субъектность[40]. Неоднозначность терминов в общественных науках (в том числе и в социологии) – это весьма обычное явление. Не иначе обстоит дело со значениями понятия «действенная субъектность», которое можно найти в литературе по данному предмету. К примеру, Энтони Гидденс констатирует, что «действенная субъектность относится не столько к намерению людей, собирающихся предпринять какое-то действие, сколько в первую очередь к самой их способности действовать.<…> Таким образом, действенная субъектность касается тех событий, „действователем“ которых является индивид в том смысле, что этот индивид мог бы на каждой стадии данной последовательности действий поступать иначе. Что бы ни случилось, оно бы не случилось, если бы в это не вмешивался индивид» (Giddens, 1984: 9). Перед нами, следовательно, такая трактовка, в соответствии с которой то или иное изменение в реальное течение событий вносится манифестированием действенной субъектности (интенциональной [преднамеренной] или нет). В свою очередь, Фукс (Fuchs, 2001: 26, passim) утверждает, что действенная субъектность требует от человеческой личности сознания, свободной воли и рефлексивности. Люди обладают свободной волей – ведь они могут действовать иначе, чем действовали на самом деле, или вообще ничего не делать. А всякое действие, которому помогают эмпирические знания индивида об окружающем его мире, представляет собой реализацию какой-либо цели.

С действенной субъектностью связаны, вообще говоря, такие аналитические категории, как интенциональность действия, свободный выбор, инициатива, творчество, чувство действенности и даже чувство контроля над собственным поведением. Впрочем, если бы не это последнее измерение субъектности, было бы трудно приписывать индивиду ответственность за то, что он делает. Следовательно, можно интуитивно понимать, что действенная субъектность выражается в такого рода действиях, которые не детерминированы внешними факторами, а предпринимаются на основании автономного решения индивида. Известно, однако, что большинство тех действий, которые человек предпринимает формально автономным способом (например, решает убрать квартиру прямо сейчас или спустя какое-то время, купить некую определенную газету или же другую либо вообще не покупать никакой газеты), в действительности представляют собой привычную реакцию, так как повседневные действия являются в большой степени повторяющимися, а также сильно рутинизированными и потому производятся, как правило, безрефлексивным способом. Это, кстати говоря, является тривиальным итогом экономизации функционирования, поскольку, если бы нам требовалось глубже задумываться над любым банальным повседневным решением, принимаемым едва ли не каждый день, то эффективность нашего функционирования сильно бы пострадала. С другой стороны (и это акцентируется в теориях рационального выбора), человек, предпринимая какие-то действия (даже если они носят рутинный характер), стремится к достижению некой цели или ожидает, что его действие принесет какое-либо заранее предусмотренное последствие (как известно, так происходит далеко не всегда, но это не та проблема, которой мы теперь будем заниматься). Приписывание своим действиям ожидаемых последствий порождает чувство действенности (даже если данное действие носит повторяющийся характер и предпринимается безрефлексивно), тогда как ожидаемые последствия являются – другими словами – целями реализации указанных действий. В конце предпринимаемые действия каким-то образом оцениваются, причем как в прагматических категориях (оценка эффективности при стремлении к поставленной цели), так и в категориях моральных (являются ли предпринимаемые действия достойными с точки зрения норм данного индивида или же это не так). Осуществление действий, оцениваемых как бесчестные и недостойные, порождает чувство вины, но, как известно, отнюдь не обязательно предотвращает выполнение таких действий. В свою очередь, осуществление действий, малоэффективных с точки зрения поставленной цели, вызывает разочарование, однако и в этом случае произошедшее не становится фактором, который полностью элиминирует подобного рода действия, хотя процесс обучения, несомненно, сокращает их частоту. Этими вопросами мы будем заниматься шире в одной из последующих глав.

Как вытекает из приведенных выше умозаключений, даже если мы вынесем за скобки внешние обусловленности, тоже влияющие на формы поведения индивида, все равно субъектная действенность представляет собой понятие, под которым скрываются относительно сложные процессы, ведущие к решению предпринять или же прекратить определенное действие либо вообще отказаться от него. Опыт и сноровка, целесообразность, а также субъективная оценка поступков составляют те аспекты субъектной действенности, которые в совокупности приводят к действенной интервенции индивида в окружающий его социальный мир. Таким образом, мы можем – вслед за Мустафой Эмирбайером и Энн Мише – определить субъектную действенность как «погруженный во времени процесс общественной ангажированности, который формируется прошлым (в своем аспекте, относящемся к привычным навыкам), но при этом также ориентирован в будущее (как способность вообразить себе альтернативные возможности) и обращен к настоящему (как способность к контекстуализации приобретенных навыков и проектов на будущее в рамках случайности данного момента)» (Emirbayer, Mische, 1998: 963).

