Страница 16 из 21
Я не позиционирую себя как тьютора. Однако мне приходилось иметь дело с работой, которую сегодня отнесли бы к тьюторской. Речь идет о ведении аспирантов или друзей, приходивших ко мне за помощью, причем достаточно регулярно. Вспоминая, что же я делал и с какими проблемами сталкивался, я с удивлением понял, что основные затруднения относились не к представлениям о том, куда и как я должен вести своего подопечного (это получалось как-то само собой, а не в результате планирования или программирования, хотя оно тоже имело место), а к моим собственным поступкам и решениям. Мне приходилось решать, брать ли аспиранта, обратившегося ко мне, или не брать, поскольку он почему-либо не показался мне; что делать, если моим советам или видению (обычно я рассказываю, как я вижу проблему или как бы я сам ее решал) не доверяют или прямо возражают; как быть, когда мой подопечный пошел каким-то другим путем и я уже не могу ему помогать; что делать, если наше совместное, по сути, исследование зашло в тупик и другие.
Ну да, я направлял своего аспиранта или друга, но каким способом: не указывая ему точный маршрут и действия, а рассказывая, что вижу, какие проблемы, как бы я решал их сам. И мы вместе с ним обсуждали эти соображения и предложения. В результате какие-то из них брались, а какие-то нет, но самим ведомым. Думаю, в частности, потому, что предлагаемые знания и способы работы (мышления) были мною продуманы и проработаны (иногда прямо в ходе нашего общения, но чаще в предыдущих исследованиях), причем примерно по типу для обсуждаемых ситуаций и проблем. Не является ли тогда мой подход чисто субъективным, поскольку я невольно вменял ему свои представления? Ну, первых, конечно, он субъективный, но ведь и я субъект (как писал Бахтин, «два духа, взаимодействие духов»). Во-вторых, отчасти мой подход может считаться объективным: я вел исследование, стараясь его рефлексировать (т. е. продумывал, на какие факты я опираюсь, как доказываю свои положения, выдерживают ли они критику и прочее)[59]; кроме того, и это очень важно, я прислушивался к реальной критике своих работ, старался ее учесть, что делает исследование вполне объективным в плане социальной коммуникации.
Если теперь перевести эти размышления относительно моего опыта тьюторской работы на вопрос о пространстве и общих условиях индивидуализации, то приходится сказать, что они будут задаваться прежде всего моими исследованиями и представлениями. Последние и субъективны и объективны. Начну, с представлений о личности.
Суммируя свои исследования по личности и беря их в контексте тьюторского интереса, укажу на такие положения. Первое, различение становления личности и ее развития. Второе, значение в процессе становления личности экзистенциальных ситуаций, поступков, схем, личностно-ориентированных практик, условий социализации. Третье, важная роль способов осознания (концептуализации) реальности (себя и мира). Для чего тьютору могут понадобиться эти представления? Во-первых, для понимания нормального хода развития своего ведомого, во-вторых, для диагностирования отклонений от него (запаздывания в развитии или серьезного нарушения). Например, нормальный процесс развития личности, как я показываю, включает в себя: переход к самостоятельному поведению и выстраиванию себя и мира, в котором человек живет и действует; освоение личностно ориентированных практик (мышления, общения, искусства, права, романтической любви); осознание своей личности (конституирование образа «Я», «Я реальности»). Однако нередко молодой человек, особенно опекаемый родителями, не хочет жить и действовать самостоятельно; или другой вариант, напротив считает, что он уже все сам может, хотя еще не сформировался как личность; третий вариант – имеют место такие условия социализации личности, которые приводят к деформированному развитию человека и отклоняющемуся поведению. В этих случаях будут задержки или неудачи также и в принятии решений, касающихся образовательных проблем и решений. В качестве иллюстрации рассмотрим кейс из первой книги для тьюторов, но анализ его мы сделаем другой. Это реальная жизненная история, пересказанная в третьем номере газеты «Еврейское слово» Аркадием Красильщиковым.
«Из колхозу мне удалось сбечь в четырнадцать годков, – начала свой рассказ Клавдия Зотова. – Нужны были работницы на торфоразработках. В деревню нашу прислали ответственного товарища, он меня и внес без лишнего разговора в списки, не поглядев, что годков мне мало. Я росту была большого и сильная на вид.
