Следуй за солнцем

— Доцент тебя через проректора, Рокэ Алва, — пробормотал Валме. — Это невесело.

И что ему теперь делать с этой проклятущей бумажкой? Конечно, если Алва упрётся рогом, то без проблем напишет ещё одну, но упереться мы не дадим. Рога обломаем, а не дадим. Сжечь? Слопать? Порвать и в окошко выкинуть? А может, раз в жизни прокатит вариант «поговорить по-человечески»? Кто тут филолог, в конце концов — он что, слова не подберёт?

Одно дело — найти бумажку вовремя, другое — сделать что-то большее. Марсель так и не выбрал, каким способом расправиться со злополучной заявой, а когда скрипнула дверь, он обнаружил себя стремительно прячущим бумажку обратно в стол. Что ж, глаза боятся — а руки делают, вот только делают не то!

— Твою дивизию! — тут уже не дивизию, а целую армию. — Тебе вот обязательно красться по универу, как нашкодивший любовник?

— Ты только что от госпожи Матильды? — вскинул бровь нашкодивший любовник, как ни в чём не бывало начёсывая загривок Моро. — Что это за сравнения?

— Да вот в голову пришло, — болтал Марсель, нагло развалившись в кресле. Впрочем, когда это Рокэ останавливали такие мелочи, он просто уселся на стол. — А ещё на тебя всё-таки подали в розыск, ищут все кому не лень, ты что, телефон выключил?

— Действительно, — Алва кивком указал ему на край стола — а и правда, мобильник тут валялся и явно не дышал. Вот это крутые меры. Валме всё больше склонялся к мысли, что он полез вскрывать чужие ящики удивительно вовремя. Милый разговор застопорился, потому что Рокэ созерцал кота (их умение разговаривать молча выглядело как сцена из мистического фильма), а Марсель не собирался освобождать уютное кресло и взвешивал всякие радости жизни на внутренних весах. Та чаша, где лежали вперемешку новая жизнь, весёлый город, испанские песенки и приключения на пятую точку, явно перевешивала.

Ну, а ты о чём думаешь? Валме взглянул исподлобья на всё-ещё-проректора. Как обычно, попробуй догадайся. Рокэ выглядит спокойным и даже безмятежным, но когда он действительно соответствует своему настроению, знают только Моро или Сатана. А может, с порога догадался, что Марсель откопал бумажку, и ждёт?..

— Куда? — возмутился Марсель, когда Алва спрыгнул со стола прямо посередине его мысли.

— К господину ректору, — время вышло, надо было думать быстрее. На глазах не успевшего решиться литератора Рокэ обогнул стол, изящно отпихнул его кресло и без сомнений вытащил на свет какую-то сложенную бумажку. Какую-то, тоже мне…

— Зачем? — осведомился Марсель, выскакивая из кресла и всё ещё продумывая вариант с поеданием бумаги.

— Дело есть. Хочешь со мной?

Вот именно, что с тобой, только не так и не туда. Так ничего и не сделав, Валме поплёлся следом, коридор был неприлично жарким под конец дня, Моро свернул куда-то к окну, вот бы его хозяин тоже передумал. Но нет, Рокэ уверенно и прямо направлялся к ректорскому кабинету с ничего не выражающим лицом. Книги читать проще, чем людей, подумал Марсель и мысленно себя отчитал. Ещё бы — когда не надо, неугомонный язык работает без остановки, теперь-то что не так?!

«Я знаю, что там написано». Нет, уж очень на блеф похоже. «Не вздумай этого делать!» У нас что, мелодраматический фильм? «Если немедленно не объяснитесь, господин проректор, я лично надеру вам задницу». Сойдёт для сельской местности… Проклятье, почему это так тяжело сказать?

Время замедлило свой ход, Рокэ даже не подумал. Коридор сужался, а ректорская дверь становилась всё ближе и ближе.

— Подожди, — услышал свой голос Валме. А дальше? Кто дальше-то скажет, Шекспир, что ли? И не сошлёшься на великого писателя, не поможет он тебе.

Протянуть руку, сцапать за рукав, и пусть делает, что хочет. Неодобрительно покосившись на его манипуляции, Алва повёл плечами, но всё-таки остановился, и пока Марсель набирал в лёгкие воздух для пламенной речи, блистательный проректор сложил бумажный самолётик из собственного заявления об уходе, полюбовался им, остался доволен и запустил куда-то влево и вверх. Валме ошалело проследил за полётом самолётика, который завершился в мусорном ведре слева от ректорского кабинета.

— И что это было? — чуточку осипнув от удивления, вопросил Марсель.

