Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 41



Проекты текстов, выработанные на конференции 1948 г., не были в точности теми же, с которыми начала работать конференция 1949 г. МККК слегка подправил их en route[92] точно так же, как он подправил проекты, выработанные на конференции 1947 г. en route в Стокгольме. Специалисты по подготовке проектов документов, работающие в правительственных ведомствах, тут же заметили внесенные изменения и соответственно изменили свои планы действий. Некоторые из этих поправок застряли, другие прошли. Разная судьба этих поправок ясно отражает степень, до которой МККК, несмотря на нажим, которому он подвергся со стороны остальных участников движения (или благодаря ему), сохранял практический контроль над процессом выработки текстов в течение трех лет, когда разрабатывались новые Конвенции. Комитет настаивал на применении собственных суждений и добивался включения собственных идей без предварительной обязательной консультации с государствами. Наиболее примечательным начинанием МККК в этом ключе было появление в повестке дня 1949 г. четырех новых общих статей (т. е. общих для каждой конвенции), призванных удовлетворить принятый в Стокгольме voeu[93], чтобы было предпринято нечто весомое с целью «пресечь нарушения гуманитарных конвенций». На деле было предпринято следующее: в декабре 1948 г. в Женеве была созвана узкая комиссия экспертов, в которую вошли Херш Лаутерпахт (Hersch Lauterpacht), самый известный британский профессор международного права, Жан Гравен (Jean Graven) один из столь же знаменитых швейцарских профессоров, Мартинус Мутон (Martinus Mouton), капитан военно-морского флота Нидерландов и судья верховного апелляционного суда этой страны, и уважаемый британский юрист полковник Генри Филлимор (Henry Phillimore), который, как и Мутон, совсем недавно получил опыт в деле преследования за военные преступления, когда работал в Нюрнберге в составе группы обвинения[94]. Под председательством Макса Хубера, известнейшего международного юриста, в течение многих лет занимавшего должность судьи в Постоянной палате Международного Правосудия, эта комиссия выработала проекты статей, из которых впоследствии, после множества пререканий и смягчений, получились общие статьи о «серьезных нарушениях», ставшие одним из самых выдающихся нововведений 1949 г.

В течение нескольких месяцев было неясно, когда же наконец соберется Дипломатическая конференция. Какая процедура меньше всего будет раздражать русских? Следует ли созвать второе совещание правительственных экспертов, чтобы снова навести порядок в текстах после стокгольмских гуманитарных изменений и поправок (которые привели в ужас Уайтхолл и не слишком нравились ни Вашингтону, ни Канберре), или достаточно будет сделать перерыв в середине Дипломатической конференции, во время которого правительства смогут повторно проанализировать проделанную работу?[95] Последнее предложение было совершенно неприемлемым для государств, чьи делегации должны были ехать издалека – они настаивали, чтобы конференция, коль скоро она будет созвана, должна приняться за работу и закончить ее, не делая перерывов. Швейцарское правительство придерживалось того же мнения. К концу сентября 1948 г. оно направило правительствам сообщения о созыве конференции 25 марта 1949 г. с приглашением принять в ней участие. Но Дипломатическая конференция фактически началась только 21 апреля, т. е. почти на месяц позже, поскольку выяснилось, что лидер французской делегации Альбер Ламарль и некоторые другие по досадному совпадению оказались заняты в это же время на других конференциях.

