Страница 35 из 40
Запустив руки в кисельную жижу по самые локти, упрямо шептала имя суженого. Сжимая пальцы, сама не знала, что должна поймать в этой проруби. Давай же, давай! Снова и снова ловила тягучую жидкость. Полнейшее безумие, юродивые обзавидовались бы.
Ладонь толкнула что-то твердое, и я скорее потянулась к находке. Гладкий предмет, окутанный киселем, никак не хотел поддаваться — убегал из онемевших палацев, но. в конце концов, сдался. На моей ладони, густо покрытое скользкой жижей, красовалось яйцо. Брови сами собой поползли вверх от удивления — что теперь с ним делать- то? Оставалось только гнездо смастерить и высиживать, пока Кощей из него не вылупится. Яйцо выскользнуло из руки и смачным шлепком разбилось, встретившись с полом. Чудно, просто замечательно!
Пока я мысленно распекала себя последними словами за неаккуратность, желток задымился, словно на огне. Густой пар спешил заполнить просторный зал. а я, кашляя от едкого духа, зажимала рот и нос.
— Василиса? — из клубов мне навстречу шагнул любимый.
Давящий горло кашель не давал и слова вымолвить. Я только глупо улыбалась в коротких перерывах. Получилось! Надо же, правда получилось!
Кощей несколько мгновений наблюдал за моими мучениями и, подхватив под локоть, торопливо повел к выходу из задымленного зала.
— Ты умерла? — в его взгляде читался неподдельный страх.
— Нет-нет! Не умерла! — последние толчки кашля вырвались из груди. — Я сплю, а ты в моем сне.
— Как в твоем сне?
— Сама не знаю, — напряжение вылилось в нервный хохот. — Просто ты в моем сне, — вытирая о рубаху скользкие руки, я заходилась в истеричном смехе.
Кощею пришлось хорошенько меня тряхнуть, чтобы привести в себя. Душевное спокойствие норовило покинуть вполне реально, хоть и во сне. Успокоившись, наконец, смогла объяснить жениху, что к чему. ЖДала. что Кощей, как прежде, улыбнется, мол, невелика беда, но колдун не спешил обнадежить. Лицо любимого заметно постарело. Смерть не прибавила его облику красоты. Новые морщинки на смуглой коже, выцветшие глаза... они больше не играли медово-карим, покрылись белесой пеленой. До того черные брови подернула седина. Он смотрел на меня с нежностью и печалью. Готова была раствориться в этом взгляде, одно тревожило — нет в глазах милого и тени надежды.
— Худо, да? — я опустила голову, боясь ответа.
— Худо. — немного подумав, ответил Кощей и, коснувшись моего подбородка, заставил посмотреть в глаза. — Время уговора истекло. Ты долго была в мороке Яра, Василисушка.
— Нет, — я отчаянно замотала головой, — не может такого быть! Мы ведь башмачки справили, и все должно было...
— Голубушка, — Кощей едва касался пальцами моих щек, — для меня жизнь закончена, но ты совсем скоро проснешься в Яви, живая. Прошу, не оставляй наш дом, не бросай народ. Помоги людям выстоять супротив псины бешеной. Знаю — ты сдюжишь. Не ошибся я в тебе.
— Кощеюшка...
Хотелось выдрать проклятое сердце из груди, чтобы боль не свела с ума окончательно. У меня больше не было слез, нечем смыть жгучую беду. Как жить дальше без любимого? Стояла рядом с суженым и понимала — еще немного, и мы расстанемся навсегда. Навсегда — это очень страшно, невыносимо страшно. Почти как проснуться от жуткого кошмара, испытать облегчение и вдруг понять, что он случился на самом деле.
— Прости, дурня старого, осерчал на тебя, когда почуял — не один в твоем сердце. Да только сейчас понял, как сглупил. Как мало времени у меня было, чтобы тебя обнимать, в глаза твои наглядеться не успел. Сколько не сказал... ты и не ведаешь, с какою силой люблю тебя, душа моя. Прости, Василисушка. Прости, милая...
В глазах Кощея застыла прозрачная пелена слез. Кинулась на шею к любимому, крепко-крепко к нему прижалась:
— Миленький, не покидай, — я впивалась пальцами в холодную кожу суженого.
— Цаца! — голос Потапа загрохотал в голове, выталкивая из сна.
