Страница 249 из 259
— Конфиденциальное дельце. Но если Мария хочет, чтобы ты присутствовал при нашем с ней разговоре, я препятствовать не буду.
— Хочу, конечно, — поспешно кивнула Маша. — У меня от Эредина секретов никаких нет.
— Как скажешь, — легко согласился Гермес. — Тогда приступим. Для начала у меня вопрос. Мария, верно ли, что в пятницу тринадцатого июля две тысячи пятнадцатого года, в тринадцать-тринадцать некий Гюнтер о’Дим предложил исполнить твое желание?
— Ну да, вроде так, — согласилась Маша. — Год был точно пятнадцатый, число… да, тоже помню, мы с Ленкой еще прикололись, мол, пятница тринадцатое — судьбоносный день. Вот насчет времени — это не скажу, я до минуты не сверяла, ясное дело. Не нужно мне тогда это было.
— Сие уже не столь существенно. Важно то, что экстраполяция этого времени на время Неверленда дает нам неоспоримый факт: сделка, которую Гюнтер заключил с тобой, была совершена позже его же сделки с неким Ольгердом фон Эвереком.
— Чего? — вытаращила глаза Маша. — Это еще что за хер? Я о таком впервые слышу.
— А тебе и не надо. Этот, как ты сказала, хер важен для нас с тобой лишь потому, что исполняя договор с Ольгердом, наш общий знакомец Гюнтер на-ко-ся-чил. Выражаясь сухим языком протокола, договор был исполнен ненадлежащим образом, а при его выполнении был нарушен ряд важных законов, что привело к искажению Скрижалей. Поэтому договор был аннулирован, сам Гюнтер признан функционально непригодным, а все последующие заключенные им сделки — недействительными.
— Погодите, я что-то запуталась, — Маша потерла лоб. — Это чё значит-то?
— Лично и конкретно для тебя — то, что, во-первых, Гюнтеру ты больше ничего не должна, а во-вторых, и в главных — Кронос разрешил вернуть все, как было. То есть отменить попаданство и вернуть тебя домой, в твой мир.
— Эй, это как понимать? — тут же вскинулся Эредин, в то время как менее мобильная Маша только ошеломленно моргала, молча осмысляя услышанное. — Какое-такое домой? Мария — мой трофей. Я его, её то есть, честно соблаз… заполучил.
— Да погоди ты, Эредин, дай договорить. Вот что за дурацкая у тебя привычка: не дослушать, а сразу в бой рваться. Мария может вернуться в свой мир, если пожелает. То есть ей предоставляется выбор. Хочет — уйдет, не хочет — останется. Понятно излагаю?
— А-а, ну это дело другое, — смягчился Эредин. — Впрочем, Маш, ты, может, хочешь уйти?
— Я… О, господи, — Маша в растерянности перевела взгляд с Гермеса на Эредина.
— Машенька, ты подумай хорошенько, все взвесь, прежде чем давать ответ. Потому что второго шанса у тебя не будет, — мягко предупредил Гермес.
— Не, Машунь, подумать ты можешь, — великодушно разрешил Эредин, видя, что девушка находится уже на грани нервного срыва. — Я не какой-то там тиран, а ты — не рабыня, которой не позволено иметь ни своего мнения, ни права выбора. Тем более, если уж сам Кронос… — Эредин развел руками. — Я и вмешиваться в твой процесс мыслительный не буду, чтобы не вносить сумбур и сумятицу в твои рассуждения. Пусть все будет честно и непредвзято. Решишь уйти — ну, так тому и быть. Надумаешь остаться — это будет исключительно твой сознательный выбор без всякого давления с моей стороны.
— Легко сказать, — пробормотала Маша. — И вообще, Гермес Зевсович, вот объясните, как я смогу вернуться туда, где и память обо мне развеялась давным давно. Да и вообще, пока я тут по мирам мотыляюсь, сколько времени-то прошло? Куда мне возвращаться-то? И фигурально, и буквально.
— Буквально — на ту же самую скамейку, где ты загадала желание Гюнтеру, на то же место, в тот же час, день, месяц и год. Только подруги твоей рядом не будет. Ну, и о’Дим к тебе, разумеется, не подойдет. Встанешь с лавочки — и пойдешь дальше… жить по-прежнему, как жила до встречи с Гюнтером и попадания в диспетчерскую.
