Страница 2 из 18
Но не успел он приблизиться, как Усман спрыгнул с коня, налетел на младшего брата и повалил на поросшие травой камни.
– Глупый кеде1! – прорычал воин в лицо младшему брату. – Ты позоришь атасы2!
– Оставь его, Усман! – прозвучал сверху тихий голос третьего всадника. – Твой брат горяч и молод! Я сам обучу его. Из него выйдет славный воин!
– Да, мой господин! – отпустив брата, Усман выпрямился и склонился в почтительном поклоне.
Гайлис поднялся, и хотел было взглянуть и рассмотреть того, перед кем преклонялись старшие воины, но получил от брата увесистый удар в бок и вынужден был склониться не глядя.
– Далеко ли жилище Хамзира, Гайлис? – услышал он сверху тот же тихий голос.
– Здесь, не далеко, господин, – не поднимая глаз, ответил он. – Почтенный Хамзир знал, что вы здесь. Велел встретить и проводить.
– Веди! А вы, – господин обратился к своим воинам, – здесь ждите.
И пропустив Гайлиса вперед, стал пробираться по заросшей травой тропе в глубь леса.
– Приехал! Сам! – смерил придирчивым взглядом гостя старик. – Стало быть, нет больше хана в степях у восточных лесов?
Хамзир налил в чашу отвара и поставил перед гостем, сидевшем в темном углу.
– Явуз-хан повелел, как его в курган уложат, не медля к тебе ехать. Сказывал, ты знаешь всё наперёд.
– Верно сказывал. Я много чего знаю. Со мной всякие духи говорят. Звери поперед гонцов мне вести приносят. Птицы об ушедшем и о грядущем сказывают. Лес, река, болото павших из мира духов возвращать помогают.
Глаза гостя полыхнули недобрым огнем.
– Не всех вернуть можно! – поспешил загасить это пламя старик. – Есть недуги, супротив которых духи власти не имеют.
– Стало быть, излечить Явуз-хана…
– Не смог бы ни я, ни духи. Никто! – перебил гостя Хамзир.– Срок его пришел!
Гость опустошил чашу, и старик поспешил налить ему еще.
– Ответь мне! Явуз-хан поставил стену вокруг своего становища, как у городов русичей заведено? Из высоких дерев, да с воротами на восход и на закатное светило? Поставил?
– Поставил. Да только надобность ее открыть не успел.
– Всему свой черед! Настанут времена, сам все поймешь. Созрели колосья в диких степях. Тугие, спелые налились. Ни лепешек, ни хлебов из того зерна не испечь, кваса пенного не сварить, коням не скормить. Доверху заполнены амбары семенем коварства да злобы. Чтобы уцелеть в битве кровавой, неравной, тебе самому отведать зерна того придется. Да запастись им про запас. Стена – это хорошо. Да только одной её мало. Отмерь от стены степь такую, чтобы твоим лихим табунам ходить вольно хватило. Лес, промеж тобой и дикой степью, тот, что у реки, возьми. Еще одна стена понадобится. Вдвое выше, чем та, что уже стоит. И ворота ее должны смотреть на закатное светило.
– Дуришь, старик? – зашипел гость. – Кочевой народ не привык за стенами прятаться.
– Коли твоя правда, земля успеет три раза белым саваном накрыться. И сложишь ты голову свою буйную, и некому будет курган над тобой сложить. Не останется ни стара, ни мала из народа вольного, степного. Плоть твою растерзают каарганы3, пока землю будут иссушать солнце, поливать дожди, и лютая стужа не скует ее вновь, укрыв побоище белым покровом.
– Совсем из ума выжил, старый? – еще тише зашипел гость, вставая и вытаскивая из-за пояса кинжал. – Погибель мне прочишь?
– Сядь! – грубо оборвал его Хамзир, повысив голос. – Ты еще не всё услыхал, зачем тебя Явуз-хан посла.
– Как ты посмел мне слово поперек сказать, старик? – выхватывая из–за пояса кинжал, гость налетел на хозяина и повалил его на лавку. – Пугать меня удумал? Забыл, кто пред тобой?
– Умолкни, сказываю тебе!
И откуда только сила взялась у старика? Оттолкнув от себя пришлого, выпрямился, словно был молод годами. Став на голову выше, он пошел на разъяренного гостя без страха.
– Ты здесь власти не имеешь! – заговорил он глухим голосом, пробиравшим насквозь. – Кто бы ни пришел сюда, всяк ниже меня стоит. А кто иначе думать станет, враз голову сложит, как ступит за порог.
