Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 23

Тогда же во всех магазинах появились стройные шеренги болгарских дубленок. Народ считал их некрасивыми и не «хватал», несмотря на вполне умеренную цену 100–120 рублей. Гораздо более престижными считались чудовищные мохнатые шубы из синтетики. Стандартной формой одежды стали и толстенные югославские кофты. Они были очень добротными, их можно было даже распустить, но украсить кого-либо они были совершенно не в состоянии. В конце шестидесятых были закуплены большие партии прелестных английских костюмов из джерси с прямыми коротенькими юбками и жакетами со вставками из замши. Они были различных цветов и очень нам нравились, но то обстоятельство, что они появились в гардеробе всех наших родных и знакомых, несколько портило удовольствие.

Недостатки советской торговли женское население пыталось компенсировать различными, порой весьма хитроумными способами. Во время и после войны было не до моды. Для прикрытия бренного тела вещи перекраивались, перешивались, перелицовывались. Сейчас последний глагол прочно вышел из употребления, а тогда при оценке вещи существенную роль играла возможность ее перелицевать в дальнейшем. Мужские рубашки целиком не перелицовывали, на них только переворачивали воротнички.

Когда меня надо было в 1946 году отправлять в первый класс, понадобилось приличное платье. Его низ был изготовлен из последних остатков припасенного во время революции синего сукна, но на верх сукна уже не хватило, и кокетку вместе с рукавами мама связала из всех остатков шерсти, найденных в доме. Вязать она тогда еще толком не умела, но модель получилась, на мой взгляд, очень удачная. Искусством вязания мы с мамой овладели позже, когда нас в школе на уроке труда научили, как надо начинать вязание и вывязывать лицевые и изнаночные петли. Я показала это дома, и мама незамедлительно начала вязать красную жилетку. Правда, когда дело дошло до проймы, пришлось подождать следующего урока, на котором нам объяснили, как закрывать петли. Как их надо прибавлять, мы узнали еще позже. Несмотря на некоторые недостатки, мне эта жилетка казалась тогда шедевром рукоделия.

Мама в зеленом жилете собственного изготовления, 1952

В какой-то момент, к радости всех вязальщиц, в магазинах «выбросили» чудесные вязаные венгерские детские костюмчики: розовые для девочек и голубые для мальчиков. Сообразительные московские дамы вмиг их раскупили, распустили и стали вязать из них кофточки. Кстати, возможность распустить трикотажную вещь еще долгое время считалась не менее важным критерием, чем возможность перелицевать швейное изделие. Итак, у нас появилось несколько таких костюмчиков, из которых мама, домработница Маша и я изготовили себе «шикарные» пуловеры. Все они были связаны «змейкой», с короткими рукавами и вырезом «под горлышко».

В школьные и в институтские годы я время от времени возвращалась к этому занятию, но постоянно обвязывать всех своих родных начала уже после окончания института. Тогда вязали почти все, вязали из шерсти, катушечных ниток, веревок. При этом основной задачей вязальщиц было не показать свое мастерство, а сделать вещь, как можно более далекую от понятия «самовяз». Если ручную вязку можно было принять за машинную, и вещь, таким образом, имела «фирменный» вид, это считалось верхом совершенства. Общение с иностранцами тогда не поощрялось, но у папы в результате многочисленных научных командировок все-таки образовался знакомый – симпатичный француз профессор Сафир. Его сын в семидесятых стажировался в Москве и как-то зашел к нам со своей женой. До сих пор помню ее потрясение, когда она поняла, что надетая на мне кофточка мной и связана. В отличие от наших соотечественниц, восхищавшихся ровностью вязки, она никак не могла понять, зачем нужно тратить столько труда, чтобы скрыть основное достоинство вещи – то, что она сделана вручную.

Похоже, что на Западе до сих пор сохранилось уважение к вещам, сделанным руками. У нас оно было начисто уничтожено постоянной нехваткой модного ширпотреба. В этих условиях практически все занимались рукоделием. Достать что-нибудь «фирменное» было исключительно трудно, поэтому самая стандартная заграничная тряпка ценилась гораздо выше любого уникального «самовяза» или «самострока». До сих пор подарок, сделанный или только упакованный своими руками, многими считается признаком жадности и неуважения к одариваемому.