Делегации готовились к конференции, в которой многое казалось непредсказуемым. Предметы их беспокойства, могущие ограничить возможности для договоренностей, и болевые точки выходили за рамки чисто локальных интересов. В конце концов, вокруг бушевала «холодная война». Вопрос участия или неучастия в конференции СССР, естественно, был принципиальным вопросом, постоянно обсуждавшимся на протяжении всей зимы. Другой важный вопрос состоял в том, насколько «стокгольмские тексты» будут и смогут служить удовлетворительной базой для серьезной дипломатической работы, и на него давались разные ответы в многообещающем буклете «Замечания и предложения», выпущенном МККК в феврале 1949 г., и в осторожном британском правительственном «Меморандуме по Конвенциям о защите жертв войны» (направленном в Берн с просьбой распространить его копии среди всех вероятных участников). Кроме того, имелись вопросы и по поводу списка приглашенных. Как насчет Японии и Германии? Уайтхолл считал, что обе должны присутствовать в каком-то скромном качестве, и Япония в конце концов направила наблюдателей, но Вашингтон категорически запретил любое участие Германии[96]. О разочаровании Берна по поводу неучастия Цейлона и Южно-Африканского Союза (что было тем более странно, что эта страна направляла своих делегатов на конференцию 1947 г.) было надлежащим образом доведено до сведения Уайтхолла[97]. Состоялся обмен мнениями между государствами, которые надеялись на взаимную поддержку, стремились завести друзей или использовать свое влияние. Если что-то в подобном же роде происходило между Москвой и столицами сателлитов, то это невозможно было узнать, однако на конференции было отмечено, что сателлиты всегда голосовали так же, как СССР, и что между ними явно было заранее спланировано разделение труда в том, что касается участия в дискуссиях. Канада в ходе подготовки была больше склонна консультироваться с США, чем с Великобританией. Австралия и Новая Зеландия общались между собой больше, чем Австралия общалась с другими государствами. Дания стремилась заранее, до начала конференции, объединить все скандинавские страны, но ей это не совсем удалось. В Женеве, однако, все они, включая Финляндию, «гармонично сотрудничали»[98].

США почти не проводили предварительных консультаций с другими государствами по поводу конференции, за исключением Канады и Великобритании. Широкий обмен мнениями с Францией касался русской проблемы со всеми теми побочными ответвлениями, которые Франция в ней усматривала. Определенные расхождения с позицией Великобритании обнаружились на ранней стадии работы, и были предприняты попытки их разрешить, главным образом когда сэр Роберт Крейги (Sir Robert Craigie), назначенный главой британской делегации, смог в конце февраля 1949 г. сделать остановку в Вашингтоне во время одного из американских праздников. Он отметил в записях, что прекрасно поладил с людьми, с которыми встречался, и был особенно обрадован, когда узнал, что его американским визави на конференции будет Леланд Харрисон (Leland Harrison), опытный дипломат и бывший посол, как и он сам. Но разногласия по существенным вопросам остались, порождая временами шероховатости в отношениях между двумя державами во время конференции, причем обе делегации постоянно выражали сожаление, что не могут достичь полной гармонии между собой. Идти не в ногу с основными военными союзниками по «особым отношениям» казалось американцам не совсем правильным. Равным образом далеким от идеала отношений и тем более удивительным для Вашингтона, – по-видимому, потому, что это стало полной неожиданностью, – оказалось проявление некоторой ненадежности со стороны государств Южной Америки, воспринимавшейся как своего рода недисциплинированность. Неизвестно, в какой степени их делегаты были проинструктированы голосовать вместе с США (Бразилия, например, заявила, что ее делегаты на конференции 1947 г. получили такие инструкции), но очевидно, что делегация США, которая устроила один из своих двух больших приемов исключительно для южноамериканцев, испытала определенное негодование, когда они ее не поддержали в самые важные моменты[99].

92

По ходу дела, в пути (фр.). – Прим. перев.

93

Наказ (фр.). – Ред.

94

Источники и другие детали см. ниже, там, где этот эпизод рассматривается более подробно.

95





О реакции британцев и американцев на Стокгольмский вариант см. доклад Гарднера в: UK: WO 32/14872 и его процитированное выше сопроводительное письмо, ссылка на которое дана в сноске 16. То, что он говорит о некоторых американцах, которые выразили удивление частным образом, подтверждается в отношении «большинства стран» австралийским представителем Дж. Д. Мак-Атиром (J. D. McAteer), см: AUST: A. 1838, 1481/1 part I (А) no. 95; а также представителем Австралийского Красного Креста в более позднем письме: A. 462, 846/11(1).

96

UK: FO 369/4146 K. 3023, 3145, 3258, and 4147 К. 3449.

97

UK: FO 369/4147 K. 3637.

98

SW: HP/30/B, Files XXI–XXIII passim. В официальном отчете главы шведской делегации особо отмечено, что впервые с момента окончания войны Финляндия появилась на международной конференции. Можно предположить, писал он, что она вела себя так из осторожности, но «насколько я могу судить, не было такого случая, чтобы советская делегация пыталась оказывать влияние на позицию финнов».

99

The 1947 Brazilian на стр. 8 доклада Клаттенберга, процитированного выше в примечании 13. О других латиноамериканцах см: US Dip: 514.2 Geneva, 7-649 and 7-1149.