Страница 14 из 27
В соответствии с хайековским пониманием система цен функционирует в условиях, для которых с неизбежностью характерно неравновесие, потому что знание рассредоточено среди конкурентов неравномерным и неравным образом и не является мгновенно доступным для всех. Именно реагируя на частное восприятие рыночных возможностей, предпринимательские действия выступают двигателем процесса обучения по мере того, как сигналы, получаемые в форме прибыли, и изменения в ценовых данных распространяются по взаимно пересекающимся полям зрения соседствующих друг с другом рыночных акторов. Эти процессы происходят пошагово, малыми приращениями, поскольку реагирование требует времени, и каждый предприниматель или фирма, включенные в соответствующую цепочку событий, отличаются друг от друга в своих оценках и способах реагирования на новые ситуации и меняющиеся данные. Хотя акторы могут учиться у своих конкурентов, копируя и имитируя их успешные действия, способность правильно применять релевантные знания приобретается через опыт и, по крайней мере первоначально, ограничивается теми, кто погружен в конкретные личные и организационные практики. В условиях, когда знание рассредоточено, а обучение путем имитации занимает некоторое время, у «первопроходцев» всегда есть преимущества, связанные с тем, что действия осуществляются на основе частной информации, и потому эти акторы получают больший выигрыш (прибыль) прежде, чем конкуренты успевают адаптироваться к соответствующим данным. Разумеется, на практике предпринимательская деятельность на рынках сочетает информацию, обнаруженную в ходе сознательного поиска, и знание, зависящее от частного контекста, получаемое на основе опыта и применения творческого воображения. Следовательно, знание очень редко, если вообще когда-либо, бывает коллективным благом в неоклассическом смысле этого термина (Mathews, 2006: 57)[7].
Признание того, что рыночные цены всегда в той или иной степени неравновесны, не означает косвенного отрицания информационной роли цен, на которую указывает Хайек. Сторонники теории провалов рынка интерпретируют Хайека таким образом, будто он утверждает, что ценовые сигналы представляют собой единственный тип информации, в которой нуждаются акторы для принятия решений. Согласно Гроссману и Стиглицу, если цены не находятся в равновесии, то они не могут выполнять эту функцию, поскольку акторы не могут распознать, вызвано ли повышение цены предпринимательской ошибкой, в результате которой выросла цена покупки на конкретный актив или товар, или же оно отражает фундаментальные характеристики спроса и предложения. В отсутствие совершенных фьючерсных рынков акторы не могут знать и того, отражают ли цены в большей степени краткосрочные или же долгосрочные изменения в фундаментальных условиях. В рамках такой интерпретации цены являются «слишком грубым» сигналом, чтобы принести сколько-нибудь существенную пользу акторам, принимающим решения (Stiglitz, 1994: 93–95).
Однако проблема с этим рассуждением в духе теории провалов рынка состоит в том, что аргумент Хайека состоит вовсе не в том, что цены предоставляют всю необходимую информацию, а в том, что без ценовых сигналов, генерируемых децентрализованными рынками, принимать решения было бы гораздо труднее (Lavoie, 1985; Thomsen, 1992). Цены не действуют как «приказы на марш», предписывающие людям, как им действовать, а предоставляют акторам, принимающим решения, ценные подсказки, уменьшают количество деталей, необходимых для формулирования их планов (Thomsen, 1992: 50–51). Поскольку решения, ориентированные на будущее, постепенно и пошагово вырастают из прошлых решений, текущие рыночные цены (прибыли и убытки) действуют как «вспомогательные средства мышления», которые помогают людям формулировать предположения относительно будущего хода событий и того, как следует к ним адаптироваться. В то же время «разделение знания», воплощенное в системе цен, отражает действия распределенных предпринимателей, которые специализируются на конкретных рынках и комбинируют информацию, почерпнутую из цен, с иной и более детальной неценовой информацией, приобретаемой благодаря опыту в конкретной сфере деятельности. Например, предприниматели могут применять свои знания о технологических новшествах или о тенденциях в местной культуре для того, чтобы выносить суждения о причинах повышения цен и о том, как долго оно скорее всего продлится. Их последующие предположения и прогнозы затем проверяются с помощью подсчета прибылей и