Сброд

– Как же ты оказался в этом… воинстве?! С такими-то достоинствами!

Глубоко, с ностальгией, вздохнув, щупленький человечек начал обстоятельно описывать собственные похождения:

– Учился я в духовной семинарии, что находится при мужском монастыре, близь Славнограда. Прилежно изучил рунейскую, ливтонскую и половийскую грамоту. За прилежность в постижении учения Исы, отец-настоятель даже оказал мне особую честь и небывалое доверие, научив читать запрещённые руны Северных Воинов, некогда принёсших в землю ругов Древний Завет Хоруга, и ставших прародителями княжих семейств в наших землях. Мне сулили быстрое продвижение к высшим санам Служителей Исы. Я имел доступ в Хранилище Еретических Текстов, и прочитал множество из них. Как ревностный почитатель Учения Исы, я читал их предвзято, мысленно подвергая порицанию каждое слово, идущее в разрез с догмами нашей религии, без раздумий нарекая их ложью. Но когда я стал читать труды древних рунейских философов, написанные ещё до рождения Исы, моя фанатичная приверженность его учению пошатнулась. Тексты эти были написаны легко, ни к чему не понуждая, а лишь приглашая к раздумью о жизни, о духовности. Я стал замечать, насколько тесны, безжизненны и неприродны догмы нашей религии. Они лишают человека возможности принять собственное решение, по каждому неизвестному поводу отсылая испрашивать совета и благословления у попов и патриархов. Они запрещают людям совершать ошибки и набираться мудрости, устраняя их последствия. Они учат, что любую подлость можно искупить, дав денег на храм и немного побубнив пустые молитвы, которые заучивают не вдумываясь в содержание. Они лишают людей возможности жить, оставляя взамен пустую, серую рутину. Я стал мыслить, по-настоящему мыслить, не сдерживая себя рамками, за пределами которых ране опасался призрачного грехопадения. В тесных, душных подвалах Хранилища Еретических Текстов, я впервые в жизни почувствовал себя свободным, осознал, что я есть дух, который не удержит ни одна стена, ни одна решётка. Окрылённый своими открытиями, я завёл диспут о сути духовности с отцом-настоятелем, думая, что это поможет ему по-другому взглянуть на цель Служения, но он просто гневно объявил, что в меня вселился бес, помутивший мой рассудок, и велел запереть меня в подвале. Да… из набожных монахов выходят неважные сторожа! Одного из своих сторожей – самого молодого и слабого духом… да и умом – я убедил в том, что в моём теле и вправду бес, которому не нужно пленённое тело. Я сказал, что если он – мой сторож – не выпустит меня, то бес покинет моё тело, и вселится в него. Перепуганный глупец не только выпустил меня, но ещё и дал сухарей мне в дорогу. Я бежал в лес, держась подальше от дорог, опасаясь преследования. Не знаю, как я не достался диким зверям, видно Проведение было благосклонно ко мне. Несколько дней я ничего не ел, и уже стал терять силы, когда наткнулся на парочку головорезов из этого… воинства, охотившихся в лесу. Сначала они хотели просто зарезать меня на месте, но я убедил их, что если они отведут меня к своему предводителю, тот их одарит. Они согласились, пообещав, что если останутся без награды, то моя смерть будет долгой и мучительной. Приведя меня в лагерь, они рассказали обо мне своему главарю. Тот рассмеялся и спросил меня, с чего я взял, что он одарит своих людей за меня. Я ответил, что умею читать и писать на четырёх языках, и готов воспеть его ратные подвиги, в качестве личного летописца, так как дела такого сильного, храброго и справедливого мужа, должны быть известны потомкам до пятидесятого колена. К моему счастью, он оказался человеком тщеславным и заинтересовался моим предложением, пообещав сохранить мне жизнь, если я покажу, на что способен. Я попросил его назвать своё имя, и предводитель разбоев ответил, что имя его Тур. Окрылённый желанием остаться в живых, я тут же сочинил четверостишье:

Не сдержит тебя ни орда грозных войск,

Ни крепость гранитного мура!

Знамёна великих народов падут,

Под ноги могучего Тура!

