Страница 30 из 35
Говоря упрощенно, именно из этой дилеммы выросла современная теория agency, обнажающая, как пишет Ежи Шацкий (Szacki, 2002: 882), дихотомию между agency и structure, людьми и институтами, между свободными действиями индивидов и общественным принуждением. По мнению Шацкого, «в этом, пожалуй, и состоит, впрочем, самая важная проблема современной социологической теории» (ibidem). В основании теории agency лежало взаимоотношение, в котором патрон (principal) делегирует власть агенту, или, иначе говоря, субподрядчику (agent), тогда как агент – в рамках делегированной ему власти – выполняет для патрона-начальника определенные работы, оказывая ему услуги (Kiser, 1999: 146). Именно отсюда и взялось название этого теоретического подхода, перевод которого на польский язык (как и на русский. – Перев.) – ввиду ужасных ассоциаций, связанных в славянских языках со словом «агент», – доставляет так много хлопот. Тем временем в рамках указанного теоретического подхода данное слово имеет нейтрально-описательный характер и означает всего лишь следующее: агент является коллективным или индивидуальным субъектом, который направлен и закреплен патроном – в рамках власти, делегированной этим последним, – для выполнения определенных задач в пользу патрона. В дальнейшей части текста этой книги понятие agent станет означать «действенный субъект», тогда как agency явится синонимом действенной субъектности.
Взаимоотношения «агентского» типа появляются на многих уровнях публичной жизни. Они присутствуют не только между демократически избранными политиками и их бюрократическим исполнительным аппаратом, но также, например, между гражданами и выбираемыми политиками (в этом случае в качестве как бы коллективного патрона выступает совокупность граждан, принимающих участие в выборах, тогда как действенным субъектом является тот или иной политический класс) либо между акционерами и правлением промышленной или финансовой корпорации (в данном случае патроном являются акционеры, а действенным субъектом – правление корпорации). Как пишет Эдгар Кисер, «ключевым свойством всех взаимоотношений типа agency является проблема, что, коль скоро патроны делегируют свою власть действенным субъектам, у них часто возникают проблемы с контролированием этих последних, так как (1) интересы действенных субъектов часто отличаются от интересов их патронов и вместе с тем (2) действенные субъекты обычно обладают лучшей информацией о своих действиях, чем их патроны. Теория действенной субъектности концентрируется на способах, которые применяют патроны, чтобы решать проблему контролирования подвластных им действенных субъектов, – способах, заключающихся в подборе соответствующих типов действенных субъектов и в формах мониторинга их действий, а также в употреблении разного рода положительных и отрицательных санкций переменной интенсивности» (Kiser, 1999: 146). Понимаемая таким образом проблема заинтересовала экономистов (например, Адама Смита) еще задолго до Вебера, но они не «копали» ее настолько глубоко, чтобы придать ей ранг самостоятельной теории (Manterys, 2000: 311). Тем не менее эти проблемы постоянно сопутствовали экономическим исследованиям, однако лишь в начале 70-х годов минувшего столетия проблема действенной субъектности, вместе с развитием теории публичного выбора (public choice theory), получила статус отдельной теории, а точнее целого семейства теорий. Однако, как обращает внимание Кисер, «в отличие от широкой трактовки проблемы действенной субъектности, сформулированной Вебером и учитывающей много типов организации в разных исторических контекстах, теория действенной субъектности в экономике сосредоточилась на двух основных типах взаимоотношений в хозяйственных и экономических организациях – между акционерами и менеджерами, а также между работодателями и работниками» (Kiser, 1999: 150). Такая трактовка была, разумеется, недостаточной как для политологических применений данной теории, так и – тем более – для ее применений в социологии.
Как отмечает Кисер (Ibid.: 156), в политических науках изучаются те аспекты теории действенной субъектности, которые в экономике обходятся, а именно влияние третьих лиц на взаимоотношение «патрон – действенный субъект» (что представляет собой широко распространенное явление в плюралистическом демократическом обществе), значимость административных процедур, сокращающих неуверенность и нерешительность обеих сторон, которые вступают во взаимоотношение «патрон – действенный субъект», а также явление множественных патронов, которым может подчиняться определенный действенный субъект (например, публичная администрация). Все эти аспекты значительно осложняют любое теоретизирование на данную тему. Но политические науки, в общем-то, игнорируют существенную для экономики проблему подбора действенных субъектов патроном таким способом, который сокращает риск того, что делегированная им власть будет использована действенными субъектами – хотя бы в какой-то степени – не столько для выполнения порученных им задач, сколько для проведения исполнителями в жизнь своих частных интересов. Наверное, так случается потому, что теория действенной субъектности применительно к политологии развивалась в демократических странах с разветвленной системой гражданской службы, стабилизированной соответствующими правилами и инструкциями таким образом, чтобы сделать ее устойчивой к политическим изменениям, которые в демократии наблюдаются относительно часто. В связи с этим политические патроны располагают очень ограниченным полем для маневра при подборе действенных субъектов (иными словами, своих надежных, верных людей), а следовательно, в познавательном смысле весь этот вопрос довольно-таки бесперспективен. Тем не менее именно политические науки вспомнили о проблеме, исследовавшейся Вебером, освежили ее и придали теории действенной субъектности – «импортированной» из экономики – новый теоретический облик не только посредством включения в нее новых аспектов, но и благодаря учитыванию более широкого политического и общественного контекста, а также вопроса о том, в какой мере патрон правомочен делегировать власть на уровень действенного субъекта, или, выражаясь кратко, проблемы правомочности власти.
До сих пор действенная субъектность индивида не была центральным вопросом обсуждаемых теорий. А если она и появлялась, то скорее как проблема, благодаря которой отношение «патрон – действенный субъект» не имеет механического характера вследствие некоторого диапазона произвольности действенного субъекта (индивидуального или коллективного), вызывающей сомнения патрона по поводу того, каким способом действенный субъект использует делегированную ему власть.
Теория действенной субъектности открыла на ниве социологии совершенно новые познавательные пространства и вообще поставила эту проблему диаметрально иным способом. Прежде всего, как отмечает Хаевский (Chajewski, 2005), отношение «патрон – действенный субъект» становится здесь менее существенным, чтобы не сказать вообще несущественным, потому что более важным делается вопрос о формировании человеческого поведения, когда личность не находится в такого рода взаимоотношении или, по крайней мере, когда не это взаимоотношение формирует ее определенное действие. Другими словами, речь идет о ситуации, в которой индивид не является действенным субъектом какого-нибудь патрона, причем его действия вытекают не из власти, делегированной ему патроном (индивидуальным или коллективным), а из его собственной автономной воли (правда, модифицированной социальным контекстом).
Такой подход вводит нас в самую суть тех проблем действенной субъектности, о которых пойдет речь в дальнейшей части данной главы. Представленный выше обзор указывает, что диффузия теоретических идей между разными дисциплинами общественных наук приносит плоды в каждой из этих дисциплин не только своеобразным прочтением общих принципов и предпосылок определенной теории, но также развитием тех ее направлений, которые с точки зрения той или иной конкретной дисциплины представляются имеющими ключевое значение, с опусканием других направлений, которые, в свою очередь, могут входить в главное русло исследований другой дисциплины. В случае социологической перспективы основное течение теоретической рефлексии концентрируется вокруг вопроса о взаимоотношениях между действенной субъектностью и социальной структурой, а точнее между структурными обусловленностями установок и вариантов поведения индивида, с одной стороны, и его автономными решениями об осуществлении определенного действия – с другой (Archer, 2000).