Пулеметчики

– Вы были представлены к званию Героя Советского Союза. Как вы узнали об этом событии? Почему не получили заслуженную награду? Вы первый в полку ступили на правый берег Днепра, и, согласно указанию Верховного Главнокомандующего, вам это звание заслуженно полагалось. Я читал о вашем героизме на Днепре в воспоминаниях Милявского. Что тогда произошло?

Когда с плацдарма эвакуировали, мне санитар помогал идти. Сам я передвигаться не мог, всего трясло и мутило из-за контузии. Возле лодок стоял генерал-лейтенант, а рядом с ним наш комдив со свитой штабных офицеров. Генерал дал знак санитару подвести меня к нему. Комдив говорит: «Это младший лейтенант Равинский, был на плацдарме одним из первых». Генерал спросил: «Представили?» Комдив ответил утвердительно. Я ничего не понял из этого диалога, тем более после контузии слышал слабо. Переправили на левый берег, в медсанбате осмотрели меня, вроде конечности целы. Лежим, ждем отправки дальше в госпиталь. Оказывается, что уже был приказ командира дивизии, что, если кто-то из представленных к званию Героя будет ранен или контужен – стараться оставить их на лечении в медсанбате дивизии, и если состояние позволяет – не отправлять во фронтовой тыл. И у начмеда был список из 14 фамилий. Так ли это было на самом деле – я не знаю.

Но меня и еще старшину из 71-го полка отделили от общей массы раненых. Санитарки подходят, поздравляют. Агитатор из политотдела руки нам жмет. Пришел начальник штаба дивизии и сказал: «Благодарю за мужество!» До меня еще долго доходило, о чем идет речь. Да и не верилось, что простому мальчишке, Ваньке-взводному, да еще еврею – дадут Героя. Прошло несколько месяцев, я уже не вспоминал об этом эпизоде. После кровавых боев на Украине для меня высшей наградой было то, что я остался жив. Стояли мы на переформировке в Тернопольской области. В батальон приехал нас навестить мой бывший комбат Греков, тоже представленный к Герою за Днепр. Ему об этом лично сказал комдив, и наградной лист заполняли в его присутствии. Так комбат рассказал, что, когда в штабе дивизии поинтересовался по поводу наших наград, получил следующий ответ. Когда нас в конце октября 1943 года перебросили в 38-ю армию, наградные листы остались в нашей 47-й армии и там затерялись! А лимит на Героев, выделенный на 38-ю армию, был уже исчерпан, и на нашу дивизию в итоге вместо десяти Геройских Звезд дали всего две. Я ему тогда не поверил, как это? Лимит на звание Героя?! Награды по разнарядке?! Короче – непонятная история. Прошло десять месяцев с момента форсирования, я и думать о том забыл. Начались тяжелейшие бои в Карпатах, там совсем не до орденов было. Иду в штаб полка и вижу, что в овражке, рядом со штабом, замполит вручает медали солдатам из хозвзвода. Кричит мне: «Семен, иди сюда быстрей, тут тебе орден пришел!»

Прикрепляет на грудь орден Боевого Красного Знамени – мечту каждого офицера. Дает в руки временное наградное удостоверение, а там запись: «Согласно приказу командующего 47-й армии…» и т. д. Приказ датирован ноябрем сорок третьего. Захожу в штаб, все меня обступили и поздравляют. Попросил своих друзей Данильцева и Тарасенко, двух ПНШ, выяснить, с чего вдруг мне такая «благодать с неба упала». Оказывается, из «днепровского геройского списка», кроме меня, в дивизии еще оставалось три человека, двое в 256-м СП и один в 71-м СП. И все получили одновременно со мной орден Красного Знамени из 47-й армии. Выходит, заменили нам Звезды на ордена. Больше мне добавить по этому поводу нечего. За что купил, за то и продаю.

– Ну, если мы коснулись наградной темы, то расскажите, за что вы получили другие награды? Как вообще отмечали отличившихся в боях бойцов?

