Волчье лезвие

– Гладко поёшь. Только почему «мы»? – откусил Фроил от ножки, потому как решил с ней покончить. – В прошлую нашу встречу меня из-за тебя чуть не подвесили на дуб с копьём в боку, а потому я бы так с тобой сделал. А вы в путь. В путь! – покрутил он над своей головой мечом, подзадоривая шайку.

– Без меня заплутаете, – наблюдала Азиль, как нехитрый скарб вытаскивали из десятка шалашей и складывали в походные мешки, – опоздаешь и не получишь монет за длиннобородого.

– Пусть так, – согласился Фроил, обглоданная кость улетела в кусты папоротника, – но не жди ласковости.

Копыта поглощали лесные тропы, что вились через лощины и взгорки, над которыми сменялись солнце и луна, облака и тучи, чтобы приглядывать за короткими привалами двух десятков всадников.

– Сколько ещё? – взглянул Фроил на Азиль. Она скакала на своей лошади рядом с ним, а он раз за разом пробегал взглядом по её бёдрам, что теснили кожаные штаны, по тонкой гибкой шее, охваченной петлей. Иногда Фроил тянул верёвку, и скрученные конопляные волокна впивались в кожу Азиль: она выгибала спину, выставляя напоказ ладное девичье сложение.

– Ещё пять ночей. Не терпится зарубить того русого лангобарда? – придержала Азиль лошадь, чтобы копыта не зацепили острые камни среди сосновых стволов, плотными рядами обступавших узкую тропу. – А он ведь тебя в живых оставил.

– Значит, поблизости была, когда нас кромсали, – поднял Фроил глаза к небу, затянутому чёрными тучами. – Неужто опять польёт? Всё одно, кому из длиннобородых мстить, а за него получу золото. А тебя, если доведёшь нас, то, может, оставлю ещё тратить солнечный свет… Хотя надо будет угодить нам, – обнажил он зубы. – Кто нос свернул? Полюбовнику перечила?

– Мне тогда десять было. В мою деревню из-за гор пришли франки и убили родителей. Убегала и получила кулаком… Пришлось взять кинжал, и вот потому не расстаюсь с ним, – зыркнула Азиль в сторону косичкобородого галла: – Не расставалась.

– Любопытно, – почесал Фроил свою всклоченную шевелюру. – «От кого-то я слышал такое».

***

Баварское герцогство

Предгорья Доломитовых Альп

– Войны нет, так что ничего не случится, – говорил Людер, отхлёбывая из чаши горячее красное вино с полынной настойкой и мёдом. – Эх, хорошо согревает… Мы идём по торговым делам в Венецию, так нам поручил король Хильдеберт… Они тоже так считают, – кивнул он в сторону десятка баваров, сидевших за столом с деревянными пивными кружками и блюдом с жареным фазаном.

Они с Брюном прибыли сюда, к предгорьям Альп, в сопровождении отряда баваров, ведомых Гундоальдом, спустя десять дней, как покинули Регенсбург.

– Всё равно. Как-то плохо встретить длиннобородых, – сказал Брюн, глодая птичью ножку. – Не зря они прислали руку.

– На рассвете уходим. Проводник уже здесь, – ответил Людер и махнул хозяйке постоялого двора, что наполняла пивные кружки, а когда она подошла, попросил ещё горячего полынного вина и положил монету, чтобы кинула костей Крувсу.

В тот вечер после прогулки с Теоделиндой баварский герцог устроил пышный пир в честь отбытия гостей, а прежде витиеватыми фразами сообщил, что, к великому сожалению, его дочь не может принять предложение короля Хильдеберта вступить в брак с лейдом Людером. Просил передать, что бавары клянутся в дружбе и готовы обтолковать любой союз.

– Ничего, Людер, завалишь другую принцессу, – хихикнул Брюн после речи герцога.

Людер пытался встретиться взглядом с Теоделиндой, которая занимала привычное место во главе стола с братьями и отцом, но она не уводила глаз дальше, чем блюда перед ней. Он гадал, в чём причина отказа, ведь не мог поверить, что таково было её решение, потому как в те моменты на обратном пути в крепость, когда лицо её обращалось к нему, угадывал выражение, подобное тому, что появлялось у Фели, когда она просила Брюна помочь с бочкой.

– Тут есть подвох. Точно есть, – зашептал Людер другу на ухо, чтобы не услышали лейды Хильдеберта, вкушавшие блюда и напитки за столом рядом с ними. – Не случайно король именно меня отправил сюда. Похоже, он и рассчитывал на отказ. Что скажешь?

