Корабль

Тем временем уже стемнело, и, приветливо махнув в сторону выхода, Сервус сказал: «Ладно, дорогой мой юноша, пора идти спать, ведь завтра нас ждёт работа! Признаться честно, я жутко не люблю отдыхать, так как считаю это пустой тратой человеческого времени! Простите, конечно, за грубые слова, но на кой чёрт мне сдался этот Сон? Мало того, что он отнимает у человека чуть ли не половину его и без того короткой жизни, так он ещё и портит людей! Я считаю, что Сновидения затуманивают рассудок. Ну согласитесь, что за глупости порой видит человек, когда спит! Сплошные вздор и нелепицу! Я уверен, что подобный опыт сбивает человека с правильного пути и развращает его ум. Сновидения, так же как и фантазии, мечты и все прочие бессмысленные умствования, убивают в человеке самое главное, что он имеет, а именно способность продуктивно, высокоэффективно и регулярно работать. Мечтая, такой экземпляр, вместо того чтобы нести благо себе и обществу, тратит своё время на какие-то непонятные пустяки. И самое странное в этой ситуации то, что когда ты спрашиваешь этого человека, чем он, в сущности говоря, занимается, он не может дать тебе ни одного вразумительного ответа. Но при этом он может начать яро доказывать, что дело это непременно очень важное, даже важнее, чем работа! Я в таком случае прошу такого человека засвидетельствовать мне хоть что-нибудь в подтверждение, какое-нибудь вещественное, материальное доказательство его „труда“. И по большому счёту, всякий, с кем я проделывал подобный трюк, ломался и не находил, что ответить. Некоторые, правда, начинали затем возражать, что есть нечто, называемое „царство мысли“ или что-то вроде того, короче говоря, бред душевнобольных. Понять я их никогда не был в силах, да и разве можно понять сумасшедшего? Я считаю, что на этом месте спор можно уже прекращать, так как теряется даже тот призрачный смысл, какой он имел вначале. Так что Сон я не люблю, ну вот хоть убейте! Но приходится, приходится спать! Что ж поделать? Ну а если самую малость помечтать, хоть это и не следует делать нормальному человеку, то скажу вам прямо, без сомнений и колебаний, что больше всего на свете я бы хотел проводить всё отведённое мне время здесь, трудясь! Вечно в действии, среди многих по-настоящему интересных людей, с которыми непременно приходится сталкиваться! Ну а как же иначе? Вот скажите мне, что такое один человек? Ничто! Смех, и только! Что может сделать он самолично? Ничего! Поэтому я глубоко убеждён, что только вместе и сообща люди могут к чему-то прийти и пройти чрез эту жизнь правильно и достойно! Ведь без поддержки окружающих человек даже не будет знать, что такое добро и зло! Или, что ещё хуже, забудет о том, что верно и правильно, и тогда заплутает или…» На этом месте он запнулся и застыл прямо в той прекрасно подчёркивавшей все произнесённые им слова позе. Но лицо его изменилось и стало каким-то испуганным, а в глазах сверкнул страх. Странно было наблюдать его таким задумчивым. Во мне родился неподдельный интерес к тому, что происходило в этой лысевшей, измождённой работой голове. Как можно скорее хотелось мне узнать, о чём он переживал и что его расстраивало. Сервус был так откровенен и жив в предыдущие мгновения, и вдруг что-то неизвестное поразило его речь. Постояв ещё немного в оцепенении, он тихо и с грустью в глазах сказал: «Или станет сам решать, что правильно, а что нет…» Мне было так хорошо и уютно стоять с Сервусом здесь, слушая его мнение на различные темы, но после сказанного моё спокойствие пошатнулось, и на его место выступила тревожность. Крадучись, приближалась она ко мне. Как речь Сервуса, так и его непонятный испуг показались мне очень странными, притом странными настолько, что некоторая доля страха передалась и мне. Чтобы отделаться от неприятного и в то же время весьма необычного чувства внутренней обеспокоенности, а также чтобы как-то приободрить стоявшего до сих пор в страхе и оцепенении Сервуса и поддержать беседу, я заговорил, заговорил осторожно: «Как вы хорошо заметили насчёт того, что один человек толком ничего не может без помощи окружающих и совместной работы! Это очень интересное мнение, и можно даже сказать, я почти полностью его разделяю, но разъясните мне, пожалуйста, одну вещь. Что вы думаете об Инэптасе? В смысле, разве не является он личностью, ведущей людей за собой, воодушевляющей их и побуждающей к труду? Ведь его роль, как мне кажется, ключевая в жизни Корабля, хоть он такой же