Страница 22 из 23
Даже нас Трифон очень опасался, встречая где-нибудь вне привычной обстановки. Особенный ужас вызывали у него переезды в машине. Перевозить его можно было только с помощью очень снисходительных людей, которые терпеливо выслушивали его непрекращающиеся стенания и не сердились даже в случае распространявшихся в машине предосудительных запахов. Приближение переезда кот ощущал заранее, и поймать его, чтобы посадить в кошачью перевозку, было большой проблемой. Однажды эта проблема стала почти непреодолимой.
Дачное лето кончалось, и Кира должна была приехать за нами на следующий день, чтобы отвезти в Москву. Вместо этого она устроила сюрприз: позвонила вечером и сообщила, что уже припарковалась у нашей калитки и нам надо срочно собираться. К счастью, Трифон был дома, и его тут же закрыли в одной из комнат. Быстро собрали вещи, приготовили перевозку и, когда все было готово, допустили роковую ошибку: я открыла входную дверь, а Володя – дверь из комнаты, в которой сидел кот. Разумеется, Трифон вылетел из дома, как стрела, и сел на дорожке, спокойно наблюдая, что мы будем делать. Кира попробовала к нему приблизиться, но он немного отошел в сторону. Она сделала еще шаг, он отошел на шаг назад. Кира звала его самым нежным голосом, кот все внимательно выслушивал и не спеша отступал все дальше и дальше. Наконец, Кира сделала отчаянный бросок, пытаясь его поймать, и Трифон неторопливо скрылся под старым домом, стоявшим на нашем участке. Все было кончено. Там он мог просидеть всю ночь, и перспектива караулить его все это время казалась неизбежной.
Вот тогда Володя разработал свой сценарий. Его замысел был основан на том, что мы через день ходили к нашим друзьям Ляле и Саше Хохловым играть в скрабл и возвращались вечером приблизительно в это время, а кот уже ждал нас на крыльце, чтобы его впустили в дом. Под руководством Володи мы закрыли входную дверь в дом, вышли на улицу, заперли калитку, Кире было велено уйти куда-нибудь подальше, а мы пошли по направлению к даче друзей. Погуляв минут десять, мы вернулись, непринужденно разговаривая и стараясь не упоминать слова «машина», «Москва» и тому подобное, погремели замком, отпирая калитку, и увидели Трифона, терпеливо дожидающегося нас на крыльце. Конечно, он был немедленно водворен в перевозку, прибежала Кира, и мы наконец поехали домой. Таким образом, на сей раз человеческий интеллект одержал победу, что бывало, впрочем, далеко не всегда.
Трифон на фоне бисерной вышивки, 2005
Трифон прожил у нас 13 лет и умер в ветеринарной клинике от какой-то непонятной болезни. Володя опять поклялся, что больше котов мы заводить не будем, ипока мы эту клятву не нарушили.
Начало коллекции
Задолго до эпохи Староселья началось наше семейное увлечение – коллекционирование старинных работ из бисера. Оно оказалось связанным с одним из совместных путешествий.
В 1965 году мы с Володей и моими родителями отправились в долгую поездку по Северу, закончившуюся в Эстонии. Сначала мы доехали на поезде до Котласа, потом поплыли по Северной Двине на пароходе. На пароходе за мамой отчаянно ухаживал печник, который вполне серьезно уговаривал ее покинуть московского профессора и переселиться к нему, поскольку он очень хорошо зарабатывает кладкой печей и может обеспечить ей роскошную жизнь. После того как мама его решительно отвергла, он напился и даже не смог попрощаться с нами в Архангельске.
Вообще, Север значительно поколебал наше убеждение, что в Москве много пьют. По мере удаления от дома столица преображалась в нашем воображении в оплот трезвого образа жизни. На остановках парохода мы сплошь и рядом наблюдали следующую картину: на берегу беспорядочно валяются тела, матросы с парохода сходят на берег и, вытаскивая у них из карманов билеты, проверяют, куда они направляются. Тех, кто едет вниз по реке, грузят на пароход, остальных оставляют ждать встречного транспорта. В Архангельске нас встретил протянутый поперек улицы плакат «Пей в меру». Поняв всю глубину этого изречения, мы свято придерживались этого принципа в дальнейшем.
