Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 8

В 2004 году Болат Абдыкаримов, старший брат сенатора Оралбая Абдыкаримова, на праздновании 110-летнего юбилея Сакена Сейфуллина сказал Бакыт Карибаевой, что род батыра Серкебая может иссякнуть потому, что его нынешние потомки не достойны его славного имени. Батыр Серкебай, предок Карибая, отличился как отважный защитник своего народа в самое смутное время XVIII века, когда перед всем казахским народом нависла угроза полного исчезновения. Этот период в истории известен как «актабан шубырынды», когда вынужденные покинуть свои дома беженцы переполняли степные дороги, ища приют у чужеземцев. В тот критический момент, сплотившись вокруг Аблай-хана, истинные казахские патриоты объединились и прогнали джунгар с родной земли. Вот почему по сей день к Серкебай-батыру сохранилась горячая любовь народа.

Карибай никогда не рассказывал о своих славных предках, не восхищался их подвигами. Но вся его натура, все лучшее качества его личности характеризуют его как истинного наследника их родового очага. Не зря Карибай так долго живет в памяти своих современников, с которыми прожил всю свою жизнь. Прежде всего благодаря своему бесстрашному сердцу, будто принявшему эстафету от самого Серкебая. По словам очевидцев, Карибай был настоящим батыром, его сверстник Тажыгул даже о престарелом Карибае говорил: «Сабазым-ай! Құдайдан да қорықпайды-ау», («Самого бога он не боится»), восхищаясь мужеством Карибая. До конца преданный Карибаю Тажыгул посещал его в последний раз в больнице, специально приехав в город и заказав для него снохе Журсин пельмени с бульоном. Вернувшись из больницы, он восхищенно делился своими впечатлениями: «О, мой неповторимый Карибай, даже в таком состоянии как он красиво, аккуратно ел пельмени, совсем как князь. Ни одного пельменя не уронил, не запачкался, ел с закрытым ртом. Мы бы уже запачкали весь дастархан». Когда Карибай слег по болезни, его тесть Омарали приободрил свою дочь Гульбарам словами: «Карибай – это же лежащий тигр».

Когда уже подступила смерть, сидевший у изголовья мулла, приехавший специально издалека, решил подстричь усы и бороду умирающему, но Карибай вдруг высунул руку из-под одеяла и показал мулле свой крепко сжатый кулак, демонстрируя свой батырский характер. Мулла, качая головой, убрал ножницы в сторону, незаметно улыбнулся и сделал несколько поклонов по пояс перед Карибаем, жестами пояснив, что больше не будет трогать его бороду. Тогда только Карибай, как обычно, закрыл глаза и погрузился в свое прежнее умиротворенное состояние.

Он и остался в памяти своих современников именно таким человеком, ставшим подлинным образцом мужчины, никогда не уронившим свою честь и совесть. В то же время среди них бытовало и такое мнение: «Карибайдан шайтан қашады» («От Карибая черти бегут»). Видимо, его столь безупречная духовная чистоплотность и бесстрашный дух создали в его окружении такой образ. Его современники испытывали к нему безграничную благодарность как к человеку, проявлявшему по отношению к ним особенную заботу и внимание. Людей к Карибаю будто притягивала какая-то сила, поэтому в его дом ежедневно приходили люди и он угощал их чаем из самовара со сливками, испытывая при этом нескрываемое удовольствие от искреннего общения.

Карибай был для своей единственной любимой дочери не только заботливым отцом, но и дальновидным учителем, указавшим ей жизненный путь. Как иначе можно объяснить, что будучи человеком старой феодальной формации, он отпустил свою своенравную дочь учиться в далекую Алма-Ату, поддержав ее стремление учиться только в Алма-Ате. Так он проявил уважение ее самостоятельному выбору, ее наивной мечте, казавшейся на тот момент неосуществимой, ведь у нее не было в столице родственника или хорошего знакомого, который на первое время мог бы поддержать сельскую девушку из глубинки. Карибай обстоятельно обдумал и эту проблему и нашел такого надежного человека, Балтабека из Караганды, старшего брата Героя Советского Союза Маратбека Мамыраева. Карибай был с ним в приятельских отношениях и по-дружески попросил опекать на первых порах свою дочь в Алма-Ате.

