Страница 9 из 23
В сороковые и пятидесятые годы в холодный сезон носили ботики на утепленной подкладке, которые надевали прямо на туфли. С этими ботиками связан забавный эпизод, о котором долго помнили в нашем семействе. Однажды мама очень торопилась на работу. Накинув пальто и сунув ноги в стоявшие наготове ботики с туфлями, она выбежала из дома и вскочила в трамвай. Там она заметила, что на нее все внимательно поглядывают, но приписала это своей красоте. Только придя в институт, она обнаружила, что у нее на ногах ботики разного цвета и фасона: один – короткий коричневый, другой – высокий черный. Сначала она не придала этому особого значения, потому что в институте их все равно надо было снять. Но тут она вспомнила, что в коричневых ботиках у нее были вставлены коричневые туфли, а в черных – черные. Появляться перед студентами в разных туфлях и стать мишенью их остроумия очень не хотелось. Выручила секретарша кафедры: она как раз в этот день принесла на работу новые лакированные туфли, чтобы кто-нибудь их разносил. Тогда еще помнили о том, что женская ножка должна быть маленькой, и сознательно покупали обувь на полразмера или целый размер меньше, а потом разнашивали их сами или поручали пройти через эти муки кому-нибудь другому. Вот таким образом маме и повезло, причем довольны остались обе: мама весь день проходила в новеньких одинаковых туфлях, а секретарша получила обувь, готовую к употреблению.
Первые импортные платья мы увидели весной 1956 года, когда я заканчивала школу. Выстояв немаленькую очередь в магазине на ул. Кирова (ныне Мясницкой), мы с мамой стали счастливыми обладателями шести венгерских платьев (наверное, давали по три платья в одни руки, и мы закупили по максимуму). Платья были летние, поплиновые, с модными тогда рукавами «японка» и широченной юбкой в сборку. Одно из этих платьев было надето на выпускной вечер. Оно было, естественно, белым, потому что тогда существовало множество незыблемых правил, касающихся школьной одежды.
Выпускное платье должно было быть белым, в школу можно было ходить только в форме: коричневое (темно-синее или темно-зеленое) платье с белым воротничком и манжетами, черный фартук по будням, белый – в праздничные дни; на голове должны были быть косички, а на ногах – чулки в резинку. В этих злосчастных чулках приходилось ходить в любую жару. В таком виде мы сдавали и выпускные экзамены. И вот, после последнего экзамена, когда все школьные законы для нас стали уже недействительными, я быстро побежала домой и надела восхитительные эластичные носочки, которые папа только что привез из Франции. В них я, чувствуя себя образцом европейской элегантности, отправилась обратно в школу, чтобы узнать об отметках, которые объявляли только после конца экзамена. Не помню, чтобы какой-либо наряд позднее доставлял мне такое же удовольствие.
В том же 1956 году после окончания школы и поступления в институт мы с папой решили отправиться в Каргополь. Тогда только что начали появляться женские брюки, и я вознамерилась ехать в брюках. Папа безжалостно пресек эту инициативу, сказав, что за мной будут бегать мальчишки и бросать в меня камнями. Таким образом, я отправилась в наше путешествие в скромной юбке и куртке, к которым еще были куплены кирзовые сапоги для удобства и колорита. Мальчишки на меня все-таки пальцами показывали, потому что перед отъездом мне сделали только что вошедшую в моду стрижку «под мальчика».
С брюками боролись еще долго. В 1964 году, когда мы поехали вместе с родителями на Север, в Котласе меня не пустили в брюках в ресторан. К счастью, мы только что перед этим купили хорошенький ситцевый халатик. На мой вопрос, можно ли в ресторан в халате, привратник ответил утвердительно; и, надев под лестницей халат прямо поверх брюк, я гордо прошествовала в это шикарное заведение. С такими же строгостями мы столкнулись в конце 1970-х годов, когда на экскурсии в Печерский монастырь под Псковом нам было объявлено, что женщин в брюках туда не пускают. Запрет был совершенно бессмысленным, потому что стояли трескучие морозы и поверх брюк на всех дамах были надеты шубы и зимние пальто, полностью скрывавшие все соблазны. Тем не менее нам с подругой пришлось брюки подвернуть, а про наших девчонок мы сказали, что это мальчики. Насколько я понимаю, в области религиозной все эти запреты воскресли в наши дни с удвоенной силой. Например, не так давно какие-то раздраженные тетки накинулись на нас с внучкой Кирой за то, что мы зашли в церковь в перчатках.