Гость поёжился, тряхнул головой, убрал кинжал и, сцепив зубы, прошипел:
– Как пожелаешь, почтенный Хамзир.
– То-то же! – проворчал старик, и тут же сгорбился и согнулся, как и был прежде. – Молод ты еще. Того не знаешь, что народ твой долгие годы жил за стенами. За сизыми холмами, в чёрных лесах у гнилого озера становище стоит. Никто там не живет. Гиблое место. Травы не растут, птицы не поют, люди не ходят. И только когда землю укутывает белый саван, туда возвращается зверье.
Налив остывшего варева в чашу, подал гостю.
– Пей. Силы тебе понадобятся. Дорога долгая, а поспешать надо.
Гость одним глотком проглотил варево.
– Ты сказывал, мне еще должно знать?
Старик сел напротив гостя.
– Ступай в амбар, запрягай двух коней. Гайлис покажет каких. С собой мальчишку возьмешь. Негоже ему за печкой сидеть. Глаз его вострый, ум изворотливый, сила в руках не дюжая. Да сноровки маловато.
– А второй конь для кого? Ты с нами отправишься?
– Не я. Второй конь для того, за кем тебя Явуз-хан прислал. Поспешай. Пока светило к закату не пошло, вам надобно реку перейти. Гайлис! – крикнул старик в темноту.
Дверь распахнулась и, низко склоняясь, в избушку вошел молодой кыпчак.
– Отведи своего господина в амбар, лошадей покажи. А я пока в дорогу вам припасов соберу.
Лишь только за гостем закрылась дверь, из–за печки вышла женщина.
– Твой срок пришел, Магрура! – не глядя на нее, старик складывал в тряпицу хлеб и мясо. – Настал черед тебе покинуть меня. Когда понадоблюсь – гонца пришли. Помогу.
По узкому берегу реки, окутанные ярким светом и радужными брызгами воды, всадники удалялись прочь от черного валуна. У кромки леса стоял старик и с грустью вздыхал им в след.
– Эхе-хе… На погибель свою путь держишь. Вон она, голодной волчицей следом по кустам крадется. На восход тебе пути нет. На закат пойдешь – себя потеряешь, в Великую степь отправишься – буйную головушку сложишь. К гнилому озеру воротишься – голодной погибель твоя будет.
Глава 1
Скрипнув, тяжелая дверь в княжеские хоромы распахнулась.
– Княже, позволь предстать пред очи твоя!
Дородный мужчина с седеющей бородой по грудь, в легкой расшитой богатой тесьмой шубе пурпурного цвета и такой же шапочке с парчовым околышем, кряхтя, протиснулся в покои. Его было столь много, что казалось, будто он заполнил собой все пространство не только светлицы, но и всего терема.
– Зоремир грамоту прислал, – прикрывая дверь, шепотом произнес он.
Сидевший в кресле у стены Рязанский князь Мстислав Игоревич поднял на вошедшего боярина опечаленный взор и махнул рукой, дозволяя приблизиться.
– Дай–ка взглянуть, Яр Велигорович, – с грустью в голосе произнес князь. – Сказываешь, Зоремир нас милостью своей одарил? Ох, чую не ладное, худое! Не часто он нас жалует. Авось чего путного присоветует.
Тяжело дыша, думный боярин Яр Велигорович Магута приблизился к княжескому возвышению и подал свиток.
– Так за то его и почитают, князь-батюшка. Слово его верное. Чего скажет – то и случится.
Князь Мстислав развернул грамоту, пробежал глазами по написанному и подал свиток боярину.
– Взгляни. Как и сказывал – худое.
– Ужель молвит, лиха нам ждать?
Боярин взял свиток, заглянул в него, вернул князю и, почесав бороду, произнес:
– Одна беда, князь-батюшка, когда сея напасть приключится Зоремир не указывает.
– Верно, сказываешь, Яр Велигорович. Не ведомо нам, когда беды ждать. Только сидеть и горевать нам недосуг. Чай не из пужливых будем. За тем в стольный град и путь держим, дабы заручиться словом князя Ярослава Муромского, да силой войска его окрепнуть, коли вороги нападут. Доколе ж нам страдать одним. Ты лучше поведай мне, всё ли к походу приготовлено?
1
Кеде – мальчишка
2
Атасы – отец
3
Каарганы – вороны