Страница 14 из 24
Вчера приходила ко мне женщина. Одета в рубища. На лице горе и отчетливая печать преждевременной старости. И вот что она мне рассказала. В Первую мировую ее брат погиб, оставив семерых детей. Она, тогда еще совсем молодая, полная надежд и сил, решила усыновить и воспитать двух племянников, но для этого ей потребовалось пойти на великую жертву для отдельного человека – отказаться от замужества. Посвятить себя воспитанию сирот; и она, работая с утра до ночи, не щадя своих сил, шла к намеченной цели; дети подрастали, становились на ноги: она спасла их здоровье, дала им возможность нормально развиться, выучиться грамоте, приобрести специальность; жизнь ее не была напрасной, усилия не пропали даром, а успехи приемных сыновей радовали. И вот новое горе – разразилась опять война, приемные сыновья отправились на фронт; одного из них убило, а второй горел в танке, стал на всю жизнь калекой. Женщина возвысилась и над этим горем – в ее жилах течет кровь старостихи Василисы. И чем же отблагодарили эту героиню, перед мужеством и душевной красотой которой я смиренно преклоняю колени. Ее отблагодарили вот чем: выбросили из комнатушки, где прожила шестнадцать лет, вывихнули палец, попортили пожитки. Пришли два ретивых служаки и выбросили, словно она ветошь… И вот эта женщина попробовала найти справедливость; ищет она ее уже два года, а найти не может; и куда она только не обращалась – буквально во все инстанции…[174]
По тогдашнему законодательству люди, уволенные с предприятия, лишались права на ведомственное жилье. В делах Молотовского обкома КПСС сохранилась жалоба директора Соликамского калийного комбината на заводского юрисконсульта: «Зубков систематически задерживает оформление материалов на выселение из квартир лиц, не имеющих права в них проживать или подлежащих выселению из квартир уволенных с комбината за грубые нарушения трудовой и государственной дисциплины». Далее следовали политические обвинения: «С точки зрения политической благонадежности Зубков также вызывает сомнения. Он совершенно неправильно понимает взаимоотношения между рабочими и руководителями социалистического предприятия – считая и изображая их как между рабочим и частным хозяином-эксплуататором. Исходя из этой политически неверной установки, Зубков давал разъяснения рабочим, это же сквозило и в его частной практике юриста, когда он писал разные заявления и просьбы в частном порядке, и в его отношении к порученному делу»[175].
Березники служили местом ссылки. На предприятиях, с точки зрения властей, были заняты неблагонадежные люди. Директор азотно-тукового завода А.Т. Семченко в ответ на обвинение в политической близорукости (принял на руководящую должность инженера с судимостью по 58-й статье УК РСФСР) не без раздражения объяснял, что он это делал, делает и будет делать впредь, поскольку других работников в его распоряжении нет:
Должен информировать, что положение с кадрами на заводе остается по-прежнему тяжелым, так как значительная часть ИТР, рабочих и служащих не может быть допущена к секретной переписке[176].
Количество осужденных с каждым годом росло за счет молодых рабочих треста «Севуралтяжстрой», самовольно оставивших работу. По указу от 26 июня 1940 г. «дезертиров производства» привлекали к уголовной ответственности, примерно по 200 человек в год[177]. Не следует думать, что всех их отправляли в лагеря. Многие получали сравнительно мягкие приговоры, вроде исправительных работ, но для иных, «вступивших на путь рецидива», суд находил возможным назначать также и лишение свободы.
Михаил Данилкин после фронта попал в зону высокой социальной напряженности. В борьбе за скудные социальные ресурсы – еду, одежду, жилье – сошлись начальники и рабочие, люди местные и эвакуированные, бывшие фронтовики и жители тыла. В этой борьбе все преимущества были у начальства – номенклатуры: внутренняя спайка, языковое господство, репрессивный аппарат.