В середине 1950-х годов в нашем обиходе появились китайские товары, и в частности бамбуковые зонтики, перекочевавшие теперь в антикварные магазины. По-видимому, тогда же магазины наполнились довольно топорными, но исключительно прочными изделиями китайской фирмы «Дружба»: мужскими рубашками, брюками, плащами, женскими вязаными кофточками и т. п. Последние представители этого поколения – брюки моего мужа Володи – закончили свои дни в нашей деревне, прослужив ему верой и правдой не меньше 30 лет.
Зонтик и веер. Китай, 1950-е годы
Яркие воспоминания того времени связаны с «настоящими привозными» вещами. Обычно они приобретались из-под полы в комиссионных магазинах, но иногда кое-что перепадало и другим путем. В 1957 году во Францию поехал муж маминой ближайшей подруги Екатерины Алексеевны Дютель (тети Кати). В тряпках он не соображал ничего, и поэтому ему были даны подробнейшие инструкции, что и какого размера нужно купить. Но, как известно, «красота – это страшная сила», и, прогуливаясь по улицам Парижа, он вдруг увидел в витрине платье, против которого устоять не смог. В результате своей немолодой и довольно корпулентной супруге он купил платье 46-го размера, сделанное из темно-серого материала в дырочку, имитирующего шитье. Сквозь дырочки просвечивал чехол из розового атласа. Фасон был самым модным: вырез – «лодочка», короткие рукава «японка», отрезной, обтягивающий по талии лиф и широкая, заложенная бантовыми складками юбка. Под чехлом была еще крахмальная нижняя юбка. Никакая переделка не смогла бы приспособить этот туалет к тете Кате, и он был отдан мне в своем исходном состоянии. Надела я его, по-моему, всего один раз на институтский весенний бал, но зато от произведенного этим платьем эффекта получила полнейшее удовольствие.
Мама. Архипо-Осиповское, 1954
В привилегированном положении, кроме дипломатов, работников торгпредств, особо надежных ученых, находились и кинозвезды того времени. Однажды известный историк моды Александр Васильев принес мне для фотографирования бижутерию, полученную им от наследников первого диктора советского телевидения Н. В. Кондратовой, известной актрисы Л. И. Касаткиной и кинозвезды 1960-х годов Н. Н. Кустинской. Помню, как эти украшения поразили меня своей убогостью. В то время на Западе работало множество фирм, выпускавших престижную бижутерию, которая маркировалась соответствующими клеймами. По-видимому, для наших «звезд» она была недостижимой роскошью, поскольку ни одного клейма на их украшениях обнаружено не было. Это и неудивительно: ведь государство отбирало у всех советских граждан, работавших за границей, львиную долю заработанных ими денег.
Бижутерия Н. Н. Кустинской из коллекции А. А. Васильева
Позже и в нашей торговой сети появились товары из «настоящей» заграницы. Однако деятельность наших чиновников, осуществлявших закупки этих товаров, приводила отечественных дам в состояние постоянной тревоги. Работники Внешторга вели дела с довольно неплохими фирмами, но закупали все громадными партиями. В результате, купив какой-нибудь остромодный туалет, дама рисковала встретить еще три точно таких же в любой точке Советского Союза. В частности, в начале 1960-х годов почти все советские гражданки были обуты в туфли и сапоги «аляска» фирмы Clark. Первые «аляски» стоили всего 40 рублей и пользовались большой популярностью. Они действительно были очень теплыми и удобными.