В феврале сорок четвертого года пришел в полковой тыл за пополнением. Я тогда уже командовал стрелковой ротой. Шапиро к тому времени был ПНШ по разведке в нашем полку. Зашел в землянку к ПНШ-6, помощнику по учету личного состава, взять список новых бойцов. Он мне говорит: «Равинский, ты уже месяц как лейтенанта получил. Ты что звездочку на погоны не добавил?» А я от него первый раз об этом узнаю. Уже уходил от него, а он вдруг в железном ящике стал рыться и достает коробочку с орденом Красной Звезды. «Ты, – говорит, – еще за бои на плацдарме орденом награжден, все сообщить тебе забываем!» Ладно, думаю, что на штабных злиться, после житомирского окружения забудешь, как маму родную зовут, а уж про орден какого-то взводного… Но шел назад на передовую и радовался как ребенок, и мечтал, что вернусь после войны, семья мной гордиться будет… Только я тогда не знал, что еще в сорок первом году мою мать и младших сестру и брата немцы расстреляли…

Второй орден, Отечественной войны второй степени, получил в Карпатах. Штаб батальона немцы окружили на соседней горе, так я огнем своих минометов их выручил. Задержал немцев на склоне. Мы тогда их минометным огнем больше пятидесяти человек уничтожили. Редкий случай, когда минометчики достоверно знали, сколько немцев от их мин погибло. Ходили потом, смотрели на свое «художество», трупы немецкие считали.

Про Красное Знамя уже рассказывал.

Четвертый орден – Отечественной войны первой степени – получил в мае 1945 года за Моравскую операцию и за бои под городом Оломоуц в Чехословакии. В город вошли 9 мая. Тогда уже «никто не хотел умирать». А многим пришлось… Пятого мая наш полк выдержал тяжелейший бой, и потери были большими… Последний орден вручали в торжественной обстановке, перед строем дивизии. Вообще, в нашем полку офицеров с четырьмя орденами было всего пять человек.

По поводу награждений солдат и сержантов. Командир нашей дивизии Янковский был порядочный человек. Когда дивизия отводилась на короткое время в тыл, комдив приезжал в полки, личный состав выстраивался, и он проходил вдоль строя стрелковых рот. Подходил к простым бойцам и спрашивал: «Сколько времени воюешь? Был ли ранен? Чем отмечен?» И многих своей властью на месте награждал. Командир полка имел право награждать своих солдат боевыми медалями, но наш комполка щедростью не отличался. Хотя был у нас в батальоне пулеметчик с тремя медалями «За отвагу». А вот офицерам у нас особо орденов не перепадало. Тот же Шапиро, ветеран дивизии, человек отчаянной храбрости, закончил войну только с двумя (!) орденами. Ему, кстати, за Днепр вместо Боевого Красного Знамени дали орден Отечественной войны.

– Вы упомянули житомирское окружение? Как вы из него прорывались? Правда ли, что там попало в плен свыше двадцати тысяч наших солдат?

Я не знаю, сколько попало в плен под Житомиром. Но «пропавших без вести» только в нашем полку было примерно 70 %. Мало кто вышел оттуда. Мы стояли рядом с Житомиром. Ходили слухи, что кавалерийский корпус захватил в городе богатые трофеи и перепился, тут немцы ударили и выбили нас из города.

Я знаю, что мы попали под танковый контрудар, а кто виноват?.. Нас кинули закрывать брешь в обороне, вроде на Коростень, сейчас уже точно не помню. Не задавайте простому лейтенанту вопросы по стратегии и тактики. Мой кругозор на войне – это сто метров траншеи и немецкая оборона напротив. Я умел хорошо воевать, а цитировать мемуары начальников – это не для меня. В этих мемуарах брехни чересчур много. Интересно, кто-нибудь правду про Житомир в ноябре 1943 года написал? Тот же Москаленко? Про житомирскую трагедию вспоминают, только когда пишут, что знаменитый актер Иннокентий Смоктуновский там в плен попал… Неделю мы выходили лесами из окружения.

А там лесных массивов не так уж и много, это только в книжках – «житомирские леса»… И бомбили нас, и расстреливали из танковых орудий. Мы пробились днем к реке Тетерев, на другом берегу были наши войска. У них было три лодки, так они на правый берег их перегнали и начали раненых перевозить. Остатки нашего батальона выдвинулись вперед от реки в заслон. И тут немцы на пяти бронетранспортерах из пулеметов строчат, а нам укрыться негде – ни овражка, ни кустика возле берега.

Хорошо хоть, на наше счастье, танков немецких рядом не было. Началась перестрелка, мы к реке отошли, а лодок нет! Боятся «земляки» под огнем плыть. Пришлось вплавь, в «теплой» водичке. А несколько человек плавать не умели…