Человека, который характеризуется действенной субъектностью, определяют названием действенного субъекта, или деятеля (актора) (actor). Правда, оба эти понятия порой применяются в качестве взаимозаменяемых, однако между ними существует тонкая разница. В определении «действенный субъект» акцентируется автономная действенность, тогда как в определении «деятель (актор)» – само действие. В английском языке глагол to act (предпринимать действие) ближе к слову actor (тот, кто действует), чем в польском (и русском. – Перев.) языке. Позже мы увидим, что понятие «актор» относится не только к человеческим личностям (индивидам); оно применяется также по отношению к человеческим сообществам (например, к социальным группам). В таком случае мы говорим о коллективном акторе[41].

Как пишет Шматка, «в разных теориях акторы обычно определяются как субъекты, способные к принятию решения, осуществлению выбора, оценке событий, общению с другими субъектами и воздействию на других» (Szmatka, 1998: 15). Если мы будем употреблять данное понятие, то именно в приведенном выше значении. Перечисленные в нем разнообразные способности человека (т. е., в частности, умение делать выбор и оценивать события) представляют собой элементы свободной воли, которая совсем неожиданно оказалась «импортированной» на почву социологии из теологических и философских рассуждений. Фукс понимает свободную волю как «негативную или абстрактную способность действовать „вообще“ иначе (чем избитые навыки и привычки, чем ожидает окружение, и т. д.)», а значит, как устойчивую предрасположенность к переступанию через те обусловленности, на основании которых складываются стереотипные ожидания окружения по поводу возможного поведения индивида (Fuchs, 2001: 27). Указанное определение представляется, однако, слишком формальным, хотя оно, естественно, охватывает существенный аспект свободной воли. Если к анализу действенной субъектности привлекается категория свободной воли (а зачастую именно так и случается), то, как правило, ее связывают со свободой индивида, понимаемой таким способом, который был предложен Кантом. Кант утверждал, что «нравственный императив имеет смысл лишь в тех случаях, когда человек свободен. Ибо, если воля полностью определена причинно связанным потоком событий, то всякие императивы напрасны» (Tatarkiewicz, 1995: 178). Для Канта свобода была твердо привязана к нравственности волею человеческой личности, которая подчиняется единственно категорическому императиву («поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»[42] – ibidem), а не материальным ограничениям жизни. Как отмечают Эмирбайер и Мише (Emirbayer, Mische, 1998: 965), Кант разделил всю реальность на два порядка, противостоящих один другому: обусловленный и нормативный, или, говоря иначе, на порядок необходимости и порядок свободы (внутри которого находятся необусловленные действия автономных нравственных существ). Поэтому нет ничего странного в том, что кантовская концепция свободы обычно служит философским основанием разных определений свободной воли действенного субъекта. Этот подход мы встречаем позднее, к примеру, у Толкотта Парсонса (Parsons, 1964: 159), когда тот выделяет два измерения, в которых действует каждый индивид: нормативный порядок и эмпирический порядок.

40

Например, в англо-русском юридическом словаре термин human agency переводится как «человеческий фактор, участие, соучастие человека (в причинении результата); причинение результата человеческим поведением».

41

Следует, однако, добавить, что существуют и другие трактовки данной проблемы, а проведение различия между действенным субъектом и актором не только имеет чисто семантическое значение, но и обозначает теоретически различающиеся аналитические категории. Самым лучшим примером этого может послужить подход Маргарет Арчер (Archer, 2000: 261, passim), которая определяет действенные субъекты как «общности, характеризующиеся одними и теми же жизненными шансами. Именно поэтому каждый является действенным субъектом, коль скоро быть действенным субъектом означает просто „занимать определенное положение в общественном распределении редких ресурсов“». При таком подходе действенный субъект всегда бывает коллективным. Тем временем actor, который в трактовке Арчер «оказывается единственным, кто удовлетворяет строгим критериям обладания неповторимой идентичностью», всегда имеет единичный характер и относится к единичному человеку. Actor достигает своей общественной идентичности благодаря способу, которым он персонифицирует исполняемую им социальную роль. – Авт.

42

Здесь эта формулировка цитируется не в пересказе видного польского философа Владислава Татаркевича, как это сделано у автора, а в почти классическом русском переводе Б. Фохта и С. Шейнман, выполненном на основе перевода Н. Лосского (Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 1. М., 1965. С. 260).