Страница 3 из 16
«Сказки Байни не такие страшные», – подумал Ули. Своей мамы он не помнил, она умерла после родов, им с братом рассказывали об этом. Но слушать про маму Хродвига было страшно.
– А когда она отошла, у меня уже все было готово. Я полил дрова маслом – всем, что нашел. У Дана оказался даже бочонок земляного масла. Я помню, как оно странно пахло… Я взял факел и шел из комнаты в комнату, поджигая их. Чтобы Черная Смерть оставила это место и покинула Декурион.
«Так это был Декурион!» – подумал Ули, вспоминая холодные и темные коридоры со сквозняками, ледяные скаты ущелий и зимние тяжелые тучи вокруг. Теперь понятно, откуда подпалины на некоторых стенах и закопченный потолок в местах, где не разводили огонь!
– Потом я снял черную шкуру с шеста, накинул ее себе на плечи и перелез через стену.
«Неужели эта шкура – та самая?» Ултер невольно глянул на черную бурку старика м опаской. Хродвиг перехватил его взгляд и ухмыльнулся.
– Что ты! – сказал он, перебирая курчавую шерсть. – Та шкура потерялась в глубине лет. Не помню, что с ней стало. Может, я оставил ее там? – спросил сам себя Хродвиг и задумался.
– Где? – шепотом спросил Ули, когда ждать уже стало совсем невмоготу.
– Как где? – очнулся Хродвиг. – В Городе Мертвых, конечно.
– Но как ты там оказался? – удивился Ули.
– Ты забыл, мальчик, о чем мой рассказ? – спросил его Хродвиг. И не дожидаясь ответа, продолжил. – Я спустился с крепостной стены, оставив позади себя дымящийся родной кров. Я шел лесами, по широкой дуге обходя селения, боясь принести людям Черную Смерть. Я не мог забыть погибшего Дана. Помнил, как он велел заложить ворота, не дав своим детям выйти… Он был крепким. Крепким, как наши горы. Не то, что нынешние имперские неженки… И мне нужно было сделать так, чтобы все это было не зря. Не помню, как я нашел дорогу к Городу Мертвых. Сама Мать Предков вела меня. Я прошел сквозь деревню молчальников – и они все поняли, и не остановили меня. Новости в горах расходятся быстро… – Хродвиг поправил сползшую бурку.
– Лишь один из молчальников, по-видимому, старейшина, не приближаясь, указал мне на мой Дом в Городе Мертвых. Дом был построен для Дана, но тому уже не суждено было оказаться там. Ведь его тело я сжег своими руками совсем недавно. И тогда я вошел в этот Дом – молчальники недавно окончили стройку – Дом был пуст. Ни одного тела, никаких костей. Только я. Я лег у подножия трона. Каждое утро у порога мне наливали в кувшин воды. И клали хлеб.
– Может, я потому и прожил так долго, что смерть запамятовала про меня, решив, что я давным-давно умер? – спросил Хродвиг сам себя. И забормотал. – Может, и для тебя…
И он вновь замолчал.
– И как ты стал Даном? – после долгого молчания спросил Ултер.
– Это уже другая история. Я оказался единственным из всего рода Дана Дорчариан. Мать Предков сделала так, что старший сын Дана в Империи вскоре скончался. Кровь Данов, мой мальчик, привела меня к власти. Кровь Данов… – вновь забормотал старик, и Ули заерзал на месте.
– Не можешь усидеть спокойно? – Хродвиг вновь обратил свое внимание на Ули. – Тогда иди, позови мне Хоара, и вели собрать тут всех. Кроме этих, болезных, – он кивнул в сторону пастухов.
Ултер одним махом слетел с лесенки и вприпрыжку бросился к Хоару, который на берегу ручья беседовал о чем-то с Аскодом Гворфом.
Глава 2.
Олтер. Атриан, столица провинции Атариан.
Мы готовились к визиту в Имение Наместника. После недолгих споров я решил одеться в горскую одежду, а не наматывать вокруг себя полотнище на имперский манер. Я пригладил волосы, поправил серебряную фибулу-застежку плаща, отороченного опушкой на горский манер. Специально не стал цеплять на себя все те украшения, которые Остах принес мне в комнату перед выходом. В большой продолговатой шкатулке лежали насыпью и без вкуса набросанные какие-то браслеты, серьги, венки и диадемы, цепочки. Времени и желания их распутывать и оценивать у меня не было, но я успел мельком оценить красоту и изящество некоторых изделий.
