Страница 239 из 259
— Геральт, это не так. То есть не совсем так. Я просто пытаюсь объяснить, а ты меня, как всегда, не слушаешь.
— Не уверен, что в этом есть надобность, — холодно сказал Геральт.
— Ну нет, так нет, — Лена отвернулась. — Спасибо, что избавил меня от мучительной необходимости объяснять очевидные вещи и неловкие моменты. И знаешь, мне ведь действительно нечего делать в этом мире, он не мой, и все здесь мне чужое и враждебное. Да и ты — ветер в поле, все верно сказал, нет у меня в тебя веры. И надежды на тебя нет. Вот и иди своей дорогой, а я пойду своей.
— Ну тогда… прощай, — Геральт пожал плечами и отвернулся.
— Ну что, Гюнтер, выполни хоть моё желание, раз с остальными облажался, — обратилась Лена к Гюнтеру.
— Да я бы с удовольствием, но в нарисованный мир нас может отправить только Ирис, а она не выйдет из картины, пока тут Кронос. Сам же Кронос, если узнает про этот тайный путь, точно меня развоплотит, — залепетал, оправдываясь, Гюнтер.
— Туда бы тебе и дорога, — в сердцах заявила Лена. — Ты абсолютно бесполезная, бессильная сущность, только болтать да похваляться горазд, а коснись — только лжешь и косячишь.
— Ну, по Закону Перекрестков, если клиент категорически не желает больше находиться в мире попадания, его можно вернуть в междумирье, в диспетчерскую. В вашем случае «Малые ебиня. Пассажирская». Поедем? — предложил Лене Гермес.
— Да поедем! Хоть в Малые, хоть в Большие. Куда угодно уже, только подальше от этого цирка с конями. И этой рожи ведьмачьей глупой и упертой.
— Как скажете, — кивнул Гермес. — Прощаться будем?
— Нет, — отрезала Лена. — С теми, с кем надо было, я уже попрощалась. Вчера, дома.
— Тогда в путь. Пункт назначения «Малые ебиня. Пассажирская». Курьерская доставка. Удачи, Ленок.
Гермес щелкнул пальцами — и в тот же момент Лена исчезла. Геральт, продолжающий упорно созерцать интерьеры коридора, так и не обернулся.
Комментарий к НЕ ДУМАЙ О СЕКУНДАХ СВЫСОКА. ГЛАВА 21, в которой рассказывается о том, как важно ценить время. *Эвр - божество восточного ветра. Переменчив и своенравен. Часто вызывает бури, нанося вред кораблям.
========== ДАВАЙТЕ ПРОСТИМСЯ СВЕТЛО. ГЛАВА 22, в которой сказка близится к развязке ==========
— Ну что, Геральт, упустил ты свою Сольвейг!
Услышав до тошноты бодрый голос, ведьмак посмотрел на Гермеса, который стоял на прежнем месте, улыбаясь ведьмаку как ни в чем не бывало. А впрочем, для Гермеса эта неожиданная размолвка Геральта со своей подругой и их последующее расставание действительно не имели никакого значения. Сам же Геральт вдруг с неожиданной горечью осознал, что ему вмиг стали неинтересны все люди и сущности, находящиеся в этом доме, и не стало дела до того, чем и как закончится история с запутанными старыми отношениями, невыполненными договорами и чьими-то несбывшимися надеждами — важным было лишь то, что Лены уже не было рядом с ним да и нигде больше в этом мире. Осознание того, что виноват в своей потере был исключительно он сам, лишь усугубляло мерзкое настроение ведьмака. А еще он думал, что даже — в кои-то веки — наличие в доступной близости всемогущего Кроноса не могло уже ничего поправить. Возможно, он и согласился бы отмотать минуты назад до точки невозврата, когда роковые слова еще не были сказаны и все еще можно было изменить, но какой в этом смысл? Лена все решила и сделала свой выбор. А то, что он оказался не в пользу Геральта… Что ж, она рассудила правильно. И к лучшему. А он не имел права сердиться. И не мог настаивать, чтобы она изменила свое решение. Не мог и не стал. Как не стал смотреть ей вслед, внезапно осознав, что это слишком тяжело — вот так вдруг, в один миг лишиться своего маленького уютного счастья, о котором он безнадежно мечтал многие годы своей неустроенной скитальческой ведьмачьей жизни, и в которое теперь почти поверил. А оно взяло — и ускользнуло в тот момент, когда, казалось, он уже держал его в руках.
