Страница 240 из 259
После этих слов Ключник повернул свою жуткую голову к Ольгерду и что-то зло прощебетал в его адрес на своем птичьем странном языке. Впрочем, таковым он показался только Геральту. Остальные, включая Ольгерда, прекрасно поняли, что сказал Ключник, хотя даже ведьмаку, учитывая ситуацию, было ясно, что вряд ли он отвесил комплимент фон Эвереку или поклялся ему в верности и дружбе.
— Надеюсь, нас ты просто отправишь домой, — промурлыкала кошка, встав рядом с Гермесом и глядя на него снизу вверх антрацитово-черными глазами.
— Именно, — к кошке присоединился такой же пугающе темноглазый пёс. — Мы выполнили свою миссию честно и прилежно, пробыв с хозяйкой до конца. И даже дольше.
— Все согласно договору. Нас не в чем упрекнуть, — добавила кошка.
— Мы заслужили свободу, — заявил пёс.
— Несомненно, — кивнул головой Гермес. — Заслужили. И вы ее получите. Сразу, как только мы уладим один нюанс. Разберемся с лишним миром, который тут случайно образовался и который не пускает вас домой. Ведь если бы не он, вы бы давно отбыли на свой план. Вас же больше не держат здесь никакие обязательства?
— Нас — нет. Но со смертью Ирис ее нарисованный мир стал для нас ловушкой, — сказала кошка.
— Или вернее, тюрьмой, — пояснил пёс. — Ведь того, кто нас сюда позвал, на самом деле больше не волновало, что стало с той, кого он попросил нас развлекать.
— Хотя он утверждал, что любит ее больше жизни, — наябедничала кошка. — Но это было… не совсем правдой. И почему-то мы с товарищем ничуть не удивлены.
— Да, — согласился пёс. — Такие, как он, любят звонкие трескучие фразы. А также обожают многозначительно молчать. Но ни то, ни другое ничего не стоит. Они не выполняют даже самых простых обещаний. Которые им в общем-то ничего бы даже и не стоили. Вот поэтому так легко на каждом шагу и клянутся самым дорогим, что у них есть.
— И рано или поздно попадаются на удочку таких, как Гюнтер, — констатировала кошка.
— Что за бред вы сейчас несете, — не выдержал Ольгерд. — Я любил Ирис…
— … настолько сильно, что даже не удосужился ее похоронить, когда приходил в имение помянуть своего брата Витольда? — с тихой злостью сквозь зубы процедил Геральт. — Ты бросил ее здесь, оставил умирать от тоски и одиночества в компании бессловесного чудовища и двух говорящих животных. Что и говорить, именно так со своими женами поступают любящие мужья.
— Именно поэтому мир Ирис — это неприятное место, — сказала кошка. — Он соткан из ее боли и отчаяния. И, помимо нас, в нем живут ее страхи. Живым в этом мире не место. Да, впрочем, в нем никому не место. Даже его создательнице.
— Она уже не мечтала о счастье, ей хотелось лишь покоя. Но подарить его Ирис никто не мог. Потому что тех, кто приходил сюда, интересовали лишь богатства этого дома, а самого хозяина уже не интересовало ничего, — добавил пёс.
— Ну что, Ольгерд, — заметил Гермес, выслушав тирады кошки и пса. — Не получилось у вас с Ирис жить долго и счастливо, в горе и в радости, в богатстве и в бедности. Горе ты делить с ней не захотел, как и она ранее не решилась быть с тобой в бедности, а радости в вашей совместной жизни по-настоящему и не было никогда, и даже вернувшееся к тебе богатство не смогло поправить дело.
— Это Гюнтер, — зло сказал Ольгерд, метнув при этом на о’Дима полный ненависти взгляд. — Мне бы понять раньше, что дьявольское добро на пользу не пойдет. И не принесет нам с Ирис счастья.
— Нет. Вот как раз в данном-то случае Гюнтер и ни при чем. Он всего лишь выполнял твои желания. А чего хотел ты?
— Быть с Ирис!
— В данном случае слова ничто, судить надо по делам. Что ты сделал для своей женщины? Превратил человека в жабу, убил ее отца, натаскал в дом нечисти и в итоге сбежал от Ирис куда глаза глядят. Ну что тебе сказать, достойные деяния.
— Я заложил свою душу, чтобы мы могли быть вместе. А потом оставил Ирис, чтобы защитить от всего того, что я натворил.