***
Еловые ветки гнезда больно впивались в кожу. Оказавшись на том месте, где Баюн отправил меня в зачарованное сновидение, больше не сомневалась — не морок, не сон. Рядом догорал добрый костер, а Потап в облике худощавого молодца уставился на меня испуганными глазенками.
— Думал, не добужусь! — почти кричал друг. — Цаца, ты все проспала! Беда!
— Рассказывай! — поддаваясь настроению аспида, сама чуть не орала.
— Яр проснулся, Баюн у них! Дорогу расколдовали, путь прорубают... и время уговора вышло... мы не успели.
— Давай-ка, друже, ветром мчимся к дорожному камню.
Молодец повернул перстень на пальце и, обернувшись, живо расстелился по заснеженной траве, подставляя мне спину. Вскарабкавшись на друга, я крепко вцепилась в теплые складки черной кожи. Хорошенько разбежавшись, змей взмыл в воздух. Торопливо набирая высоту, он тяжело дышал не то от волнения, не то от напряга.
Через несколько верст Потап тише замахал крыльями, сбавляя скорость. Глянув вниз, поняла, отчего друг старается лететь аккуратнее — прямо под нами живым ковром расстелилось царское войско. Тысячи воинов лихо орудовали мечами, изводя беспомощные ветки, освобождая путь к нашему дому. Треск морных шаров, выпускаемых колдунами, почти заглушал лязг мечей. Больше половины дороги освободили прислужники Яра. Немного осталось иродам.
Аспид принялся набирать высоту. Прячась за облаками, мы каким-то чудом умудрились проскочить это мракобесие незамеченными.
— Живее, цаца, — Потап опустился на перекресток с дорожным камнем.
Медлить не стала. Обошла камушек, дунула, плюнула — и снова заходила земля под ногами, являя нам крышку подпола.
— Ты там кликни Ягу-то, — предложил Потап. — Чего доброго, дурным делом выскочит Илюшенька.
— Бабушка! — дернув за кольцо, заорала в темноту.
Глухой топот внизу медом растекался по сердцу — вот и дома. Ведьма высунулась к нам из подвала и только жестом показала, мол, быстрее.
***
Вокруг избушки на курьих ножках топтали снег несколько сотен богатырей, готовых встречать рать Рускальскую. Облаченные в кольчуги, держа в руках щиты да мечи, добрые молодцы с напрягом всматривались в чащу, пока пешие подбадривали коней, настраивая их на смертный бой. Почти всю волшебную скотину из царских конюшен сюда пригнали, только Креса не хватало. За богатырями стройными рядами выстроились колдуны и ведьмы. Кто- то нашептывал защитные обереги на воинов, кто-то обходил коней, вешая на них заклятья от испуга.
— Наших меньше, — Яга суетливо привязывала к поясу фляги с зельями. — Ничего, авось осадой обойдемся. Перебьем их потихонечку.
— Ягиня-матушка, — за спиной послышался голос Соловья, — готово, можно ставить!
— А ну взялись, милые! — неистово заорала ведьма в сторону колдунов.
Тотчас сотни рук чародеев взмыли в воздух, ставя зельный круг на землю Кощееву. Воем в воздух волшебство полетело. Громадная стена зеленого света наливалась мощью под силами наших волшебников.
— Кто терем охраняет? — Яга повернулась к Соловью.
— За главного Тишка, с ним около сотни молодцев и стражники еще. Несмеяну в подвалах схоронили, — разбойник подтягивал седло конька Горбунка.
— За конем царицы-матушки пошли уже? — старуха не унималась с вопросами.
— Ветром помчали. — кивнул Соловей и едва заметно улыбнулся мне.
— Хорошо, — выдохнула Яга. — Так, — она удивленно округлила маленькие глазки на обернувшегося молодцем аспида. — это что еще за выходки?
Поджав шею к плечам, Потап виновато глянул на старую ведьму:
— Не серчай, Яга. Из меня убивец, как из тебя пахарь.
— Вот еще, — фыркнула старуха, — надо будет, вспашу, засею и урожай сниму. Оборачивайся чудищем! Конопатый молодец глубоко вздохнул и нерешительно повернул перстень.
— Вот, огоньку тебе приготовила. — Яга отвязала флягу с пояса и поманила аспида костлявым пальцем.
— Близко совсем. — желваки Соловья заходили ходуном.
— Толкуй своим! — кинула ведьма разбойнику, сунув в пасть наклонившегося аспида зелье прямо во фляжке.