Два года потом жила в бараке и работала формовщицей на прессе по 12–14 часов в сутки, но к пятьдесят первому году предприятие это свернули за нерентабельностью, в бараках стали селить бывших зеков, высланных на 101-й километр. Я же должна была вернуться в колхоз – с голодухи пухнуть, но тут нашелся добрый человек и устроил меня на ткацкую фабрику в город Порхов…
Теперь скажу о главном. Работал у нас на фабрике один еврей семейный по фамилии Лонж, Яков Самойлович. Фельдшером работал в здравпункте. Был женат, имел двоих детей, с большой разницей в возрасте. Старшему сыну – Вене, как мы познакомились, было уже 17 лет, а младшенький – Сашок – только народился.
У меня случилась большая любовь к этому Вене. Можно сказать, я из-за этой любви и поступила в вечернюю школу учиться, в пятый класс, а он, Венечка, как раз десятый кончал в школе обычной. Вене может поначалу тоже показалось, что мила я ему и желанна. Я у него первой женщиной стала в жизни. Наша любовь с год продолжалась, а потом его в армию забрали, и он мне оттуда письмо отписал, что просит прощения за все, но больше близость со мной соблюдать не намерен, не хочет меня обманывать и предлагает не ждать его с Дальнего Востока, а устроить свою личную жизнь с другим человеком.
Много времени прошло, но могу смело сказать, что горя сильнее не было в моей жизни. Хотела даже руки на себя наложить.
Нужно вспомнить, какое было время тогда. Все вокруг говорили, что евреев скоро высылать будут на Север, в лагеря, так как они «убийцы в белых халатах». Отца Вени с медицинской работы выгнали, но директор наш был человек добрый и умный. Он Якова Самойловича оставил при фабрике разнорабочим. Так и сказал: «до лучших времен»
Мне доброты и ума не хватило. Я страшным письмом Вене ответила. Смысл письма был такой: как он, жидовская морда, посмел меня, русскую девушку, бросить, надсмеялся над моими высокими чувствами.
Веня на это письмо не ответил, а я все горела страшным огнем. Я вдруг возненавидела не только его, но и все семейство Лонжей. Я тогда задумала страшную месть: решила украсть их недавно рожденного сыночка, отнести его в дальний лес и там бросить в снег, чтобы он умер холодной смертью. Я тогда подумала, что мне за это ничего не будет от властей, потому что все евреи в СССР будто стали вне закона, и с ними можно было делать все что угодно.
Надо сказать, что наше общежитие было близко от дома Венички моего. Вот однажды и случился подходящий момент младенца выкрасть. Маленький меня хорошо знал и улыбался, когда я его в коробку большую из фанеры посадила. Так и несла до леса. Он мне оттуда агукал из коробки, а потом даже заснул. Так я почти бежала с Сашком более часа, а потом ушла от дороги по глубокому снегу в лес, поставила коробку под ель и стала бечь от этого места.
Тут Сашок будто понял все и заплакал. Он плачет в крик, а я бегу. Потом как-то вдруг силы кончились, упала, хватаю снег губами и ясно понимаю, что не смогу бросить маленького так, на смерть.
Вернулась, взяла его на руки, а Сашок сразу плакать перестал. У него всю жизнь был такой характер. К людям с большим доверием относился. Никогда потом не верил, что человек человеку – волк, даже во взрослом возрасте не верил».
Клавдия решила выдать украденного мальчика за своего сына, прижитого от случайного человека, отвезла в деревню к матери, которая сначала его и воспитывала. Потом Зотова взяла заболевшую мать с «сыном» к себе. Судьба Саши сложилась удачно: он окончил школу с отличием, поступил на математический факультет МГУ, закончил аспирантуру и затем стал работать в «почтовом ящике».
59
Подобным образом отрефлексированное исследование может рассматривается как инструмент объективного анализа (см. Розин В. М. Особенности дискурса и образцы исследования в гуманитарной науке. М., 2008. С. 108–135: Розин В. М. Мышление: сущность и развитие. М., 2014. С. 282–293).