Сброд

Часовые, дремавшие возле ворот, уютно устроившись в тени могучих стен, оживились, заметив приближающуюся ватагу. Один из них встал, и преградил собою путь к открытым воротам, с важным видом ожидая отчёта о цели прибытия приближающегося отряда. Волибор поднял вверх открытую ладонь, и следующие за ним повозки остановились. Сам бывший тысячный спешился, и бросил повод своего коня одному из остановившихся рядом разбоев, который, растерявшись от неожиданности, едва сумел его поймать. Волибор направился к часовому, и тот так же сделал несколько шагов навстречу.

– Я выполнил поручение Батурия – разбил шайку разбоев, нападавших на крупные торговые обозы – нарочито официально отчитался бывший тысячный перед занюханным стражником, дабы пустить ему пыль в глаза, потешив самолюбие – Так же мне удалось захватить некоторых вожаков, которых Батурий сможет подвергнуть показательной казни. Так что до его возвращения, надо бы поместить их в темницу крепости.

Уловка подействовала: часовой важно надулся, благосклонно посмотрев на Волибора, обошёл его, и направился к телегам с «пленными». Вид у него был такой, как будто это он князь Батурий, и от ЕГО воли, зависит судьба этих несчастных разбоев… да и вообще всех людей в Чёрном Крае. При его приближении, «пленники» на ближайшей телеге растерянно потупили взоры, не зная, что делать при таком неожиданном развитии событий, из-за чего стали смотреться ещё натуральнее. Надменно оглядев их с напыщенным видом, часовой вдруг резко схватил Ворона (который чисто случайно оказался к стражнику ближе всех) за нижнюю челюсть, и рывком повернул его к себе лицом, в которое зло процедил:

– Ну что, мразь, закончились сладкие деньки бесчестной жизни?! Теперь твоя голова украсит один из колов у ворот этой крепости!

Внутри у Духовлада всё похолодело. Он обречённо представил, как Ворон сейчас скинет с себя бутафорские путы, выхватит свой меч из-под сена, покрывающего дно телеги, и изрубит часового на мелкие кусочки. Второй часовой подымет шум, грохнется тяжёлая решётка, которая преградит путь в крепость, и всё, что останется делать, это, не солоно хлебавши, быстро уносить отсюда ноги. Но стражник небрежно отбросил голову атамана (очевидно уже передав весь желаемый массив важной информации), удовлетворившись изумлением в его глазах, которое принял за смятение, и побрёл обратно в сторону распахнутых ворот, небрежно бросив Волибру:

– Возьми дюжину своих людей, чтоб отконвоировать пленных в темницу, наши сейчас заняты. Идём же, не будем терять времени.

Мстивой, находящийся в основной массе разбоев, предусмотрительно скрыв под грязной, затасканной рубахой свой кожаный нагрудник с вепрем, незаметно, потихоньку, одного за другим, стал подталкивать в спины разбоев, исступлённо пялящихся на происходящее. Те, по инерции, выходили вперёд, превращаясь в добровольцев.

Наконец, три телеги, и около десятка сопровождающих, двинулись в крепость сквозь распахнутые настежь ворота, следом за беспечно шагающим стражником. Атаманы, согласно предварительному плану, расположились следующим образом: на первой телеге находились Духовлад и Ворон, на второй – Ратибор, а с основными силами, остались Мстивой и Вук.

Едва телега пересекла линию ворот, въехав в прохладную тень арки, у Духовлада волнительно перехватило дух. Он почувствовал, что теперь развивающиеся события, подобны огромному камню, сорвавшемуся, и покатившемуся по крутому склону к подножию холма, с каждой секундой набирая мощь и стремительность. Передумать, и остановить происходящее уже нельзя, но можно (и нужно) использовать процесс в своих интересах. Он абсолютно правильно оценил текущую ситуацию, но ещё имел неполное представление о её реальном масштабе.

