Пустоцвет

— Не хочу чай, — качнула головой Мария, стягивая дубленку. — У тебя есть что-нибудь успокоительное?

— О, это у меня всегда в запасе, тем более, праздник на носу. Так что, затарилась по полной программе! Вот тапки, шагай на кухню, а я сейчас.

Механически передвигая ноги, Маша вошла в уютную кухоньку, без сил опустилась на табуретку.

Осознание произошедшего накрыло с новой силой. Похоже, до этого она держалась на одном упрямстве, и как только добралась до надежного места и человека, перед которым ей не надо притворяться, из неё, как будто, выкачали весь воздух.

— Так, мать, чего раскисла? — Марина пошебуршила на полке, достала стопку, плеснула в неё жидкость и поставила перед сестрой. — Ну-ка, одним глотком!

— Марин, я же не пью! — попробовала отказаться Маша.

— А я пить и не предлагаю. Ты же просила успокоительное? Вот оно. И не морщись, знаю, горькое, но когда это лекарство сладким было? Давай, одним махом.

Наверное, в голове у неё, и правда, что-то повредилось, иначе как объяснить, что она, как под гипнозом, взяла стопку и опрокинула в себя, сразу закашлявшись и замахав руками.

— Вот и молодец! — резюмировала Марина, всовывая ей в руку стакан с соком. — Запей. Ну, как?

Когда прошел кашель, Маша почувствовала, что по телу разливается тепло, а сжатая пружина, засевшая в груди и не дававшая дышать, исчезла.

И её прорвало.

Она расплакалась, уткнувшись в свои ладони — беззвучно, и от этого еще более пронзительно.

Текущие потоком слёзы просачивались сквозь пальцы, мгновенно намочив кофту, стекали ниже, тяжелыми каплями обиды и горя, падали на гладкую поверхность стола. Казалось, этот поток не остановить, но постепенно всхлипы стали реже, и тогда Марина, до этого, молча, смотревшая на сестру, встала и обняла Машину голову, прижав к себе.

— Тише, родненькая! Всё прошло. Будет убиваться!

— Марина, Дима подал… на развод, — прорыдала Маша. — Он… фактически выгнал меня из дома… Я не понимаю… Почему…. За что…

— Тише, Машенька, тише! Не плачь, голова болеть будет, — уговаривала ее Марина. — Развод — и ладно. Переживём. Подумаешь, прынц нашелся. Баба замешена, да?

Маша кивнула.

— Ну, кто бы сомневался! Маш, да подними ты голову. Было бы из-за чего так убиваться?

— Марин, я же люблю его. Как же так, Марина? Почему? Где я ошиблась? Как он мог? — Маша обняла себя руками и начала раскачиваться, потихоньку скатываясь в обыкновенную истерику. — Я же думала, что у нас семья, что он — самый мой родной. Моя защита, мой тыл. Старалась, чтобы дома ему было уютно и удобно. Всё для него…

— Так, Мария, пей! — близнец первой стопки втиснулся в правую руку, в левую Марина всунула стакан с соком.

Не имея сил сопротивляться, где-то на краю сознания удивляясь сама себе, Маша опрокинула напиток и уже сама запила из стакана.

— Действительно, успокаивающее, — несколько заторможено проговорила она через пару минут.

— А то! Народное средство! — Марина пододвинула второй табурет и села. — Рассказывай.

— У Димы есть другая женщина, у них дочке полтора года. Он решил развестись со мной, потому что я… пустоцве-е-ет…

Высохшие было слёзы, снова горохом покатились из глаз.

Больно! Как же больно!!!

Ребёнок. Девочка. Маленькая принцесса с мягкими волосиками, нежной улыбкой.

Она так ждала малыша, так надеялась, молила и верила! Но бог почему-то обделил её, не дал счастье. А напоследок, отнял и то, что было — любимого мужчину.

Как она проглядела, как не заметила, что у него есть другая? Она же всегда сама стирала и гладила его вещи, но ни чужих волос, ни чужого запаха никогда не было. Да, Дима часто задерживался, а еще ездил в командировки, на совещания и всё такое, но ей в голову не приходило проверять его или сомневаться. Как только он пошел по карьерной лестнице, поездки и ненормированный рабочий день стали обычными. Но все выходные и праздники, если он не уехал в командировку, Дима проводил дома. С ней. Может быть, он уже не был так горяч и ненасытен, как в первые годы брака, но редко кто сохраняет юношеский пыл в течение всей жизни. Тем не менее, секс у них был регулярный и частый, и оба получали от него удовольствие. Как с таким графиком работы и активной половой жизнью с женой, он успевал встречаться и с другой женщиной?