– Откуда? – спросил я у Остаха.
– Гимтар дал, – пожал плечами Остах. – Тебе нужно будет…
– Нужно, нужно, – поворчал я, копошась в шкатулке. Превращаться в попугая в мои планы не входило. Скромность и достоинство – вот то впечатление, которое я хотел произвести на окружающих. Достоинство и скромность. Представив себя с ручными браслетами, которые явно были мне велики, с диадемой на голове, сползающей на лоб, и ожерельем на худой мальчишечьей шее, я громко фыркнул. И выудил из шкатулки фибулу из потемневшего серебра в форме широкого листа дерева, слегка изогнутый, сужающийся к краю, с черешком, в котором пряталась застежка. Тяжеловесность, функциональность, – плащ закалывался на отлично, – и красота. То, что надо. Шкатулку я закрыл и отдал Остаху обратно. Тот недоуменно покачал ее в руках, но, оглядев меня от макушки до пят, ничего не сказал. И ушел. Видимо, прятать шкатулку.
Одет я был по-горски просто: легкие кожаные сапожки, суконные шаровары, простая рубаха, подпоясанная широким кожаным ремнем с металлическими вставками. На пояс я подвесил кинжал, подаренный мне Баратом.
«Всё куплю, сказало злато, всё возьму, сказал булат, – подумал я, поправляя перевязь. – То-то же, знай наших!»
«А ведь так и не успел отдариться за нож», – мелькнула запоздалая мысль.
Нож был простенький, – а какой еще мог быть у Барата, – но тяжелый, серьезный, боевой. Кому надо, тот поймет. Клинок явно был для меня великоват и скорее походил на короткий меч, с которыми мы тренировались с братом в горах. При мысли о брате сердце привычно сдавило – отсутствие новостей после утреннего нападения гворча в предгорьях и тревожные сновидения с мумиями, Хродвигом и братом не добавляли оптимизма.
«И при чем тут старый Хродвиг? Старик сам как мумия», – раздраженно подумал я.
Я специально оделся нарочито по-горски. Во-первых, это была очень удобная одежда и я к ней привык. Во-вторых, хотел показать окружающим, что я горец и нисколько этого не скрываю и не стыжусь. Я придирчиво оглядел себя в начищенный блестящий лист. Изображение было расплывчатым, но за неимением гербовой… Зеркало мне все равно не изобрести. Ну, знаю я слово «амальгамма» – и что? Это единственное, что я могу глубокомысленно брякнуть в разговоре о зеркалах. Только с кем здесь вести этот самый разговор? Я тяжело вздохнул, и мы двинулись к выходу.
После недолгого совещания мы решили, что в путь мне лучше отправиться на каталке. Пока мышцы не пришли в тонус, нагрузку лучше нормировать. Поэтому сейчас я восседал в своей коляске, которую вез Барат. Прохожие удивленно оборачивались вслед, но я не обращал на подобные пустяки внимания. Хотя процессия у нас и вправду получилась презанятная.
Впереди, возвышаясь над толпой, вышагивал слепой Тумма в своей алой повязке поверх глаз. Удивительно – но шел он без поводыря и трости, и вполне уверенно. Его походка напоминала мне кошачью – напруженные, наполненные внутренней силой движения, грациозность и чувство равновесия. Слепота ли выработала в нем энергию и уверенность, которую он излучал, или он всегда был таким – я не знал, но прохожие шарахались от него, стараясь оказаться подальше и не попасться ему под ноги. За Туммой вышагивал Йолташ, с бесконечным презрением и превосходством горца рассматривая горожан. Впрочем, он немного переигрывал, выпятив нижнюю челюсть, изображая свирепого хайлендера. Следом ехал я в своем недавно сделанном кресле-каталке. Барат привычно уже занял место за моей спиной и взялся за управление. Замыкал шествие Остах, особо не выделяясь на фоне братьев. Старика Ллуга с парой слуг оставили в гостинице при госпитале вместе со скарбом, тем более что за сегодняшний день уже было уплачено. Кайхура пришлось оставить там же. Щенок долго возмущенно гавкал, не желая расставаться, а все мои уговоры игнорировал. Но кто знает, какая встреча нас ждет? Прийти на торжественное мероприятие с щенком-альбиносом, который любит при случае откусить кому-нибудь палец… Думаю, это будет перебор.