Страница 24 из 35
В политическом измерении разные виды неравенства вращаются вокруг проблематики равного гражданского статуса. Об этих вопросах пойдет речь в одной из последующих глав настоящего учебника. Здесь есть лишь смысл констатировать, что чувство неравенства применительно к гражданскому статусу вызывает мучительные депривации и представляет собой сильную предпосылку для появления в публичной жизни таких форм коллективного поведения, которые направлены на ликвидацию этой депривации или по меньшей мере на ее редуцирование (ослабление). Дело в том, что любое неравенство в политическом измерении нарушает такие значимые ценности, как субъектность и достоинство индивида, а существование в качестве гражданина второй категории или же ощущение обобщенной депривации гражданских прав низводит индивида (в том числе в его собственной самооценке) до статуса невольника, раба. Именно такие чувства послужили в значительной мере почвой «солидарностной» революции в Польше в 1980 году, бархатной революции 1989 года в Чехословакии, а также оранжевой революции 2004 года в Украине.
Политическое неравенство может принимать разные формы – от тонких и малозаметных в общественном смысле вплоть до очевидных для каждого члена определенного общества. Первая категория политических форм неравенства становится публичным вопросом лишь в тех случаях, когда на сцене коллективной жизни появляется сила, которая идентифицирует данные виды неравенства, назовет их и публично раскроет, сделав явными для всех. Это такой шаг, который предоставляет возможность агрегировать личные тревоги и беспокойства распыленных индивидов в публичный вопрос, если воспользоваться миллсовскими (C. W. Mills) аналитическими категориями. Лишь в этот момент может быть запущен процесс редуцирования или устранения этих типов неравенства (как правило, посредством реформирования политической системы). Вторая категория подобных неравенств связывается с самой природой системы и не может быть уничтожена без ее изменения; дело в том, что политические неравенства такого рода специфичны для недемократической системы, а их устранение не только нарушает идентичность недемократической системы, но и лишает ее возможности воспроизводиться в существовавшей до этого форме. Иллюстрацией неравенства такого типа может быть, к примеру, механизм рекрутирования на должности во властной элите только людей, лояльных к нынешней правящей команде, чье привилегированное положение легитимируется на основе «султанского» принципа справедливости. Посему устранение неравенств подобного типа происходит, как правило, революционным путем (хотя это может быть революция нового типа – без применения насилия). Мы имеем тут дело с явлением, описанным Парето (Pareto, 1994: 84, 280–282) как «циркуляция элит»[36], иными словами с заменой одной элиты на контрэлиту, которая вследствие блокирования каналов продвижения наверх, т. е. в состав старой элиты (из-за функционирования «султанского» механизма), не могла занять места старой элиты иначе, чем путем ее революционной ликвидации.
Наименее видимым проявлением политического неравенства является создание властной элитой разных неформальных структур, которые становятся причиной того, что нарушается нормативный канон гражданского общества и демократической системы в целом, а именно равенство всех граждан перед законом. Дело в том, что благодаря упомянутым неформальным структурам и связям становится возможным такое функционирование властной элиты или по меньшей мере каких-то ее членов, когда они оказываются выше формально действующего закона и не считаются с ним.
Несколько более видимы для общественности те виды неравенства, результатом которых становится существование граждан второй категории, не пользующихся такой же полнотой гражданских прав, как и остальные люди. Наличие неравенств такого типа, характерных, например, для коммунистических систем и появляющихся вследствие действия механизма так называемой номенклатуры (иначе говоря, резервирования стратегических политических, хозяйственных и экономических должностей исключительно для членов коммунистической партии), ведет к гражданской маргинализации огромной массы людей, которые – по определению – оказываются исключенными (частично или полностью) из определенных областей публичной жизни.
Сильнее всего видны те формы политического неравенства, которые разделяют общество на две категории: авторитарную власть и подданных. Такого рода неравенство, характерное для тоталитарных систем, но также для авторитаризма «султанского» типа, означает, что гражданского общества вообще нет, оно отсутствует. Общественная заметность подобных видов неравенства велика, поскольку благодаря им каждый знает свое место. Хотя эти варианты неравенства нарушают как эгалитарные, так и меритократические принципы социальной справедливости, их, однако же, легитимирует обсуждавшийся ранее «султанский» принцип, который – если подданные подвергнутся соответствующей индоктринации – может выполнить свою задачу, иными словами широко распространить убеждение, что неравенство данного типа вполне справедливо.
В экономическом измерении проявления неравенства могут касаться трех вопросов: 1) заработков; 2) доходов; 3) зажиточности. Неравенство по заработкам может быть делегитимировано на основании эгалитарного и меритократического принципов социальной справедливости. Примером применения первого принципа является «слишком большая» разбежка между самыми низкими и самыми высокими заработками (независимо от того, за выполнение какой работы они выплачиваются или какой квалификации требует данное занятие). Такова чаще всего встречающаяся разновидность делегитимации неравенства по заработной плате на основании эгалитарного принципа. Призывы к абсолютному равенству заработков не находят сегодня слишком многих сторонников. Во втором случае неравенство по заработкам оспаривается, когда оно касается лиц, располагающих идентичной квалификацией или выполняющих идентичную работу (на основании указанного принципа ставятся, например, под сомнение неравные заработки мужчин и женщин, обладающих одинаковой профессиональной квалификацией либо образованием или же выполняющих одинаковую работу за разную оплату).
Разные формы неравенства по доходам могут – так же, как и в случае заработков, – оспариваться на основании эгалитарного принципа; и в этом случае речь идет о «слишком большом» разбросе доходов, а не о выравнивании всех доходов. Такие типы неравенства могут быть также признаны несправедливыми на основании меритократического принципа – к примеру, если источник подобных доходов (или какой-то их части) неясен либо нарушает общепринятые правила извлечения доходов. В таком случае нарушается принцип пропорциональности затрат вознаграждению (например, если кто-нибудь черпает доходы за счет доступа к информации, которая для других недоступна, что приносит плоды в виде «политического капитализма», или же когда источником доходов служит попросту преступная деятельность). Аналогичным образом может оспариваться неравенство по уровню зажиточности, но в этом случае иногда появляется – на основе эгалитарного принципа – вариант оспаривания зажиточности, достигаемой путем наследования собственности. Такая разновидность делегитимации неравенства была типичной для коммунистической системы, особенно на ранней стадии ее существования.
Любые виды неравенства независимо от того, определяются ли они как несправедливые или же как справедливые, создают социальные разделения, которые в упрощенной форме функционируют в общественном сознании (например, разделение на богатых и бедных, управляющих и управляемых, пользующихся респектом и малоуважаемых). В свою очередь, эти упрощенные разделения влияют на способ функционирования индивидов в публичной жизни. Во-первых, они формируют социальную идентичность индивида, который определяет себя и себе подобных через самоидентификацию с каким-то из компонентов этих разделений. Во-вторых, они помещают эту самоидентификацию в контекст разнообразных принципов социальной справедливости, и, если найдется достаточно сильный принцип, на основании которого индивид может признать свое место в системе неравенства явно несправедливым, то в публичном пространстве мы можем ожидать от него требовательной, притязательной установки и специфических вариантов поведения, нацеленных на снижение чувства социальной обездоленности. В-третьих, коллективным формам поведения, вытекающим из широко распространенного ощущения относительной депривации, присущи отсылки уже не к единичным, индивидуальным жизненным ситуациям, а к функционирующим в общественном сознании упрощенным структурным размежеваниям.
36
Нередко используется и термин «ротация элит», а иногда – «круговорот элит».