Страница 13 из 49
Луиджи подумал, что они затягивают с этой игрой в кошки-мышки, и в ту же секунды воздух над «Сан-Октавией» разорвался оглушительным лязгом стальных клинков. Капитан и старпом как будто перешагнули какую-то черту и одновременно ударились атаковать. Одинаково размашистые движения, одинаковый обман — каждый контролировал себя по максимуму. Что было показательнее, так это их лица — Луиджи раньше не замечал, что такая безумная улыбка бывает не только у Алвы…
Они начали драться всерьёз, все вокруг затаили дыхание, Джильди невольно унёсся в прошлое. Отрывистые, жёсткие выпады Хуана как нельзя лучше описывали его самого. Когда-то давно, наверное, год назад Суавес рассказал ему об Окделле. Луиджи до сих пор не понял, чем он заслужил такую откровенность от замкнутого в себе старпома, но факт оставался фактом — правду до конца ему рассказал Хуан.
«Дон капитан велел не убивать его. Это приказ, и приказ до сих пор не отменён. Если я когда-нибудь встречу этого человека, боюсь, мне придётся нарушить приказ…»
Звон клинков, танец двух огней, каждый из которых и жжёт, и обжигается.
«Вы знаете, что дон капитан не тот человек, которого можно застать врасплох, только если он сам этого не захочет. Это произошло из-за меня. Я был тяжело ранен в голову, дон капитан не мог отвлечься от моей раны, и Окделл подошёл сзади».
Тоже после боя. Тоже было темно. Тоже тени кружили по палубе. Вспоминает ли он сейчас? После того странного разговора Хуан ничем не напоминал о нём, про ребёнка, ударившего в спину, казалось бы, забыли. Но Луиджи чувствовал, что помнят все, все до единого, только никто не говорит, и больше всех не говорит Хуан.
Ричарду Окделлу подарили жизнь, его вырастили и научили драться на этом корабле. Луиджи ни разу его не видел и был почти рад. Конечно, лично ему Алва ничего такого не приказывал, но ему было тяжело представить себя на месте того же Суавеса: встретить несколько лет спустя и не мочь убить.
Оглушительно громкий звон. Эспада Рокэ прочертила в воздухе что-то наподобие креста (вот уж точно случайность или злая шутка), клинок Хуана откатился в сторону.
Луиджи неожиданно ясно понял, что чувствует — может чувствовать — старпом. Что по рассказам, что по собственным домыслам, Марсель ничем не был похож на того ребёнка, за исключением одного — он точно так же был спасён и продолжает оставаться на корабле. Почему Рокэ отпустил Окделла, знает только Рокэ, но Хуан определённо никогда этого не простит. И неудивительно, что в легкомысленном виконте он тоже видит угрозу.
— Марсель…
— Да?
— Что ты будешь делать, когда мы причалим?
Валме пожал плечами и поморщился, видимо, напрочь забыв о ране. Он был полностью поглощён чужим фехтованием и явно не сразу сообразил, о чём его спрашивает Джильди.
— Мы ещё не причалили, — заявил виконт. — Не торопи судьбу.
Луиджи не мог сказать, что разбирается в людях хорошо, но Марсель явно уже всё решил. Во всяком случае, для себя. Расспрашивать дальше показалось ему неприличным, и Луиджи с усилием выдрал себя из прошлого, вернувшись телом и душой на палубу ставшего родным корабля — Рокэ как раз принесли гитару.
========== 5. «Кадис» ==========
1586
Кадис, известный андалусский портовый город, не сделал Марселю ничего плохого, но всё равно о нём думалось с тревогой и тоской. Всё желание вернуться на сушу, желательно на своём материке, бережно хранимое виконтом в уголке сердца всю дорогу, словно смыло морской волной. Вот именно — смыло волной! Доплавался! Валме догадывался, что однажды ему не захочется домой, но чтобы настолько сильно — такого он не ожидал.
Команда его чувств вроде бы не разделяла. Конечно, у них там родина, у кого-то семьи, один гребец рассказывал про вышедшую замуж дочку, например. Большинство матросов пребывали в радостном возбуждении от приближающейся земли. По расчётам оставалось плыть совсем недолго, а скоро с марса покажется суша, и… И — что?
Страдая, Марсель думал, кого здесь можно подбить на сочувствие. Не то чтобы он не мог страдать один, но это как-то скучно и неинтересно. На роль благодарного слушателя лучше всех годился Луиджи, тем более, он перманентно страдал, даже если делал вид, что нет. Умница-боцман пришёл первым и сказал:
— Не знаю, что ты планируешь делать дальше, но в любом случае удачи. Дома, наверное, заждались.