убытков, и те, кто более точно проинтерпретировал рыночные условия, получают больше всего денег и в большей степени могут контролировать последующее направление движения рынка. Хотя ценовые сигналы, порождаемые этой построенной на пробах и ошибках конкуренцией между предпринимателями-специалистами, далеки от «совершенных», они вполне пригодны для того, чтобы дать возможность большинству других акторов, у которых нет специализированных знаний о конкретных рынках, адаптироваться к изменяющимся условиям спроса и предложения, о которых они могут быть сравнительно мало осведомлены. Утверждать, что рынки «терпят провал» из-за того, что транслируемое ими знание «слишком грубо», означает просто-напросто подразумевать, что было бы лучше, если бы люди были всеведущими (Friedman, 2006: 483–496). Но сторонники теории провалов рынка никак не объяснили, каким образом процесс централизованного вмешательства может лучше, чем «несовершенные» рынки, справиться с отсутствием всеведения, характерным для «реального мира» человеческих взаимодействий. Сам Стиглиц признает: «Полномасштабная корректирующая политика будет включать в себя налоги и субсидии, применяемые практически ко всем товарам и основанные на оценке эластичностей спроса и предложения для всех товаров (а также всех перекрестных эластичностей). Информация, которая потребуется для осуществления на практике корректирующего налогообложения, выходит далеко за пределы того, что доступно в настоящее время» (Stiglitz, 1994: 43). Можно лишь добавить, что такое знание никогда не может стать доступным для центрального органа власти. Поэтому трудно понять, что именно «новый» взгляд на провалы рынка привносит нового в дискуссию о практической политике и почему в той мере, в какой он предлагает доводы в пользу государственного вмешательства, он не совершает ту же ошибку, связанную с представлением о знании как о чем-то «данном в готовом виде», которая была мишенью критики, выдвинутой Хайеком против более ортодоксальных версий неоклассической теории.
Рынки, предпринимательское регулирование и асимметричная информация
Если посмотреть сквозь призму концепции Хайека на явления информационной асимметрии, которые, по заявлению Стиглица, подрывают эффективность системы цен, то соответствующие затруднения также должны разрешаться через процесс конкуренции на основе проб и ошибок. Хотя рынки с асимметричной информацией представляют проблему для покупателей и продавцов, они одновременно порождают динамические реакции со стороны тех, кто стремится получить прибыль, облегчая обмен. Как показывают Стекбек и Бёттке (Steckbeck and Boettke, 1994) в своем исследовании рынков в интернете – где можно ожидать ярко выраженной асимметрии информации (многие обмены совершаются между практически анонимными акторами при минимальном государственном регулировании) – прибыли, которые можно получить путем предоставления безопасных и защищенных условий для обмена между людьми, привели к тому, что предприниматели стали соперничать друг с другом, предоставляя дешевые частные системы верификации. К числу последних относятся предоставление историй онлайновых взаимодействий, репутационные рейтинги продавцов и применение санкций против тех, кто нарушает правила конкретных сетей продажи. Теория провалов рынка предсказывает, что обмен на таких рынках будет незначительным, что его практически не будет, но масштабный рост онлайновых продаж дает эмпирическое подтверждение идеи, что рыночная конкуренция более робастна, чем это следует из неоклассических моделей.
7
Следует отметить, что модель рыночных цен, основанная на «концепции безбилетника», является сомнительной, даже если исходить из ее собственных оснований. Для того чтобы вывести заключение, что неинформированные участники рынка могут в качестве «безбилетников» воспользоваться усилиями тех, кто занимался поиском информации с ненулевыми издержками, Гроссман и Стиглиц предполагают, что цены мгновенно адаптируются к равновесию с полной информацией. Однако, как указывает Стрейт (Streit, 2984: 393–394), этот результат нереалистичен, поскольку исходит из допущения, что трейдеры не могут извлечь прибыль из своей информации прежде, чем она станет более широко доступной. Только через процесс покупки по более низкой цене и продажи по более высокой – то есть через извлечение прибыли из «поиска» – рынок оповещается о вновь обнаруженных сведениях. Но при равновесии по определению отсутствует какая-либо возможность для такого рода торговли (Thomsen, 1992: 28–29).