Страница 12 из 40
Спасибо, утешила. Не людей боюсь — себя. Только пора отправить к чертовой бабушке сомнения. Иначе, какая царица из меня? Нельзя Кощея подвести. Ох, нельзя.
Веста быстро собрала меня к приему. Ладно у нее выходит, с душой, легко. Из заспанной Василисы Дивляновны получилась девица — хоть сейчас на трон сажай. Кудесница Веська! Золотое платье с меховой отделкой село ровно по фигуре. Грузная парча переливалась в утреннем солнце чудными узорами. Сапоги острыми носами хвастали.
В главном зале за писарской тумбой скучал Тихомир. Внимательно изучая содержимое чернильницы, молодец не заметил моего появления.
— Что, меду налили? — стараясь скрыть волнение весельем, кинула я с порога.
— Доброго утречка, царица-матушка будущая, — встрепенулся писарь и отвесил уже привычный поклон. — Готова с людьми толковать?
— Ой, Тишка, готова али не готова, а придется, — вздохнув, направилась к трону.
Сегодня царский стул стоял в гордом одиночестве. Мне предстояло самолично водрузить зад на государево место. Втайне надеялась обойтись троном поменьше, что в прошлый раз для меня приготовили, но надеждам сбыться не суждено. Принимай, Василиса Дивляновна, царские дела в полной мере.
Тихомир мгновенно оценил мое желание сесть как готовность к приему и скоро зашагал к входу.
— Зовите! — зычно крикнул писарь вглубь коридора, распахнув тяжелые двери.
В переполненный солнечным светом зал потянулись люди. Не меньше дюжины мужчин и женщин. В глазах предательски потемнело, сердце зашлось глухими ударами. Стараясь обуздать волнение, я протяжно выдохнула. Тишка, загадочно улыбаясь, встал по правую руку. Ну, хоть тут спокойнее — спросить есть у кого. Прислужники заняли места на лавках, вдоль бревенчатых стен и все как один уставились на меня в ожидании.
— Пригласи кого выслушать желаешь, — зашептал писарь.
— Как? Я ж не знаю, кто они, — на ладонях проступила холодная влага.
— По одному к царице-матушке пожалуйте, знакомиться станет! — гикнул в зал Тишка.
Недолгие пересуды на лавках закончились выходом к трону пухлого мужичка лет сорока от роду. Фартук вокруг тугого живота выдавал в нем стряпчего.
— Доброжир, царица-матушка, стряпчий главный, — с поклоном мужчина подтвердил мою догадку. — Чего на трапезы подать велишь?
— Для начала спасибо сказать хочу. Сколько бы ни ела кушаний, все как одно по нраву пришлись, — улыбнулась засиявшему от гордости Доброжиру. — Царь-батюшка, видать, любит пышно трапезничать, но пока его дома нет, не надрывайтесь. На обед похлебку грибную сделайте, а на ужин кашу какую и хватит. Всего ли на кухне вдоволь?
— Всего в достатке, матушка Василиса, — круглое лицо Доброжира растянулось в ответной улыбке.
— Ну и славно, — на душе заметно потеплело.
— Кто там на очереди? — выкрик Тихомира завершил нашу беседу со стряпчим.
Место перед царским троном занял оружейник Василько. Крепкий, здоровенный детина — головы на три выше меня — бодро отчитался, мол, в оружейном тереме все спокойно, но луков-самострелов надобно добавить. Пообещала скоро царю-батюшке сообщить — не моя это вотчина.
Прислужники справлялись о моем здоровье, удобно ли мне в тереме Кощеевом спрашивали и редко о чем-то просили. Для ловчего нашептала хорошей приманки на сохатого, посолонее. Молодец засомневался, но обещал испытать. Пусть. Средство проверенное, сомнений и быть не может. Стременной главный Давила попросил домовых из конюшен выселить. Повадились там хулиганить, все вверх дном переворачивать. Выдала ему крынку молока заговоренного. Быстро нечисть успокоится, животы сытые урчать станут.
Оказалось, первая кучка прислужников — только начало. Люди уходили после приема и места тут же занимали следующие. Беседы затянулись до вечера. Короткий перерыв на обеденную трапезу — весь отдых царский за день. Вот работенка-то. Поглядывая на метель в темнеющих окнах, я старалась не зевать. Волнение давно утихло, на смену ему пришла тяжелая усталость. Греться на царском троне весь день напролет почище, чем сотню ведер из колодца вытаскать. И это еще царство Кощеево спит, люд простой с вопросами к царю не потянулся. Выжить бы.