К тому времени «номенклатура представляла собой социальную группу, которая конструировалась властью для целей административно-политического управления по определенным параметрам»[178]. Но, будучи собранным – пусть на время и из разнородных членов, – этот общественный агрегат в послевоенные годы продолжал развиваться по своим собственным законам. Люди, в него вовлеченные, устанавливали между собой личные связи, группировались по клановым или артельным основаниям, заявляли о собственных интересах. Причем специфика новой номенклатуры 1940–1950-х годов проявлялась в том, что и партийцы, и инженеры, и даже те, кого уничижительно называли «торгашами», принадлежали к первому советскому поколению – 30–40-летних, прошедших один и тот же жизненный путь и обладавших сходным коллективным опытом[179]. Советский инженер не был больше чуждым элементом, бывшим или потенциальным вредителем, или беспартийным специалистом. Если его должность соответствовала номенклатурной табели о рангах, он становился полноправным ответственным должностным лицом.
В 1940-е годы заработали в полную силу механизмы кадрового обмена. Вчерашний начальник цеха становился районным партийным секретарем; секретарь горкома переходил на должность директора завода, а затем снова передвигался на партийную работу. Новым в этих горизонтальных перемещениях было то, что их совершали люди, обладающие соответствующим специальным образованием – в конце этого периода, как правило, в объеме индустриального техникума. Партийные работники брали на себя обязанность отстаивать интересы хозяйственных руководителей перед московскими директивными и снабженческими организациями. Директора предприятий, в свою очередь, помогали своим политическим партнерам по хозяйству.
Заново после 1937 г. складывался социальный круг, объединявший людей, близких по своему социальному положению, постоянному деловому сотрудничеству, бытовым обычаям и привычкам. Встречи на совещаниях завершались товарищескими ужинами, производственные контакты обрастали семейными связями. «В Нытве, например, укоренилась такая система, когда многие районные руководители объединились в один “дружный” коллектив на почве систематических семейных встреч и выпивок по всякому поводу и даже без повода, – бранил сельских чиновников секретарь обкома К.М. Хмелевский. – Сегодня у одного именины, у другого завтра крестины, у третьего – свадьба и т. д. и т. п. И вот, начиная с секретарей райкома, районные руководители – и партийные, и хозяйственные, и советские, и прочие – систематически гостят от одного к другому, выпивают, веселятся, развлекаются»[180]. Хмелевский говорил о сельском быте, но в городе происходило то же самое.
Субсидии, получаемые от хозяйственных организаций в обмен на реальные услуги или в виде символических даров, составляли дополнительный – не совсем легальный, но защищенный обычаем – потребительский ресурс. Наконец, люди при должности не брезговали и обыкновенными поборами. Верховная власть, узаконившая материальные преимущества ответственных работников, вместе с тем старалась умерить развившуюся страсть к обогащению и, уж во всяком случае, закрыть альтернативные источники получения благ для партийных работников. Они должны были кормиться из одних рук.
Тов. Сталин прямо сказал, что материальная зависимость, поборы, подачки – это самое позорное и самое нетерпимое явление в партии. Сейчас руководство ЦК объявило этому самую беспощадную борьбу, – разъяснял новый поворот в политике К.М. Хмелевский. – Сейчас вопросам самостоятельности партийных органов, их независимости и авторитету придается исключительное значение. Каждый присутствующий здесь должен понять и довести до сознания всех первичных парторганизаций, что нельзя связывать себе руки, отдаваться в зависимость хозяйственникам, ибо это лишает возможности партработников затем спрашивать с хозяйственников, по-большевистски их поправлять[181].
174
Данилкин М. Глазами классиков (Сны наяву) // ПермГАСПИ. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 9925. Т. 2. Л. 130–131.
175
Нестеренко – Кириенко, Шабалиной. 06.02.1953 // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 20. Д. 179. Л. 72–73.
176
Семченко А.Т. – Баранову. Объяснительная записка. 22.08.1950 // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 176. Л. 154.
177
Найданов – Прассу Ф.М. (без даты) // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 176. Л. 62.
178
Социальные сдвиги в правящих группах региональной номенклатуры в 1921–1991 гг. Пермь: Изд-во ПГТУ, 2008. С. 3–4.
179
См.: Чудакова М. Заметки о поколениях в советской России // Новое литературное обозрение. 1998. № 2.
180
Стенограмма 21-го пленума обкома ВКП(б). Т. 1. 15 июля 1946 г. // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 12. Д. 9. Л. 33.
181
Там же. Л. 127.