Страница 21 из 23
Все наши посетители к Шильке никакой симпатии не испытывали. Она категорически не давалась в руки взрослым и время от времени царапала детей. Не одобрила ее и наш друг Мария Александровна. Когда мы привезли это сокровище к ней на дачу, она, проходя мимо, с неодобрением заметила: «Ну как можно так жить? Только ест и спит!» Однако нашелся все-таки человек, разглядевший в нашей кошке некие привлекательные черты. Молодой довольно известный художник Антон Куманьков внезапно выразил желание ее нарисовать. Когда я усомнилась, что ее удастся заставить позировать, он уверенно ответил, что это он обеспечит сам. Действительно, каким-то образом ему удалось найти с ней общий язык. С людьми у него это получалось хуже, поскольку Антон оглох в раннем детстве, при разговоре читал слова собеседника по губам, а сам говорил крайне неразборчиво. В результате Шилькин портрет получился весьма удачным. Он часто экспонировался на выставках. Обычными комментариями посетителей были: «Вот холера!», но почти каждый раз находились желающие купить это произведение. К сожалению, приобрести оригинал никто не захотел. Насколько я знаю, Антон эту картину очень ценил и так и не продал.
А. Куманьков. Натюрморт с кошкой (Шилькой). Бумага, пастель, тушь, 75×55 см, 1992
Неказистая внешность и дурной нрав сочетались с бурными страстями, бушевавшими в Шилькиной душе. Они проявляли себя, мне кажется, значительно чаще, чем это обычно бывает у кошек. Стерилизация тогда считалась опасной операцией, и мы стойко сносили все всплески ее эмоций. Но однажды она нанесла сокрушительный удар по репутации нашего добропорядочного семейства. К нам зашел наш давний друг со своим молодым приятелем – высоким, стройным красавцем-литовцем. Не успели они усесться, появилась Шилька и исполнила именно перед литовцем эротический танец, в значении и адресате которого невозможно было ошибиться. Молодые люди веселились от души, а я пыталась испепелить взглядом ненавистную кошку, которая не обращала на мои «брысь!» и «пошла вон!» ни малейшего внимания.
Тем не менее, когда это исчадие скончалось 16 лет от роду, все очень горевали, а Володя, заботившийся о Шильке больше всех, поклялся больше никаких котов не заводить.
Он твердо придерживался своих намерений около двух лет, но у нас подрастала внучка Кира, которая, разумеется, очень хотела котика. Однажды она пришла из школы и принесла найденное в луже объявление о том, что в нашей районной библиотеке (ныне библиотека им. Фурцевой) в следующие выходные состоится выставка кошек. Мы восприняли это как знак судьбы, дали дедушке обещание котят не покупать и отправились на выставку. На выставке были какие-то очень породистые и очень дорогие котята, поэтому Кирины тихие вздохи были оставлены без внимания. Но на выходе около кассы висела авоська с разномастными и явно плебейскими котятами, один из которых чем-то привлек наше внимание. Это был жалкий комочек рыжей шерсти с дрожащим хвостиком, но у меня в памяти сразу возникла картина, которую я наблюдала в нашем магазине «Свет» несколько лет тому назад. Рыжий котенок с упоением играл со шнуром от выставленного там торшера. Невозможно было оторваться от этого увлекательного зрелища, и я сразу подумала, что хотела бы именно такого котенка. Но тогда еще была жива Шилька, и мои мечты остались мечтами. Теперь я попросила кассиршу показать нам котенка, а он бросился к Кире и изо всех сил вцепился в ее куртку, как будто только и ждал нашего появления. Сердце – не камень, и котенок был приобретен за 200 рублей, которые в то время имели далеко не символическое значение.
Увидев нашу покупку, Володя пришел в ярость и сказал, что он пальцем к этому животному не притронется. Но на следующее утро тот же Володя уже нежно готовил ему завтрак и потом сам пил чай с котенком на коленях. Назвали его в связи с рабоче-крестьянским происхождением Трифоном, в просторечии Тришка. На следующий день повезли Тришку к ветеринару, который обнаружил у него блох, ушного клеща и посоветовал дать лекарство от глистов. А когда Кира сообщила, что мы за это животное еще и деньги заплатили, посмотрел на меня с сочувствием, решив, по-видимому, что возраст ума не прибавляет.