Нахлынувшее острое чувство утраты резко сжало сердце пронзительной, почти физической болью, но с этим Геральт справляться умел. Гораздо сложнее было стряхнуть пришедшее ей на смену вязкое и тяжелое ощущение полного безразличия к происходящему. Ведьмаку нестерпимо захотелось остаться одному, чтобы никого не видеть и не слышать до омерзения жизнерадостный голос Гермеса, который вещал о какой-то Сольвейг.
— Что еще за Сольвейг? — машинально спросил Геральт, просто затем, чтобы хоть как-то заставить себя вернуться к действу, происходящему в доме Ольгерда, ведь как ни крути, а профессиональная этика и его личная репутация требовали, чтобы он довел дело до конца.
— В данном случае твоя девушка Лена, — охотно пояснил Гермес, делая вид или действительно не обращая внимания на то, как болезненно сжал губы Геральт, вновь услышав имя своей теперь уже бывшей подруги. — Тебе, в отличие от того же Ольгерда, несказанно, хотя на мой взгляд и незаслуженно, повезло. Ведь далеко не каждая женщина рискнет самым ценным — своей душой — ради мужчины, который — заметь — ей даже не верен.
— О чем ты сейчас говоришь?
— Ей пришлось загадать желание, то есть принять наконец предложение Гюнтера. Заложить свою душу исключительно затем, чтобы он оставил тебя в покое.
— Но почему она не сказала об этом мне?
— Потому что у тебя сначала не нашлось времени ее выслушать. А потом ты не выразил желания.
— Тогда почему ты не сказал об этом сразу, пока Лена была еще тут?
— Я никогда не встреваю в дела влюбленных. Не моя епархия. Поэтому предпочитаю молчать и позволить вам разбираться со своими делами самим.
— Если бы я не сглупил и дал ей объяснить… — Геральт в отчаянии сжал кулаки.
— Что теперь гадать о том, что было бы, — развел руками Гермес. — Ты ведь сглупил.
— Да, — Геральт покачал головой, а потом горько усмехнулся. — Надо же, как по-дурацки получилось: я столько раз давал Йен шанс все исправить и начать сначала, а она не заслужила ни одного, и в итоге для той, кому он был действительно нужен, ничего уже не осталось. Йен выбрала все. Взяла то, что ей не принадлежало. Как о’Дим.
— Кстати, об о’Диме, — спохватился Гермес. — И прочих присутствующих здесь существах и сущностях. Мы отвлеклись, а время… Хотя в данном случае Время как раз ждет, причем буквально и очень терпеливо. А впрочем, уж ему-то точно спешить некуда.
— И чего он ждет? — поинтересовался Геральт.
— Решения участи о’Дима. Остальные его не интересуют. Ведь они у него ничего не просили.
— О’Дим, — Геральт стиснул зубы. — Его бы я с удовольствием отблагодарил за все то добро, которое он нам с Леной причинил. Да только он ведь бессмертен, так?
— Скажем, его существование не бесконечно. Но, поставить точку в его, так сказать, бытие тебе не по чину. Кстати, я вижу, что с исчезновением своей подружки ты абсолютно утратил интерес к тому, что тут происходит. Знаешь, ты можешь уйти и не досматривать представление, — великодушно разрешил Гермес. — Ведь, в отличие от собравшихся здесь лиц, ты-то теперь свободен как ветер, потому что никому и ничего не должен. Я бы на твоем месте воспользовался своим положением и радовался вновь обретенному статусу.
— Ну нет, — покачал головой Геральт. — Зная увертливость о’Дима, я уж досмотрю до конца. Хочу быть уверенным, что хотя бы эта наглая самодовольная рожа получит по заслугам и никогда больше меня не побеспокоит.
— Тогда начнем по порядку, — объявил Гермес. — А первым у нас на очереди Ключник. Эх, бедолага, — Гермес сочувственно покачал головой, глядя на посаженное у стены и понуро склонившее безликую голову создание, которое теперь уже не казалось столь кошмарным, как ранее, когда оно активно двигалось и агрессивно махало лопатой. — У Ольгерда то ли не хватило умения дать тебе более сильное тело, то ли просто не достало ума предположить, что однажды в усадьбу заявится кто-то посерьезнее обычного ворья. Его промах — твоя беда. Ты не справился, не сделал то, что велели, за чем тебя призвали. Ты будешь наказан. Извиняй, но таковы правила, — Гермес развел руками. — Ты их знаешь не хуже меня.