– На отказ?.. Не забивай башку, поешь: жаркое – объедение. Что нас ждёт за горами, одни боги знают, – поднял Брюн кружку пива: – Давай!

…Два дня назад путь привёл их к двухэтажному постоялому двору с конюшней на тридцать лошадей, кузницей, стойлом и птичником. Лесная чаща вокруг прятала глубокие прозрачные озёра и речки, и вся эта местность позволяла двум хозяйским сыновьям добывать дичь и рыбу, которыми за монеты питались гости.

Отсюда тропа уводила путников в горы, на перевал, который приводил их в Италию и обратно. Эта же тропа и вела сюда лангобардских послов, ожидаемых баварами во главе с младшим братом Теоделинды, и чем дольше Брюн с Людером задерживались, тем с большей вероятностью их ждала встреча с ними.

Снаружи, сквозь оконца под оштукатуренным потолком, из вечерней серости летели цокот копыт, конское ржание, бряцанье металла, окрики и приказы всадников. Зашёлся лаем привязанный к ограде Крувс.

«Вот и дождались», – погладил Людер рукоять секиры, приставленной к ножке стола.

Дверь распахнулась, и вслед за холодным воздухом внутрь прямоугольного помещения – двадцать на тридцать шагов – вошли трое длиннобородых воинов в плащах, подбитых мехом, и в шерстяных штанах и рубахах под ними. От прохладных воздушных струй затрепетали огни свечей на стенах, а очаг с вертелом напротив входа, способный вместить тушу телёнка, брызнул искрами.

– Приветствуем в нашем герцогстве, – подошёл от стола в правом дальнем углу, где ужинал со своими воинами, безбородый Гундоальд. – Перевал прошли удачно?

– Перевал удачно, – ответил краснощёкий лангобард в кожаном поясе с драгоценными камнями, – а вот перед ним нарвались на разбойников. Я – гастальд Муних. Король Аутари поручил мне представлять его посольство, – уставил он глаза на Гундоальда и, как понял Людер по ответу бавара, взглядом вопрошал бавара назвать себя.

– Гундоальд, сын герцога Гарибальда. Есть потери?

– Один. Мы сядем здесь, – ткнул Муних пальцем в стол на десятерых рядом с очагом в центре зала, – Они разбежались, когда потеряли пятерых. Кроме двоих саксов и одного франка туда затесалась парочка диких тейфалов, – хмыкнул он, снимая плащ на соболином меху.

«Фроил! Оплошал любитель пошуза», – переглянулся Людер с Брюном.

– Ирм, ведите сюда Лега, – обратился русоволосый лангобард с бородой до середины груди к третьему воину – плотному коротышу с волосами цвета соломы.

– Нечего его сюда тащить, Агилульф. Здесь на всех места нет, пусть с остальными в шатрах ночует, – потребовал Муних.

– Он ранен, ему нужно тепло, – ответил Агилульф. Его указательный палец ткнул в пожелтевший от времени, некогда белый потолок с паутинками мелких трещин, – Нам шестерым хватит и одной комнаты, так что половина наших людей разместится в остальных, и даже его… – не закончил он фразу, как будто вспомнил, что говорить о чём-то здесь лишнее. – Вторую половину можно уложить прямо здесь, сдвинув столы.

– Мы убедили остальных постояльцев найти другой ночлег, поэтому места должно хватить всем, – добавил Гундоальд, уперев руки в бока.

Людер едва сдержал себя, чтобы не рассмеяться от того, как, с безволосым лицом и щуплыми плечами, Гундоальд пытался выглядеть внушительным и солидным. Ему не помогали ни вышитая рубаха из светлого льна и кожаный жилет, отороченный куньим мехом, ни меч на поясе с рукоятью, обтянутой черным бархатом и оплетённой серебряной нитью.

– Я с моими людьми решу, кому где быть. Их тоже зови, – произнёс Муних недовольным тоном, и лавка скрипнула под ним, когда уселся напротив двери, спиной к очагу. – А раненого посади за другой стол. Здесь сядут мои люди.

Ирм вышел. Агилульф обвёл взглядом зал, его серые глаза упёрлись в Людера, который не отвёл взгляда. Гундоальд заметил безмолвную стычку и заговорил:

– Там наши гости, – показал на Людера и Брюна, – а потому прошу привязать рукояти мечей к поясам, чтобы в случае ссоры не дошло до резни. – Затем подошёл к их столу: – Сделайте так же… и с топором.