Телеги уже миновали большую часть прохода под центральной башней, но ещё не показались во дворе, когда Ворон вскочил со своего места, резко скинув обманчивые путы и, не удосужившись даже забрать свой меч из-под сена, с одной верёвкой в руках бросился на стражника. Тот шёл, важно расправив плечи, на расстоянии не больше метра от морды лошади, тянувшей первую телегу. Услышав неясный шорох за спиной, он уже начал оборачиваться, но не успел. Ворон преодолел расстояние за два гигантских прыжка, и, накинув верёвку на шею стражнику, натянул, что есть мочи, давя его к низу. Жертва, не справившись с мощным, внезапным нападением, послушно осела на колени, глухо хрипя и выпучив глаза, тщетно пытаясь изо всех сил запустить пальцы под верёвку, глубоко врезавшуюся в шею, брызгая при этом кровью из-под срываемых ногтей. Получив более удобную позицию, Ворон упёрся коленом под самый затылок стражника, и, нагнувшись, зашипел ему в ухо:

– Это последние минуты твоей жизни. Вдумайся в это, как следует!

Духовлад, сразу же за Вороном скинувший с себя верёвки, но потративший некоторое время на поиски своего меча, тоже кинулся к стражнику, и занёс оружие для удара.

– Не смей! – не громко, но резко остановил его атаман – Пусть задыхается!

Духовлад не стал бить, но остался рядом, держа меч наготове, на случай, если стражник вспомнит о своём оружии, бесполезно болтающемся у него на поясе. Но тот лишь исступлённо пытался поддеть верёвку окровавленными пальцами. Духовлад видел, как постепенно замедлялись, ослабевали его движения, взгляд становился стеклянным, и молодому бойцу стало жутко… жутко, и отвратительно. Не отрывая взгляда от расправы, он силился понять, «почему?». Ведь это далеко не первая насильственная смерть, которую он видел, да и участвовал уже во многих. Молодой боец, в конце концов, пришёл к выводу, что дело в беспомощности жертвы, в размеренном её приближении к финалу, о котором она знает, но никак не может на него повлиять. Наконец, взгляд стражника остановился, навсегда запечатлев в себе боль и ужас, а всё его тело беспомощно обмякло. Он был мёртв. Но Ворон ничуть не ослабил хватки, продолжая тянуть изо всех сил.

– Хватит, он мёртв! – приглушая взволнованный голос, сообщил ему Духовлад, выдав свою слабость.

– Я должен быть уверен! – глухо процедил атаман, и добавил, переведя недовольный взгляд на нового главаря – Да и у тебя, по-моему, поважней дело имеется.

Духовлад спохватился, вспомнив о механизме управления герсой. Мимодумно он вопросительно глянул на Волибора, уже много раз объяснявшего, как найти путь к заветному помещению, и тот указал подбородком в нужном направлении. Махом руки призвав следовать за собой троих разбоев, заранее выбранных для этого дела, Духовлад, инстинктивно слегка пригнувшись, быстро и бесшумно заскользил вдоль стены.

Первопроходцы вынырнули из прохода центральной башни во двор крепости. Как и предвидел Волибор, из-за жары, во дворе никто не шатался. Объяснения бывшего тысячного, ориентиры, данные им, были достаточно точны и узнаваемы. Вот портал с правой стороны от прохода, за ним крутые ступеньки наверх… Три пролёта… А вот и крепкая дубовая дверь. Не останавливаясь, Духовлад навалился на неё плечом, и та, с лёгким скрипом, отворилась, повернувшись на массивных железных петлях. В помещении всё же находился стражник, правда, он спал в углу на тюфяке. От скрипа петель он проснулся, и резко сел на своём «ложе», моргая заспанными глазами. Но прежде, чем он успел что-либо понять или издать хоть звук, Духовлад, набравший приличную скорость, срубил его голову одним точным ударом. Голова, ударившись о стену с каким-то неестественным, игрушечным стуком, отскочила, и покатилась под ноги спутникам главаря. Больше в помещении никого не было, и молодой боец, достав из сапога кусок красной материи, подскочил к узкой бойнице, в которую едва могла пролезть рука. Бойница выходила как раз на пространство, перед крепостными воротами. Просунув руку в бойницу, он несколько раз махнул красной тряпкой, после чего, повернувшись к спутникам, сказал им, указав на дверь, изнутри снабжённую большой железной щеколдой:

– Запритесь, и открывайте только мне, или кому-нибудь из атаманов.

Духовлад уже быстрым шагом направился к выходу, но увидев, с каким изумлением разбои осматривают громадный механизм управления окованной решёткой, грозно добавил: