Страница 14 из 49
— Слушаю вас. — Луиджи должен был предупредить, насколько «неразговорчивым» становился Алва, потому что от его голоса веяло только раздражением и холодом, несмотря на жару.
— Да я ненадолго, — от неожиданности Марсель почти стушевался. Зато разговор о всяком серьёзном точно откладывается. — Как вы думаете, индейское перо лучше вставить в шляпу или в петлицу?
Ерунда, зато не придерёшься. Не отвлекаясь от запечатывания какого-то письма, Рокэ ответил вполголоса:
— Для начала сойдите на берег, а там, если не передумаете, я в подробностях расскажу, куда и под каким углом вам лучше вставить это перо. Что-нибудь ещё?
Какие уж тут вопросы! Пробормотав что-то извинительное, Марсель как мог бесшумно отошёл.
***
В порту их встречали сначала радостно, а потом настороженно. Наблюдавший с краюшка палубы Марсель не сразу заметил перемену настроения в сухопутной толпе гуляк, зевак, женщин и рыбаков, а потом увидел, что вместе с ними с другой стороны приближается корабль. Тоже испанский и, кажется, тоже галеон, хотя Валме видел не так много этих суден, чтобы разбираться как следует. Но по сравнению с «Сан-Октавией» кораблик выглядел не просто потрёпанным — мёртвым. При ближайшем рассмотрении моряки на «Изабелле» оказались изрядно похудевшими, усталыми и больными, и как же их мало!
— Беднягам не повезло? — на всякий случай шёпотом спросил он у Хуана. Рядом был только старпом, придётся ему потерпеть — в конце концов, «месье виконт» честно помалкивает уже несколько часов, жуть какая. Оторвавшись от мрачного созерцания морских коллег, Суавес не очень понятно объяснил:
— Добро пожаловать на берег, месье виконт. Всё немного не так, как вы думали.
И действительно, всё было не так. Прибывавшие в Кадис торговые суда были по большей части именно такими — растрёпанными, побитыми и злыми. Можно было подумать, что не «Изабелле» и другим не повезло, а «Сан-Октавии» — не повезло выделяться из всей этой пёстрой несчастной компании. Марсель невольно вспомнил аханья и оханья маменьки, которая не хотела его отпускать ни на какие корабли. Моряки же, стонала маменька, моряки все тощие да больные, из пятидесяти человек возвращается хорошо если десять, штормы — смерть, еда — смерть, вода кончается, карты врут… И как он ни разу об этом не вспомнил?! Может, «Сан-Октавия» и вовсе сон?
Но это был не сон, виконт ущипнул сначала себя, потом борт — старпом посмотрел на эти жесты почти что с пониманием. Верилось с трудом. Да, они пару раз попадали в отвратительную погоду, но благодаря нечеловеческим предчувствиям опытных моряков и капитана обходили бурю по самому краю. Да, запасы еды были не вечны, но они ели много разве что по праздникам, а после «Короля Артура» провианта и вовсе прибавилось. Да, иногда кто-то ранился или заболевал… Лекаря на борту не было, как и любого другого не-моряка, зато был Рокэ, который по большей части лечил всех сам. И курс высчитывал сам… Не то чтобы Марсель совсем не следил за тем, как они плывут, но никаких заминок с тем, куда вести судно, не возникало.
Он и раньше замечал, что матросы «Сан-Октавии» молятся если не Богу, то дону капитану, но только теперь полностью осознал, почему. И сразу же столкнулся с болезненным молчанием швартующегося рядом корабля. С «Изабеллы» на них смотрели, и это очень слабо тянуло на приветствие. Вообще-то с такими лицами люди друг друга ненавидят.
— Хоть бы порадовались за вас, — ещё тише вздохнул Марсель.
— Не могут. Почти никому не удаётся выйти живыми из лап англичан, — поджав губы и тоже не повышая голоса, ответил Хуан. Виконту показалось, что старпому просто хочется кому-то это сказать, но не капитану же — а тут слушатель. — Люди не любят чужих успехов, месье виконт, особенно если не могут понять. Когда мы сойдём на берег, молчите.
Снова молчать? А тут захочешь — слова не вымолвишь! Они спускались по сходням, переносили добычу в телеги, кареты и повозки и не разговаривали. Один раз Валме чуть не врезался в чужого моряка, потому что того шатало от усталости. Они тоже устали, но никто не позволил себе сойти на землю и рухнуть, никто не был обессилен настолько.
Значит, вот чем оборачиваются атаки английских кораблей. Королеве Елизавете хорошо, она снарядила именитого пирата, обеспечила и себя, и его, сколотили ещё несколько суденышек — и пожалуйста, плывите и обогащайтесь. Марсель об этом слышал и даже слушал, но не придавал особого значения. Во время плавания стало чуть больше обидно за Испанию, только и всего. Но теперь, когда он понял, чего чудом избежал сам и чего не удалось избежать другим, стало тошно и страшно.
Все товары были выгружены, корабль — пришвартован, толпа молчала. Где-то кто-то рыдал пронзительным женским голосом, как будто жена не вернувшегося моряка. Чуть задержавшись на помосте, Марсель едва не отстал от своих и прицепился к Пако, с бесстрастным лицом шагавшего в конце отряда. Сейчас у всех были такие лица. Рокэ, Хуан и Луиджи — впереди, и они, разумеется, ни с кем не здороваются и не машут руками разношёрстной толпе.
— Там капитан Алва, — послышалось из толпы. Вперёд высунулись какие-то мальчишки, и они были единственными, кто осмелился выказать восторг. — Смотри, там же капитан Алва!
— Я, когда вырасту, сбегу из дома и пойду на «Сан-Октавию»!
Кажется, их осадили родители, и больше никто ничего не говорил. Территория порта казалась виконту огромной, больше океана, чем дольше они шли — тем тягостнее становились напряжённые и даже раздражённые взгляды.
— Демоны…
— Черти…
— Безбожники проклятые! Продали душу Дьяволу!
— Хранит их какая-то тёмная сила… Все умирают, а этим хоть бы хны!
— Отойди оттуда, сын мой, этот корабль проклят.
Этот? Этот корабль?! Марсель решил, что он бы легче перенёс оскорбление своей невесты, чем «Сан-Октавии». А конкретной невесты как раз не было.
— Кончилось, — с облегчением выдохнул Пако, когда они наконец вырвались в жилую часть города. — Видите, месье виконт, почему нас не встречают? Встречали уж, теперь предпочитают ждать дома…
Сказать было нечего, а что на это скажешь? Условившись встретиться вечером в какой-то всем известной таверне, моряки стремительно разбежались, и Марсель едва успел схватить Луиджи за локоть, чтобы уточнить название заведения. Что ж, до вечера время есть, нужно отбросить неуместную горечь после безрадостного прибытия в Андалусию и пройти стопами брата — поискать знакомых священников.
***
Католическая Лига то ли распалась, то ли нет, но поддержка испанского короля никуда не пропала. Стоило Марселю объяснить, что он беглый французский католик, душевно перекреститься и поцеловать большой палец в конце, как это обожали делать испанцы, ему открывались почти все дороги — пару раз сердобольные пожилые дамы даже накормили не очень голодного, но всегда готового перекусить виконта. Так он ближе к шести часам добрался до какого-то древнего храма в старой части города. Шансы были ничтожно малы, однако Марсель нашёл, что искал, и даже больше.
Например, во дворе в тени дерева сидел с чётками до неприличия знакомый священник. Его Валме видел у себя дома, когда они укрывали несчастных от погромов, устроенных протестантами и их союзниками. Было опасно, но как-то справились!
— Это вы, падре? — окликнул Марсель. Естественно, его не узнали, тогда он вкратце описал события тех жутких ночей во Франции и получил в ответ ошеломлённый взгляд:
— Вы, виконт? Старший сын графа Бертрама?
— Пока да, — кивнул старший сын. — Чем ещё могу подтвердить…
— Не надо, я узнал ваше лицо, — заверил святой отец и перекрестил себя, Марселя, дерево, ещё раз Марселя. — Господи, спаси и сохрани… Мы решили, что вы погибли!
— Вот отсюда поподробнее, падре, — попросил Валме и как бы невзначай уселся рядом. — Что вы делаете здесь и откуда знаете, что меня похоронили?
— Все мы во власти Господа, и это тоже воля Его, — объяснил падре, выждал положенное время и рассказал подробнее о том, как он перед отъездом, фактически — бегством, в Испанию заехал проведать своих спасителей и обнаружил семейство в горе. Горе, надо полагать, было условным, но Марсель всё равно умилился. Прошло уже около полугода, от наследника графа ни слуху, ни духу, ни письма, ни весточки.