Вот так вот, виконт. Вас только что ненавязчиво послали. Кажется, Джильди и сам не заметил…
— Наверное, — вежливо ответил Марсель, завязывая и развязывая пояс уже в пятый раз подряд — так лучше думалось. — Ты не очень-то хочешь домой, да?
— Так я и не дома, — напомнил Луиджи. Он рассеянно бряцал ключами от трюма и тоже не хотел видеть никаких берегов. — Многие спешат к семье, это нормально, моряки вообще любят дом… Потому что редко там бывают, я полагаю. Мне некуда идти, кроме «Сан-Октавии», но пока корабль будет в порту, на нём особо не поспишь.
— И куда ты деваешься?
— Занимаю комнату или две в дешёвой таверне. Пару раз гостил у Бласко…
Валме слушал его восторги по поводу испанских семей и думал, что зря он отказался страдать в одиночку. Стало только хуже. При одной мысли о том, что ему придётся покинуть раз и навсегда вечно страдающего, но весёлого собутыльника-боцмана, строгого не без причины старпома, немного не от мира сего, но лучшего в мире дона капитана, весёлых и отзывчивых ребят-матросов, которые учили его плавать… Год, целый год! Уплывать из дома оказалось не так тяжко, как теперь расставаться с испанским кораблём.
— Ещё раз спросишь меня о доме — стукну чем-нибудь, ей-богу, — не выдержал Марсель.
— Ты не так понял, — Луиджи примиряюще поднял руки, — я не к тому, чтобы ты поскорее уезжал… Думаешь, хочется поскорее расстаться? Конечно, нет. Сначала ты мне не очень нравился, но…
Этого было более чем достаточно. Повиснув на шее у расчувствовавшегося боцмана и хлопая его по спине, Валме лихорадочно соображал дальше. Что у него есть? Немного — ничем не обоснованное, но чрезмерно сильное желание остаться с моряками и один-единственный союзник в этом деле. Здравый смысл и логика подсказывали, что надо как можно скорее седлать лошадей и мчаться на родину, но… Для начала он немного посмотрит город и подумает ещё. Может, и придумает, как вывернуться из ситуации.
— Я к тому, — попытался продолжить Луиджи, выскользнув из объятий, — что ты можешь не спешить…
— Только что об этом подумал, — не соврал Марсель. — Есть пара мест, куда я точно должен зайти, даже если отвратительно задерживаюсь на пути домой… Не очень хочется, но сейчас это даже на руку.
Даже если бы он счёл приличным прямо просить о помощи Джильди, это бы ничего не принесло — просить прямо имеет смысл только капитана. Это одновременно самое сложное и самое простое: что ответит Рокэ, нельзя предугадать никак, значит, беспокоиться заранее тоже не о чем. Сначала и вправду стоит проведать пару соотечественников, которые либо жили в Андалусии, либо оставили для него стопочку писем. Должны были! Когда Сержа носило в Испанию сначала по церковным, а потом по любовным делам, было именно так.
— Одну-две ночи мы будем здесь, — наставлял боцман, пока Марсель заканчивал собираться. — Потом все разъедутся на месяц или два, до следующего плавания… Ты куда заспешил?
— Мм, прощаться, — пробормотал виконт. — Или просто проветриться.
— Дон капитан у себя, — без проблем угадал Луиджи. — Только ты извини, конечно, но болтай поменьше… Каждый раз, когда мы бросаем якорь, дон капитан становится немного… неразговорчивым. Его тоже не очень тянет на землю.
— Да мы товарищи по несчастью, — значит, болтать поменьше? На это он не подписывался! Ладно, на месте разберёмся, тем более, есть ещё два дня.
Сундуки, ящики и прочие радости морской жизни уже начали выгружать из трюма на палубу, чтобы потом побыстрее сплавить на сушу и облегчить корабль. Всё это добро было расставлено в самых неожиданных местах, и Марсель чуть не поломал ноги на пути в капитанскую каюту, хотя многие из этих сундуков ставил сам. Рокэ было трудно не узнать даже в светском камзоле, широкополой шляпе с пером и прочих составляющих костюма, какие виконт видел только на портретах и пару раз у себя дома. В каюте стало как-то грустно без карты на стене, со свёрнутыми флагами и бумагами, убранными в сумки компасами и чертежами.