— Крепись. Василиса Дивляновна, — зашептал Тишка, — сейчас старший над стражей отчитается и все.
Бегло пробежавшись по залу уставшими глазами, поняла, что, кроме мирно посапывавшего на лавке молодца, никого и не осталось. Завидую, по-хорошему завидую. Прилечь бы на соседнюю лавчонку, вздремнуть немного.
— Жалко будить, — еще раз глянула на спящего парня.
— А куда деваться... — Тишка звучно отчеканил каблуками по деревянным половицам.
Топот писаря эхом разошелся по залу. Молодец мигом вскочил на ноги и торопливо зашагал к выходу. Нет в Тихомире никакого понимания. Разве можно так человека ото сна поднимать?!
— Куда же ты, добрый человек? — окликнула перепутавшего направление хлопца.
Пока парень сонно метался в поиске, я старалась не рассмеяться в голос. Для порядка глянула в сторону бессердечного помощника. Писарь тотчас уловил во взгляде обещание посадить на кол за такую выходку и поспешил спрятаться за высокой спинкой трона.
— Не гневайся, царица-матушка будущая, прости, — молодец, наконец, выбрал верный путь и успешно добравшись, плюхнулся на колени.
— Не гневаюсь. Встань.
— Викута я, над стражниками главный, — он отвесил размашистый поклон, звякнув тяжелой кольчугой.
— Все ли в порядке у твоих подчиненных? Надежно ли хоромы охраняются?
— Есть трудности, — тяжело вздохнул парень, — людей у меня мало. Вот у опочивальни гостьи царь-батюшка велел четверых выставить. А кого мне у казны прикажите ставить? Народу больше нет.
— Чего же ты у государя не спросил сразу? — в воздухе появился запах тающей надежды на скорое завершение приема.
— Так не было момента, — растерянно замигал глазами Викута.
— Ладно, чего выяснять. Делать что-то надобно.
— Царица-матушка, не вели на кол, — писарь высунулся из-за трона, — гостья наша спит сном крепким. Государь приказал усыпить до его возвращения. Думаю, можно пару стражников от ее дверей в казну отправить.
— Безобразие одно, — я крепко сжала пальцы в кулак. — Переводите молодцев. да побыстрее.
Безобразия на этом не закончились. Оказалось, на прием не явился казначей. Заметил это Тихомир только сейчас. По словам писаря, отсутствие главного по золоту и каменьям дело из ряда вон. Заручившись поддержкой Викуты, мы поспешили проверить, здоров ли казначей и на месте ли богатства царские. Если у трона мне казалось, что дело плевое — забыл человек, подумаешь, то с каждым шагом по лестнице, ведущей в подземелье, сердце ныло — беда.
Дверь в государственную сокровищницу оказалась распахнутой настежь. В свете факелов среди гор золотых и серебряных монет, распластавшись, лежал казначей. По спине пробежался мерзкий холодок. Поза худощавого тела ясно давала понять — поздно. Тихомир кинулся к мертвецу. Приложив ухо к его груди, испуганным взором подтвердил мои опасения.
— Викута, ветром дуй в опочивальню Буяны! — мигом сообразила я.
— Да как же так, матушка, — растерянно задыхался Тишка. — я же сам лично ее усыпил. Неужто очнулась? И стража ведь у дверей поставлена...
— Неведомо мне, — втягивая носом душный подвальный воздух, пыталась унюхать запах колдовства, — очнулась девица или нет. Только казначея нашего не своя смерть настигла. Чуешь, как смердит?
— Вроде.
— Ран на теле не вижу, а вот запах чародейства аж глаза режет.
— Василиса, матушка, — Тишка рванул к дальнему углу подземелья, — вот тут ларец стоял, а сейчас нету.
Парень суетливо рылся в звенящих кучах монет, оборачивался, беспокойно ища взглядом потерю. Конем носился по царской казне, бодро перепрыгивая тяжелые сундуки. Открывал грузные крышки и, не найдя, с грохотом опускал обратно. Без толку.
— Как сквозь землю провалился, — страх наполнил глаза писаря.
— Что было в ларце?
— Яйцо.