Тур был очень доволен, и позволил двум олухам, которые привели меня к нему, выбрать по одной вещи из своего оружейного сундука. Меня оставил при себе, вести летопись его славных подвигов, и, за одно, готовить пищу на всю ораву. Вот так я оказался среди этих людей, среди них, наверное, и умру.

– И много славныхподвигов ты воспел для потомков предводителя? – поинтересовался Духовлад.

Всесмысл посмотрел на него, как будто пытаясь определить, можно ли говорить откровенно, и уклончиво ответил:

– Все, которые видел.

Духовлад ухмыльнулся, уловив в ответе иронию. Они решили последовать совету Всесмысла, и остаться пока возле ручья, чтобы быть подальше от разоряемого обоза, пока среди разбоев не улягутся страсти.

***

Делёж добычи шёл полным ходом. Порядок был точно отлажен: изначально Тур, с самыми верными ему людьми, отбирали в обозе товары, имеющие на рынке большую цену и высокий спрос. Эти товары забирал с собой Горан, и со скидкой быстро продавал их в ближайшем городке. Большую часть вырученных денег, Горан привозил в следующем обозе и отдавал Туру, часть шла на его – Горона – нужды, а часть – на покупку разных вещей, которые мог заказать любой из разбоев, записавшись в список, который составлял Всесмысл, как единственный грамотный человек в… воинстве. Заказанные разбоями вещи Горан вёз в телеге, под видом товара для какого-нибудь княжеского двора, снабженцем которого он представлялся хозяину обоза. Как уже было упомянуто, телега и повозка, принадлежащие Горану, носили отличительный знак – изображение медвежьей лапы на щите. Этот знак был известен всем разбоям в отряде.

Затем отбирались продовольственные товары, которые забирались в лагерь разбойников. Оставшееся отдавалось на делёж желающим. Повсюду стоял гомон, то и дело вспыхивали перебранки, перераставшие в локальные потасовки. В этой толкотне, как и в расправах над пленными, люди, имевшие серьёзный статус в отряде, участия не принимали, удовлетворяясь долей от добычи в деньгах, которой не имели подавляющее большинство разбоев.

Духовлад и Всесмысл сидели на берегу ручья и беседовали. Точнее, разговаривал в основном Всесмысл, радуясь, что нашёл в лице Духовлада «свободные уши», но и последнего это не раздражало, так как он находил рассказы собеседника довольно интересными и полезными. Далибор уже вышел из состояния полной отрешённости, но к общению не стремился, лёжа на полянке неподалёку, и делая вид, будто спит. Понемногу шум, доносящийся со стороны обоза, стал ослабевать.

– Делёж заканчивается, – с видом знатока заключил Всесмысл – Скоро они совсем успокоятся, и можно будет оторвать себе чего-нибудь на ужин. В лагере проще, там я готовлю для всех еду. Но ничего, и здесь от голода не умрём!

Примерно через час, шум действительно и вовсе стих. Всесмысл объявил, что можно выдвигаться в сторону обоза, и Духовлад с Далибором последовали за ним. Пробираясь вдоль придорожных кустов, Всесмысл оценивал обстановку в разорённом обозе сквозь просветы в листве, благодаря которой оставался невидимым со стороны дороги. Всё и вправду уже успокоилось. Те повозки и телеги, которыебыли отобраны Гораном для продажи, и те, накоторые были сложены съестные припасы для «Воинства Медвежьего», стояли отдельно, ровно выстроенными колоннами. Те же, которые были отданы на делёж низшим сословиям разбойников, валялись перевёрнутые и раскуроченные. Среди этих повозок и телег ещё сновали одинокие разбои, надеявшиеся найти что-нибудь ускользнувшее от внимания предыдущих десятков мародёров, уже перетрусивших по три раза каждую кучку. Всё, что имело хоть какую-то ценность, было уже разделено. Вокруг кучами валялись товары, представлявшие малую ценность или неприменимые в разбойничьем быту: женское тряпьё, сельскохозяйственный инструмент, горшки, кувшины и миски.

– Всё спокойно, можем выходить – сообщил Всесмысл, и указал на перевёрнутую телегу у самого кустарника – Там нам будет вполне удобно. Располагайтесь возле этой телеги, а я скоро вернусь.