В 19 веке это было далеко не так. К именинам и другим праздникам подарки готовили загодя. Вышивая какой-нибудь кисет, тщательно выбирали рисунок, сообразуя его с занятиями и вкусами того, кому он был предназначен. А затем тратили массу времени на изготовление и оформление будущего презента. При этом ценность подарка определялась в первую очередь личностью дарителя.

Когда вошла в моду льняная пряжа, свекровь сделала мне великолепный подарок: моток льняных ниток, из которых ее отец или дед когда-то плел сети для ловли рыбы. Нитки были просто прекрасные: толстые, блестящие, настоящего льняного цвета, но, к сожалению, с течением времени они все перепутались и размотать их не представлялось никакой возможности. Весь отпуск, который мы проводили в том году на турбазе Дома ученых в Паланге, я распутывала этот моток. Ученые туристы истощили по этому поводу все свое остроумие, а наша хозяйка Петра, как-то проходя мимо, даже предложила за небольшую дополнительную плату бросить этот моток в печку. Тем не менее нитки были в конце отпуска смотаны в клубки, а потом из них на зависть всем был связан ажурный костюм неземной красоты.

Появление в 1970-х годах мохера также не оставило наших модниц равнодушными. В магазинах его не было, но можно было распустить китайское одеяло и связать из него шапочку. Одеяла были, правда, слишком большими, поэтому дамы скидывались, покупали такое одеяло на всю компанию, и каждая становилась счастливой обладательницей модной шляпки. Однако, несмотря на всю заманчивую красоту импортных ниток, самой практичной была (и остается поныне) наша «пятирублевая» шерсть. Она выпускалась двух сортов: с длиной нитки приблизительно 700 и 1500 метров в мотке весом 100 граммов, который стоил 5 рублей. Естественно, в продаже этой шерсти либо не было совсем, либо имелись в наличии какие-то серо-буро-малиновые цвета. Поэтому ее воровали прямо на фабрике, и время от времени в окрестностях института появлялись таинственные личности с бобинами «ковровой, пятирублевой» или даже буклированной шерсти. Одна из этих личностей постоянно обслуживала дамскую часть института речного пароходства. Ученые дамы приоделись и очень уютно чувствовали себя в новеньких вязаных кофточках, когда в институт вдруг нагрянула комиссия по расследованию хищений на шерстопрядильной фабрике. Все в панике попрятали свои кофточки в шкафы и столы, а комиссии только оставалось удивляться, почему в январские морозы вся женская часть коллектива сидит в каких-то легкомысленных блузочках, а кое-кто и в плохо прикрытых комбинациях.

Умение вязать нередко выручало и при выполнении швейных проектов. Например, если материи на костюм решительно не хватало, можно было к жакету связать воротник, манжеты и закончить его вязаной резинкой. Как памятник эпохи у нас долго хранилась кофточка, переделанная мной таким способом из папиного шерстяного нижнего белья, так называемого егерского.

Кофточка из «егерского» белья, середина 1990-х годов

В начале семидесятых была полоса увлечения шитьем из платков. Наподобие того, как Жозефина сшила себе несколько платьев из драгоценных кашмирских шалей, привезенных Наполеоном из египетского похода, мы кроили себе туалеты из рижских штапельных и павловопосадских шерстяных платков. Из штапельных платков шили летние платья, сарафаны, юбки. От стирки они теряли форму и садились, а затем переходили последовательно ко все более и более миниатюрным созданиям. Несколько позже в моду вошла ткань с говорящим названием «марлевка». Ее, разумеется, нигде не было, но изобретательные дамы быстро проведали, что на почте посылки обшивают чем-то подобным, и потянулись в отделения связи. Один раз мне удалось купить бязь. Из нее была изготовлена моднейшая юбка, отделанная коричневым ситчиком в мелкий горошек. Папа, правда, сообщил нам, что из бязи делают в основном солдатские подштанники, но меня это, конечно, не остановило. В это же время наша приятельница Алина Логинова сочинила для своей подруги блузку в фольклорном стиле из старой простыни, кусочков ситца и кружева. Подруга отправилась на юг, и там эту блузку украли. Алина не без удовольствия вспоминает об этом эпизоде, потому что, как известно, высшей степенью признания таланта художника считается момент, когда начинают красть его картины.