Карибай был не только человеком прогрессивных взглядов, но присущая ему культура исходила от его внешнего облика, выделяя его из своей среды. Он одевался не только как подобает современному интеллигенту, но также в соответствии о своим особенным тонким вкусом. Носил китель из дорогой ткани, которую покупал сам, сам же заказывал пошив в ателье, носил шляпу в ансамбле с длинным халатом такого же цвета. Шляпа выгодно подчеркивала его высокий сократовский лоб, обаятельное красивое лицо с прямым носом, у него была очень стройная высокая фигура с прямой осанкой. Карибай строго следил за личной гигиеной, даже делал себе маникюр, отращивая ногти на длинных худощавых пальцах, как у Пушкина на картине Ореста Кипренского.

Дочери запомнился тот день, когда в аэропорту Караганды Карибай провожал ее на вечерний рейс самолета Ил-18 в Алма-Ату. В тот день на нем был летний плащ с капюшоном светло-болотного цвета со шляпой. Почти в сумерках Карибаю пришлось одному возвращаться в городском транспорте как городскому человеку. В первый раз Бакыт взволнованно задумалась об отце, осознав его совершенно особенную стать среди многих людей. Вот и расположением братьев Мамраевых он как-то сумел завладеть, много раз вместе с дочерью гостил у них. Балтабек со своей женой Калимой всегда радушно принимали Карибаевых в своем доме в Караганде по улице Доскея 7, названной в честь народного поэта Доскея Алимбаева.





Карибай никогда не стремился демонстрировать свой незаурядный ум и привлекательную внешность. При решении самых сложных вопросов, личных и общественных, он никогда не выступал первым, зато со всей ответственностью ставил точку, выступая последним. Он не разбрасывался словами, а всегда ярко и емко говорил по делу, демонстрируя свою внутреннюю культуру как наследника школы Шона Тельгозина, влиятельного волостного правителя Сары-Арки. А восседая на коне в своем длинном зимнем тулупе, сшитом на заказ из выбранного им материала, он был чем-то похож на своего предка батыра Серкебая. В самом деле, в Карибае жила культура его деда батыра Беккожи и правителя Шон-би, которую так и не смогли вытравить бесконечные советские совещания и многочисленные агитационные пункты типа «Қызыл отау».

Очень тактичный в общении, с виду милый и простодушный, в реальности Карибай был айсбергом, большую подводную часть которого не каждый мог разглядеть, потому что он никому никогда до конца не раскрывал свою душу. Не рассказывал он о своих поступках, совершенных в годы или Голодомора, в драматическом 1937 году, или в 1916 году, когда он принимал активное участие в национально-освободительном движении. Лишь из воспоминаний его сверстников стало известно о героических поступках Карибая. Некоторые из его подвигов, о которых говорили вполголоса, были самой настоящей семейной тайной. Сам Карибай рассказывал, как в тюрьме в 1940–1942 годах он собственноручно расправился с уголовным авторитетом, оскорбившим его. Тогда главный из уголовников, огромный и хитрый зэк, напал на него, но завязавшаяся между ними яростная драка закончилась полной победой Карибая.

Недюжинная сила Карибая проявлялась, когда он укрощал самых диких коней, дрессировал скакунов или же приручал дойных кобылиц, демонстрируя свое человеческое превосходство над природой. Он представлял собой в духовном и физическом плане подлинный образец могучих казахских силачей.

Карибай очень любил слушать людей, например, сказитель Торгай часами рассказывал ему об истории края, об известных личностях, найдя в его лице благодарного слушателя. Да он и сам был исторической личностью, о которой современники слагали легенды.

Даже переселившись в другую местность в связи с приходом советской власти, Карибай по-прежнему был преданно привязан к своей родине. Он часто ездил в родные края и любовался красивым имением с окружавшим его лесом «Шоннын Кызылагашы», где ныне захоронен Шон-би в мавзолее, отличающимся особой архитектурой.