— Я смогу вернуться к родителям, о которых в последнее время я вспоминала довольно часто, утешаясь тем, что они по мне не скучают, и душа у них за меня не болит. А из друзей-подруг на самом деле мне не хватало только, пожалуй, Лены. Но её-то, я так понимаю, я как раз в своем мире и не увижу, — Маша помолчала, видимо прикидывая все «за» и «против», а затем продолжила: — Размеренная привычная спокойная жизнь, день за днем — дом, учеба, компьютер, телевизор, походы по магазинам, шмотки-наряды, подружки, однокурсники, дискотеки, вечеринки, разговоры о парнях, сладкой жизни и всяко-разном… — Маша вздохнула и посмотрела на Эредина, который чуть ранее демонстративно отошел, уселся на стул и теперь даже смотрел в другую сторону, дабы не смущать девушку. Эльф не шелохнулся под ее пристальным взглядом, а она продолжала глядеть, отчаянно и жадно, то ли беззвучно моля о помощи, то ли желая запечатлеть в памяти его лицо, чтобы образ Эредина остался с ней в той жизни и в том мире, где его самого с Машей уже не будет.
Воцарившаяся в помещении напряженная звенящая тишина, казалось, стала осязаемой, начала давить прессом томительного ожидания, которое вот-вот должно разрешиться.
— Я тут подумала, — Маша покусала губу, все так же продолжая смотреть на Эредина, — а что было в моей жизни по-настоящему важного и ценного? Только он. А значит, выбор очевиден. С Эредином я и останусь.
— Он сможет прожить без тебя, если ты волнуешься об этом, — заметил Гермес.
— Он — конечно, сможет. Вне всяких сомнений. Я без него — не смогу.
— Эредин, — Гермес тоже повернулся к эльфу. — Что ж, трофей по-прежнему твой.
Эльф не ответил. Он просто встал со стула, подошел к Маше, обнял ее и прижал к себе.
— Ну, а мне пора. Курьер сделал свое дело, курьер может уходить. — продолжил Гермес. — Машунь, удачи тебе. Надеюсь, ты не пожалеешь.
Маша же, которая уже уткнулась в грудь Эредина, в ответ лишь отрицательно помотала головой. И этот жест давал всем понять однозначно: в правильности своего выбора она нисколечко не сомневается.
Комментарий к К ЧЕМУ ПРИВОДЯТ МЕЧТЫ или ЭПИЛОГ МАШИНОЙ ИСТОРИИ * несколько измененная фраза про пистолет и доброе слово, авторство которой приписывают Аль Капоне.
========== ЗАМЫКАЯ КРУГ или ЭПИЛОГ ЛЕНИНОЙ ИСТОРИИ ==========
— А-а-а!
Услышав этот грозный клич в аккомпанементе визга попаданок, тусующихся в коридоре диспетчерской, Лена быстро отложила изучаемый ею попаданский стандарт «Игры Престолов» и выбежала из кабинета.
— О ты хоссподи, — всплеснула она руками. — Геральт, ты опять?
Маленький, не старше пяти лет мальчишка, только что несшийся по коридору, не обращая внимания на шарахающихся в стороны девиц, эффектно затормозил прямо перед Леной и, запрокинув голову, воззрился на нее странными желтыми глазищами.
— Мам, я перррвый! — радостно похвалился он, старательно выговаривая при этом трудную букву «р».
— Рада за тебя. Но почему ты не в саду? Мы же с тобой вчера договаривались, что ты больше не будешь убегать, будешь слушаться воспитательницу и прекратишь безобразничать.
— А я чё? — мальчик захлопал глазами. — Я ничё не сделал.
— Да? А вот кажется наш военрук Леонид Анаксандридович так не думает, — нахмурилась Лена, увидев в коридоре высокую подтянутую фигуру учителя физподготовки диспетчерской Малых ебиней.
— Алёна Васильевна, я конечно понимаю, что вам нелегко одной мальчишку растить, да еще такого бойкого, — Леонид Анаксандридович перевел взгляд с Лены на маленького Геральта, который при виде военрука на всякий случай спрятался за мать и теперь выглядывал из-за нее, чтобы все-таки быть в курсе ситуации. — И, конечно, мальчонке неинтересно в садике. Его, понятно, в оружейную тянет, в мастерские да на спортплощадку. И будь он хоть чуть постарше — я бы только рад был такому ученику. Но пока-то малой он ведь у вас совсем, хоть и развитой не по годам. А у меня, вон, у самого пятнадцать великовозрастных дубинушек, хилых и убогих, которых надо хоть как-то физически развить попробовать да по основам владения оружием немного натаскать, чтоб они по крайней мере меч научились за нужный край хватать и держать его, не роняя. Во, — на лице Леонида появилась мина презрительного недовольства, — ползут, немочи бледные.