— Какой же ты пустоцвет? Откуда ты взяла эту ерунду? Врачи же тебя всю проверили, как космонавта под микроскопом изучили — ты абсолютно здорова! Так что, выкинь из головы ерунду, чтобы я от тебя этого больше не слышала, — сестра пристукнула ладонью по столешнице. — Может, это твой Дмитрий виноват, он же не захотел проверяться?!

— У него есть полуторагодовалая дочь, — вяло напомнила Маша. — Поэтому он и отказался от проверки.

— Ну, я, конечно, свечку не держала, но насколько этот ребенок — его, не знаю. Это женщина уверена, что она носила и родила, а мужики сплошь и рядом чужих воспитывают, считая за своих.

— Это ты меня так утешаешь?

— Нет, взываю к твоему разуму. Ну, чего ты расклеилась? Понимаю, больно и обидно, но посмотри с другой стороны. Ты — молодая, красивая, здоровая женщина. Хорошо, что Дмитрий открыл свою суть сейчас, а не через двадцать лет, когда полжизни за плечами. Считай, что судьба даёт тебе второй шанс на счастье, семью и детей.

— Да кому я нужна? У меня ничего за душой нет, потом — вдруг, я, всё-таки, бесплодная? Дима сказал, что разводится из-за этого.

— У тебя душа есть, это важнее, чем деньги. Деньги можно нажить, заработать, украсть, наконец. А душа или есть, или нет, не найдешь, не купишь, не пересадишь. И хорошо, что у вас детей не случилось, раз Сомов такая скотина. Ребенок — только предлог. Это ты о малыше мечтала, а Диму твоего, по-моему, все и так устраивало. Раз он, по сути своей, предатель — смог же не один год путаться с другой? — значит, и ребенок ему помехой не стал бы. А насчет — «у меня ничего нет» — при разводе тебе полагается половина имущества, нажитого в браке.

— Дима сказал, чтобы ни на что не рассчитывала, потому что сидела на его шее, и всё, что у нас есть, заработал он один, — криво улыбнулась Маша. — Утром его шофер должен был увезти меня в жильё, которое он мне выделяет. Разрешил собрать свои вещи, пообещал одноразово выдать какую-то сумму — и на этом всё. Иными словами, я возвращаюсь, в то же состояние, в каком была на момент заключения брака.

— Хитрый какой! Допустим, ты последние года три — или больше? — не работала на чужого дядю. То есть, не приносила деньги домой, но ты вела дом! Я ж видела, как ты намывала и хлопотала, создавая Димочке привычный уют. Готовила любимые блюда, стирала, поддерживала, когда у мужа что-то на работе не ладилось. И давала ему по первому требованию! Чего краснеешь, я своя, мне можно такое говорить. Да если посчитать, сколько он за эти годы заплатил бы уборщице, прачке, повару, женщине по вызову и психотерапевту — он на тебе сэкономил внушительную сумму! И это не считая, что первые годы ты всё это совмещала с работой!

— Пустое, я не собираюсь у него ничего брать, — решительно ответила Маша. — Не хочу ничем быть ему обязанной, не хочу, чтобы у него был повод ещё что-то у меня отнять.

— Поэтому ты в облезлой дубленке и с тощими сумками?

— Да. Взяла, только самое необходимое и то, что покупала, когда ещё работала.

— Решать, конечно, тебе. Я бы ободрала твоего Сомова, как липку.

— Марин, как ты себе это представляешь? Денег у меня в обрез, на адвоката не хватит, учитывая, какие у них аппетиты и гонорары, а добровольно Сомов ничего не отдаст. Потом, видеть его я не хочу и не могу, а придется, если затевать судебный процесс. И даже представить боюсь, сколько он на меня дерьма выльет, отстаивая имущество. Не надо мне от него ничего, понимаешь? Ну и шансов что-то отсудить у меня кот наплакал. Как бы последнего не лишиться.

— А жить где будешь? К родителям вернешься?

— Нет, только не к ним. Мама начнет жалеть и опекать, папа воспитывать — не хочу. Сниму квартиру, найду работу. Не пропаду. Кстати, я им еще не рассказала, не проговорись, пожалуйста!