Из Архангельска мы направились в общем вагоне в Онегу. Вагон брали штурмом, он был набит битком, и ночь, проведенная в жуткой грязи и духоте, запомнилась надолго. Запомнилась и девушка, примостившаяся на краешке скамейки. На ней было вечернее платье с блестками и свежая, только что из парикмахерской прическа. По-видимому, все это великолепие предназначалось встречающему, и она стоически, не шевельнувшись и не прислонившись, просидела в таком виде до трех часов ночи, пока не сошла на какой-то промежуточной станции.
В Онеге мы погрузились на дору (большая моторная лодка), которая довезла нас до острова Кий. Там располагался местный дом отдыха, и отдыхающие нас встретили очень радостно, почему-то решив, что приехали артисты. В результате публика была несколько разочарована, а мы, наоборот, очарованы красотами Кия. Это маленький скалистый остров в Белом море, расположенный километрах в десяти – пятнадцати от устья Онеги. Он весь порос соснами и усеян осколками гранита с вкраплениями гранатов. Поскольку на всем острове земля покрыта слоем сухой хвои, единственным средством передвижения являлись сани. До революции на этом острове был мужской монастырь. По преданию, монахи знали путь, по которому в Онегу можно было во время отлива добраться по морю пешком. Во время нашего пребывания там стояли настоящие белые ночи: солнце только касалось горизонта, и снова начинало светать. Днем Володя ловил рыбу, а ночью мы жарили ее на костре. Очень хотелось спать, нас нещадно ела мошка, но экзотическая обстановка и свежая, испеченная на костре мелкая камбала искупали все неудобства.
Компанию нам составляли такие же неуемные москвичи, как мы: архитектор, получивший Сталинскую премию, кажется, за восстановление Днепрогэса, и очень симпатичная немолодая пара, Юрий Яковлевич и Вера Васильевна Цедербаумы. Их история очень трогательна и одновременно типична для того времени. Познакомились они еще совсем молодыми и понравились друг другу, после чего Юрия Яковлевича арестовали, и какое-то время он пробыл в лагерях. Когда его выпустили и поместили в сибирскую деревню на поселение, он был уже тяжело болен туберкулезом. Получив это известие, Вера Васильевна со своей матерью немедленно выехали к нему. Эти городские женщины в нелегких деревенских условиях «наладили быт», возделывали огород, обеспечили Юрию Яковлевичу полноценное питание, варили ему целебные отвары и настои. В результате он вернулся к жизни из почти безнадежного состояния. После смерти Сталина его, как и многих других, реабилитировали, они возвратились в Москву, и он приступил к своей основной работе юриста. Мои родители и Цедербаумы прониклись взаимной симпатией и договорились непременно встретиться в Москве.
Ночной костер. О. Кий, 1965
Уехав с острова Кий, мы еще долго колесили по тем местам: съездили на пароходе вверх по Онеге, потом поехали на Соловки, а в конце еще немного пожили в Эстонии. Вернувшись в Москву, родители возобновили знакомство с Цедербаумами. Оказалось, что Юрий Яковлевич очень дружен с Александром Зиновьевичем Крейном, который как раз в это время занимался организацией музея А. С. Пушкина на Пречистенке. Наслушавшись, с каким энтузиазмом и изобретательностью Крейн оформляет новый музей, мы, естественно, захотели посмотреть на все своими глазами. Цедербаум договорился о встрече, и наша маленькая экскурсия не спеша отправилась под предводительством Крейна обозревать экспозицию. Наше внимание привлекла небольшая витринка, в которой была выставлена семейная коллекция старинных вышивок. Украшением ее служил великолепный шитый бисером пояс (или, как я теперь думаю, сонетка[2]). Потрясенная его красотой, я стала настойчиво расспрашивать, что это такое. Дама, которая сопровождала Крейна, решила надо мной подшутить. «Вам что, нравится этот пояс? – спросила она. – Так вы можете пойти и купить себе в магазине такой же». Не оценив юмора, я наивно спросила, где же находится такой замечательный магазин, и тут она мне снисходительно объяснила, что это редкая старинная вещь и на каждом углу такие раритеты не продаются. Тем не менее мысль, что нечто подобное где-то существует, меня с тех пор не покидала. Зайдя в антикварный магазин на Арбате, я обнаружила, что бисер там действительно есть и наши мечты могут осуществиться. Некоторое время мы еще поговорили на эту тему, пока у мамы не лопнуло терпение. Будучи самой решительной из всех нас, она пошла и купила первую бисерную вышивку: голубка в окружении роз, лилий и сирени (см. вкл. 1, илл. 2).
2
Сонетка (от фр. so