индивидуум, как и все остальные. Вот что я, в сущности, говорю, может, ваше мнение насчёт одного человека и его ценности… – Я уже чуть было не сказал „неверное“, но вовремя остановил себя и подобрал более компромиссное выражение: – Может, ваше мнение является ещё не до конца утвердившимся, что ли? Просто подумайте над этим. Мне было бы очень интересно услышать, что вы думаете. Прежде чем вы ответите, я хочу, чтобы вы знали, что, задавая такой вопрос, я изначально более чем уверен, что мы разберёмся во всех тонкостях, сопутствующих ему, и затем обязательно придём к согласию! Так что вы скажете?» Я был доволен его реакцией на мои слова, так как он быстро вышел из ступора и, поразмыслив немного, ответил: «Должен признать, молодой человек, что я слышу от вас зачатки правильных мыслей, но, видимо, по причине неопытности, вы воспринимаете всё в несколько искажённом виде. Думаю, что пройдёт время и вы научитесь правильно мыслить и лучше понимать устройство Корабля. Моё мнение насчёт роли человека в жизни общества является более чем утвердившимся, и тот факт, что Инэптас представляет собой бесспорного лидера, нисколько не подрывает и не опровергает того, что простые люди вроде нас призваны работать сообща и только так приносить пользу Кораблю. Дело в том, что Инэптас не является человеком в общепринятом смысле этого слова. Он был избран Кораблём для исполнения своей миссии владения всеми нами и управления нашими жизнями, и это неспроста, должен я вам сказать. На Корабле ничего не происходит по воле случая, а потому несомненно, что Инэптас – гений среди людей! И я не имею права, да и попросту не могу адекватно оценивать его действия и судить о нём как о человеке! Даже не представляю, что за мысли ворочает он в своей голове. По этой причине я могу сказать, что Инэптас – единственный, кто может судить. Судить, к примеру, о том, что верно, а что нет, ведь на то есть воля Корабля! А если кто-то другой вдруг решит, что способен на нечто подобное, то этот мерзавец, в сущности, окажется безумцем, понимаете? Я считаю, что мы должны прилагать максимум усилий, чтобы подавлять подобные выходки в зародыше, потому что если мы не станем бороться с этой напастью, всё будет потеряно! Такое происходит, нужно признать, довольно редко, что и понятно при учёте всей той бессмысленности, какая сопровождает всякий бунт. Но даже если мы оказываемся невнимательными и позволяем сорняку пустить корни, у нас есть средство, могущее предотвратить заражение. Мы вырезаем сорняк и уничтожаем этот его самый корень!» Он умолк, пытаясь сохранить интригу, но эмоции его выдавали. Было видно, что Сервус жаждет продолжения беседы. Он, как можно было догадаться, хотел, чтобы я спросил, как же они расправляются с беднягами. Сервус наполнился восхищением, по всей видимости, страшной смертью, какой они предавали людей, с ними не согласных. На его лице появилась зловещая улыбка, а взгляд уставился куда-то вдаль, в пустоту. Сервус грезил, он представлял, как мучают очередного страдальца. Сейчас это страшное действо развёртывалось прямо перед его глазами, тем самым принося ему огромное удовольствие. Он приоткрыл рот и теперь стал походить на высунувшего язык пса, расплывающегося в наслаждении. Затянувшееся молчание подтолкнуло меня, и я, как бы попавшись на его удочку, спросил: «И какое же это средство? Как вы наказываете этих негодяев?» Он преобразился. Медленно поворачивая свою голову и начиная покачивать ею, он стал с упоением объяснять. «Негодяи, да… Да это не то слово! Скот! Вот как правильно следует их называть! Запомните это! А скоту полагается скотская смерть! Средство наше очень древнее, так как на Корабле его использовали всегда, и пока ещё ни один преступник не сумел избежать расправы. Этот факт придаёт Казни какую-то чарующую судьбоносность, а в предателя он вселяет непоколебимую уверенность в том, что Рок настигнет его. Немыслимо думать, что Казни можно избежать, но безумцы всё-таки на что-то надеются, ума не приложу, на что! Теперь к сути дела. – Сервус облизнул губы. – Как вы уже успели заметить, молодой человек, мы окружены Океаном. Я не знаю, есть ли у него границы, но в какую бы сторону ни направлялся Корабль, мы не находим ничего, кроме вездесущего моря. То же касается и дна. Неизвестно, кончается ли где-нибудь вода и есть ли у неё пределы. Вы должны понимать, что говорю я без особой уверенности, потому что мы не знаем толком ничего об Океане. На Корабле имеется Якорь, но как