— Выбирал, куда «это» полетит, — снизошёл до ответа Рокэ. — Полагаю, это место — самое подходящее. Но к господину ректору я всё равно зайду, так что будь добр, отцепи конечность…

Наплевав на приличия, субординацию и присутствие за дверями разных учёных личностей, Марсель издал ликующий вопль и сделал то, чего не делал с брудершафта — бросился обниматься с Алвой.

***

Воистину, сегодня какой-то сумасшедший день. Квентин несколько раз подряд убедился, что по университету бродят призраки, которые сидят под дверью, стоят под дверью и орут под дверью, но внутрь не заходят. То, что Окделл узнал про своего отца, даже полезно, да и без разницы уже — буквально полчаса назад, когда этажами ниже разыгрывалась драма с Альдо Раканом, председатель Дорак торжественно избавил университет от последней задолженности. Конечно, вместе с ректором и казначеем, но говорить пришлось ему. Вот лицо было у чиновника-лисички! Хотя надо признать, испытание позором он выдержал достойно, даже не потерял из речи «милых» и «драгоценных».

Остался лишь маленький штрих — поговорить с Олларом. Спешить некуда, у студентов ещё сессия, и обрадовать их новым ректором лучше не сейчас. Что и как он скажет Алве, Дорак знал уже давно, дело за малым — сказать.

По такому случаю можно и кофе. Квентин открыл потайной ящичек стола и без удовольствия обнаружил пустоту. Что ж, если новый ректор будет так же старательно работать, как лишает его кофеина, универ прямо-таки расцветёт.

По внутреннему радио передали просьбу собраться в ректорском конференц-зале, том самом, где обычно происходили министерские головомойки и милые домашние чаепития. Квентин хмуро взглянул на часы: уходить пора, но официально рабочий день ещё не кончился. И кто, скажите, ставит совещания на пятнадцать минут до конца? Конечно, они и дольше сидели, и до темноты, и до утра, но что же это за недоразумение? Видимо, Фердинанд опять что-то придумал, с ним бывает, ну ничего, скоро это пройдёт. Раз и навсегда для ОГУ. Рассеянно поправив воротник, Квентин вышел из кабинета, поздоровался в коридоре с Моро и одним из первых прибыл в пункт назначения.

— Вы не радуетесь жизни? Что случилось? — осведомился председатель, присаживаясь напротив Марселя. Валме занял местечко чуть поодаль от собирающихся деканов и выглядел, мягко говоря, невесело. Если бы не собственные радостные предчувствия, Дорак бы даже пожалел солнце всея ОГУ.

— Пока ничего. А вы, я вижу, своего добиваетесь, — пожал плечами Марсель. Он непривычно хмуро косился на Оллара, и Квентин подумал, что неплохо было бы отозвать пока-ещё-ректора в сторонку и предупредить его… ещё раз. Конечно, Дорак не раз говорил с Фердинандом прямо и конкретно, но вдруг забыл? С этого станется. А невесёлый Валме прямо бередит душу, как будто догадался, что сейчас произойдёт.

Ладно, в кои-то веки Фердинанд проявил инициативу в нужное время и в нужном месте. Явно решил объявить о замене ректора, пока Рокэ не успел уйти после защиты и прочих рабоче-студенческих перипетий. Что ж, можно и так, можно и сейчас — когда, если не сегодня? И солнце такое хорошее, радует глаз…

— Кто не здесь, тот, наверное, уже ушёл, — предположил Вейзель, и Квентин был склонен с ним согласиться. — Что произошло, господин ректор?

— Важная новость, — объявил Фердинанд. Ну надо же, мы сегодня в голосе. Были бы мы в голосе четыре года назад! — Господа, я прошу вас слушать внимательно, это действительно важно… Вы знаете, и я знаю, что куда лучшим ректором был бы другой человек, но не я…

Начало положено, а он угадал. Оллар и вправду решился, и даже сам — Квентин сегодня к нему не заходил, не считая совместного мытарства с чинушами и Манриком. Верно, надо напоследок оставить что-то хорошее.

За длинным столом поднялся шум, многие сочли своим долгом Фердинанда оговорить — даже если он не годился как ректор, как человек мало кому мешал жить, да и неприлично это — просто взять и согласиться. Дорак поддакивал, когда на него смотрели, а сам не сводил глаз с будущего гвоздя программы. Рокэ занимал своё место по правую руку от Оллара и не участвовал во всеобщих утешениях бывшего ректора. Сидел молча, скрестив руки на груди и глядя в одну точку, даже жалко человека. Алва никогда никому не проигрывал, а тут такое… И ведь знал всё с самого начала, но кто виноват, что лучше него ректора не найти? Ничего, поупирается и привыкнет, в конце концов, все мы к чему-то привыкаем.