Уже через год Тришка превратился в солидного кота чрезвычайно достойного вида, и за ним окончательно закрепилось уважительное именование – Трифон. Когда мы перевезли его на дачу, красота Трифона произвела большое впечатление на местного умельца Пашу, который попытался просватать за него свою кошку, но опоздал: эта сторона жизни для бедного кота была уже закрыта.
Первые угрызения совести по этому поводу мы ощутили, когда при очередном посещении ветеринара Трифон был идентифицирован врачом как настоящий британец. Позже это заключение полностью подтвердилось в Англии (см. главу «Бисерная лекция в Англии»). Там в сельской гостинице на маленькой полочке с книгами мы обнаружили атлас пород британских кошек. Изображение и описание короткошерстого британского кота практически ничем не отличались от нашего Трифона.
На даче Триша продемонстрировал не только свою красоту, но и трудолюбие. В отличие от Шильки, он заслужил полное одобрение Марии Александровны, принявшись усердно уничтожать исконных врагов дачника-садовода – мышей и кротов. Правда, порой Трифон ловил и зазевавшихся птичек. Тогда, увидев кучку перышек на крыльце, его начинала стыдить Кира, на которую совершенно не действовали мои напоминания о том, что мы купили кота, а не хомяка.
Свои охотничьи способности Трифону однажды удалось продемонстрировать в весьма неожиданных обстоятельствах. Утром 31 декабря 2006 года заболел Володя. Температура поднялась до 39,5, и врач, которого мне с большим трудом удалось вызвать в этот день, поставил диагноз: двустороннее воспаление легких. Кира отправилась встречать Новый год к своему отцу, а я сидела на кухне в полном одиночестве. Пробило одиннадцать часов, и вдруг в коридоре раздался какой-то топот, прыжки, удары. Оказалось, что кот играет с возникшей буквально из ниоткуда мышью. Через некоторое время шум стих, и я поняла, что мыши пришел конец. Прошло полчаса, и появилась следующая мышь, с которой повторилось все то же самое. Наконец, ровно в полночь состоялось пришествие третьей мыши, которая также погибла после соответствующих ритуальных игр. Я вышла посмотреть, не осталось ли от нее случайно семи корон королевы Мышильды. К сожалению, корон не было, но зато от мышей тоже не осталось ни следа. Это было единственное появление мышей в нашей квартире почти за 20 лет.
Тришина отвага на представителей семейства кошачьих не распространялась. Правда, один раз он на наших глазах прогнал с участка белую кошечку, а в другой – явился с клоком темной шерсти в когтях. Но против настоящих уличных котов пасовал безоговорочно. Обычно дело ограничивалось дикими воплями где-нибудь в кустах и позорным бегством под дом или на террасу.
С людьми Трифон сходился еще хуже. Конечно, его любовь к Кире ничуть не уменьшилась, даже когда она от нас переселилась в другую квартиру, но остальные двуногие вселяли в него панический ужас. Однажды мы затеяли ремонт санузла, который осуществлял добродушнейший, исключительно аккуратный и дисциплинированный мастер Саша. Он появлялся ровно в 11.00 и, проработав без перерыва на обед с несколькими перекурами, удалялся в 18.00. Каждый день ровно в 10.45 Трифон уже сидел перед нашим большим шкафом. Как только раздавались звонки домофона, он немедленно скрывался в шкафу и выходил оттуда через 15 минут после того, как Саша уходил. Задержка была связана, по-видимому, с Сашиными перекурами: кот хотел убедиться, ушел ли его недруг навсегда и не вернется ли он обратно. За полтора месяца работы Саша Трифона так ни разу и не увидел и даже несколько удивился, когда ему сообщили, что у нас есть кот. В тот день, когда работа по преобразованию санузла в термы Каракаллы была закончена, кот ровно в 10.45 подошел к шкафу, посидел до 11.00, выждал еще минут десять, вопросительно на нас посмотрел, осознал, что никто не придет, успокоился и отправился по своим делам.