глубоко бы мы его ни опускали, он не встречает никакого сопротивления. А цепь чрезвычайно длинная! Может показаться, что в таком случае Якорь абсолютно бесполезен, но мы нашли применение Якорю!» Он посмотрел на меня всё с той же улыбкой и в ожидании чего-то. «Неужели он хочет, чтобы я это сказал? – крутилось у меня в голове. – Что, чёрт возьми, ему от меня нужно?» Он всё стоял и точно насквозь пронзал меня своим насмешливым взглядом. Обстановка накалялась, отбрасывая огненные искры страха, словно красная сталь. Сейчас этот человек пугал меня до глубины души. Я не мог знать наверняка, что он задумал. «Зачем он допытывается до меня? Что это ещё за игра? Зачем он рассказывает всё это, да ещё хочет, чтобы я продолжил? Может, он пророчит такую кончину мне? Это угроза или лишь нелепость?» Страхи и сомнения завертелись в моей голове, но наверняка было известно: у него ни единого повода меня казнить. О чём бы я ни думал, он не способен читать мысли. Пока что я ничего не сделал. Кроме… кроме тех глупых высказываний… Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я уже не знал, на что рассчитывать. Меня всё больше и больше накрывала убеждённость в том, что это конец. Он оказался на шаг впереди, он перехитрил, он играет со мной! А это… Это насмешка! Он хочет, чтобы я сам вынес себе приговор! Как чётко он всё подметил! И про то, что бунт следует давить в зародыше, и про то, что Казнь неминуема… А может, может, он проверяет меня? А я стою как дурак и не могу сложить два и два. Я совершил над собой невидимое усилие. Нужно было как-то собраться с мыслями, и я принялся себя успокаивать: «У него ничего нет. Кроме, разве что, ничем не подкреплённых подозрений. Нет, я не позволю ему себя запугать!» Сделав невозмутимое лицо и всем видом показывая своё безразличие, я сказал: «Полагаю, вы привязываете их к Якорю и… топите?» «Именно! – закричал он. Мои слова будто зажгли его глаза неким воодушевлением, больше напоминавшим одержимость. – Да, молодой человек! Да! Именно так мы и делаем! Ну вот видите, какой вы смышлёный малый! Да! Мы привязываем негодяев и топим их! А пока это происходит, почти каждый на Корабле может увидеть подонка. Хоть мы и живём на разных этажах и у нас разные миссии, но в этот момент мы все становимся едины в ненависти и рвении отомстить преступнику». «За что отомстить?» – не удержавшись, спросил я. «Как за что? Вы не находите бунт достойным отмщения?» «Нет, ну если бунт действительно имел место, тогда конечно, но если человек ничего толком не сделал?» – сообразив, спросил я. И он, поняв, что я имею в виду, вдумчиво ответил: «Да, юноша, вам ещё только предстоит понять, что любой бунт начинается с мысли, и чем раньше вы это осознаете, тем лучше!» «Да, пожалуй, он прав», – подумав так, я осознал, что меня этот человек не поймёт никогда. Отныне мне необходимо было стать как можно более аккуратным в том, что я говорю. Это было необходимо, так как Сервус показал мне свою наготу, и теперь стоял передо мной, сверкающий своими безумством и слепой верой. Так мило общаясь с ним, я подвергал себя огромной опасности. «Все сомнения прочь! Передо мной враг», – сказал я себе, подведя итог размышлений. Но разговор окончен не был, а молчание всегда пагубно влияет на его развитие. «Извините, я вас перебил, продолжайте. Мне очень интересно слушать», – стараясь как можно лучше прикрыть свою серьёзность и холодность, сказал я. «Так вот. Пока предателя привязывают, каждый может выкрикнуть что-нибудь напоследок и затем, под ликования счастливых людей, мы спускаем этого мерзавца в неведомые глубины! И знаете, что самое интересное? – Он выдержал маленькую паузу. – Когда мы поднимаем Якорь обратно, на нём уже никого нет! Остаётся только гадать, что происходит там внизу! Притом ждём мы совсем недолго! Судя по всему, злодей сталкивается там с какими-то поистине кровожадными тварями, раз они так быстро расправляются с ним! Нам это, конечно же, на руку». Помолчав немного, он прибавил: «Вот так, молодой человек! Зрелище это подлинно прекрасное и производит очень сильное впечатление на всякого, кому удалось хоть однажды стать свидетелем подобного. Надеюсь, что вам доведётся когда-нибудь увидеть это действо». «Да, было бы славно», – еле сдерживая свой ужас, ответил я. «Ну что ж… Заболтались мы с вами не на шутку, молодой человек, не на шутку! Нужно сказать, вы очень приятный собеседник, и мне понравилось говорить с вами, но, увы, теперь мы должны идти», – закончил он.