— Ты даже теперь не видишь разницы. Ольгерд, ты ничего не делал ради Ирис, потому что все это были исключительно твои желания. Ты делал лишь то, что хотел сам, а ее ты никогда не слушал. И теперь ты жив, хоть более и не вечен, а она мертва.
— Я… Я хотел вечного счастья для нас обоих.
— Уже не важно, чего ты хотел, главное, как ты попросил. Хотя, это теперь тоже не имеет значения. Твой договор с о’Димом признан недействительным. Ты ничего ему не должен и можешь идти на все четыре стороны.
— Нет!
Все обернулись к Кроносу, со стороны которого и прозвучал этот возглас.
— Зачем тебе Ольгерд? — в недоумении спросил Гермес. — Мы ведь должны разобраться с о’Димом. А этот человек — лишь жертва своей глупости, самоуверенности и непомерного тщеславия. Что тебе до него?
— У него есть то, что занадобилось мне, — заявил Кронос. — Роза, которую он подарил своей жене на прощанье. Это действительно очень ценная вещь. В ней много… вкусного.
Сказав это, Кронос совершенно неожиданно облизнул губы. А в его равнодушном взгляде наконец-то промелькнула искорка интереса.
— Эта вещичка практически держит на себе весь нарисованный мир Ирис, — подал голос Гюнтер. — Я знал о ее весомости и думал, что она может вас заинтересовать. Я предвидел, что третьим желанием Ольгерда будет именно это — вернуть себе сей артефакт, истинной ценности которой он сам не представляет. Я собирался отдать ее вам в оплату долга Ольгерда.
— Нет. Только он, — Кронос указал на Ольгерда. — Из его рук это ценный дар. А в твоих он ничего не стоит. Ты не чувствуешь так, как он. Ты можешь знать, но не умеешь понять. Ты просто функция. Никчемная. Бесполезная. Гермес, закончи с ним и убери его отсюда. Он мешает.
— Гю, ты бы помолчал, а? — предложил Гермес. — Что-то ты в крутую сущность так заигрался, что, видимо, все еще видишь себя в кабаке среди людей, которым ты ловко в борщ плевал да в кружки с пивом дохлых мух подбрасывал, пока они не видели. А вообще, ты еще говори спасибо, что старик не знает, на какие дешевые фокусы ты его подарки тратил. Хотя… это шуточки в аккурат по твоему чину.
— А что с моим чином? — насторожился Гюнтер.
— Я тебя поздравляю, с этой минуты ты — мелкий бес, старший помощник младшего вилочника в горячем цеху. Будешь своим непосредственным начальникам вилы подносить. Более ответственные занятия тебе доверять пока нельзя.
— Что? — ахнул Гюнтер.
— Нет, я не понимаю, что с лицом? — искренне удивился Гермес. — Гюнтер, вообще-то ты — неблагодарная свинья. Тебе вместо развоплощения дали возможность начать все с чистого листа. Перед тобой все пути, можно сказать, открыты — расти над собой, делай карьеру, выходи из низов. Что не нравится-то? У тебя, кстати, и стимул есть. С Эвром-то я как-нибудь сговорюсь. И старика моего попробую уломать. Мне теперь будешь должен.
— Что и сколько? — с тревогой поинтересовался Гюнтер.
— Да я ничего запредельного не попрошу. Всего лишь ма-алую толику сокровищ душ тех, кого вы в своем цеху парить будете. Так глядишь, по крупинке, по пылинке — и насобираешь мне цену, эквивалентную времени, которое ты старику задолжал.
— Ты издеваешься? — голос Гюнтера едва не сорвался на визг, но он вовремя спохватился, что их разговор вновь привлечет внимание Кроноса. — Издеваешься? — зашипел он. — Да этим бросом, что в горячем цеху коптится, даже пуговичники брезгуют. Это ж самое распоследнее отребье, они и люди-то так, по виду только. Сколько их перетопить придется, чтобы хоть на тысячную долю более-менее приличного астрала насобирать. Мне вечности не хватит, чтобы с тобой расплатиться. Ты нереальные цели ставишь. А еще бог-торгаш.
— Э-э, вечность, Гюнтер, это то, что благодаря мне у тебя теперь снова есть. Или ты уже забыл, что мог ее лишиться. А я с тебя — заметь — даже плату за это не взимаю. Иногда я бываю таким непрактичным, — вздохнул Гермес. — Все доброта моя. И сочувствие к тем, кто его совсем не стоит.
— На словах-то да с виду вы добренькие, — фыркнул о’Дим. — А коснись, так ни стыда у вас нет, ни совести. Ни жалости. Попадись вам в лапы — обдерете до костей, еще и из них все повысосете.