Страница 13 из 24
Ксению Рождественскую секретарем избрали, но ее энергии было недостаточно, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Собрать литературный альманах долго не получалось. «Но как их делать, если в области всего два профессионала-прозаика и столько же человек в литературном активе?»[163].
Через полгода после совещания писателей она обратилась с жалобой в обком партии: «Отделение Союза не имеет своего помещения. Аппарат работает в шестиметровой комнате на площади Молотовгиза (ул. К. Маркса, 30, дом чекистов). В этой же комнате работает и редактор издательства. У нас нет абсолютно никакого инвентаря: ни стола, ни стула, ни шкафа. Нет пишущей машинки и нет телефона. Купить что-либо не можем, т. к. сметой не предусмотрено приобретение инвентаря. У нас нет средств на перепечатку и размножение рукописей, подлежащих обсуждению. Мы не можем наладить их рецензирование, т. к. по смете на рецензирование отпущено всего 240 руб. в год, а консультация вовсе не обеспечена сметой. Общее собрание писателей мы проводили на чужой площади, и каждый раз испытываем неловкость от того, что не имеем возможности оплатить труд уборщиц: в смете значится всего 40 р. в месяц за уборку помещения»[164].
При стесненности в средствах работа над большими рукописями продолжалась годами. Михаил Данилкин нервничал, обижался, жаловался, но все было тщетно.
Вчитываясь в собственную рукопись, он находил в ней все больше и больше достоинств, а в авторе – громадный талант. Ожидая издания романа, он сочинял литературные памфлеты, в которых давал волю фантазии:
Если бы я обнаружил в рукописях то, что автор, безусловно, хорошо знает советскую литературу и любит ее, что у него есть широта постановки вопросов, искренность, внимательность, стремление тесно связать произведения литературы с жизнью, имеется свой голос, вдумчивость, серьезность, – то я бы отнесся к его труду с самым горячим и таким же искренним участием.
– В чем бы оно состояло?
– Я бы пригласил автора в Москву, внимательно обсудил бы с ним каждую работу, посоветовал, что и как нужно исправить, а потом с жаром стал бы продвигать ее в печать. Не в этом ли для вас лично вся суть новой коммунистической морали?
– А если бы вам автор ответил: не могу приехать в Москву.
– Почему же он не может приехать?
– Человек семейный, имеет определенную работу, да к тому же у него и денег нет на поездку.
– Эка беда! Я бы пошел к редактору журнала, а то и к самому Фадееву и словом бы ему: «Прислана интересная, редкая в наши дни, рукопись. Но автор ее находится в неважном положении… Ему надо срочно помочь материально за счет тех статей, которые предусматривают огромные расходы на так называемые творческие отпуска». У вас только одно препятствие: имеете дело с человеком, который не состоит членом литературного фонда[165].
Рукопись этого сочинения Михаил Данилкин отправил Александру Фадееву[166]. Надеялся: вдруг сон обернется явью. Писателя-партийца пригласят в Москву, побеседуют, может быть, представят вождю, обязательно опубликуют роман. Не случилось. Александр Фадеев о Михаиле Данилкине не слышал, рукописи не прочел, в столицу не пригласил, деньгами не помогал, литературный гений не признал, Сталину не представил.
В 1952 г. в бюро обкома поступила очередная справка, подписанная новым редактором «Звезды». Из нее следовало, что М. Данилкин «инициативный, квалифицированный журналист, выступавший с хорошими критическими статьями, остро ставящий злободневные вопросы партийной и производственной жизни. Неоднократно выступал также с очерками и литературными рецензиями, получавшими хорошую оценку. К недостаткам тов. Данилкина относятся его некоторая неуравновешенность в характере и то, что периоды его активной работы временами сменяются периодами пониженной активности»[167].
На русский язык эту канцелярскую формулу перевела машинистка «Звезды» Т. Сурвачева: «Некоторые сотрудники редакции, но кто именно – я не помню, говорили, что Данилкин может писать, но он пьяница»[168].
Оставим пока без внимания пристрастие М. Данилкина к горячительным напиткам. О нем речь впереди. Заметим только, что коллеги по редакции и многочисленные читатели «Звезды» не знали о том, что их собственный корреспондент владеет еще одним стилем – сталинским. В своих многочисленных письмах в партийные инстанции М. Данилкин буквально изъясняется сталинским слогом: сухим, лапидарным, с многочисленными повторами, усиливающими восприятие, с простыми инверсиями, с пронумерованными перечислениями, перемежаемыми бранью в адрес политических и личных противников[169]. «Подлец», «мерзавец», «зазнавшийся чинуша» – все эти слова из сталинского лексикона для посвященных мелькают на страницах потаенных текстов М. Данилкина. «Сказать подлеца» неприятному для него человеку – все равно очно или заочно, – по-видимому, доставляло ему удовольствие. М. Данилкин вскоре научился писать о себе в третьем лице, явно копируя сталинскую манеру. Он повторял и специфические сталинские обороты вроде «почтенных учреждений». Более того, он усваивал педагогический тон в обращении со своими адресатами, в том числе и с товарищем Сталиным. Иной раз его эпистолярные тексты напоминают пародию на сталинские доклады, иной раз по смысловому содержанию и стилевому оформлению едва ли не идентичны с ними. Так и хочется написать: конгениальны. Причем владел этим стилем М. Данилкин свободно. Применял там, где мог и где хотел. В газетных публикациях пользовался иными художественными средствами.
Грамматические ошибки в бумагах М. Данилкина встречаются не часто: преимущественно в иностранных словах. В его текстах время от времени мелькает слово «фелеры». Так М. Данилкин почему-то называет секретных сотрудников органов, видимо, имея в виду все-таки филеров – агентов наружного наблюдения в Департаменте полиции. Или возьмет и назовет обыкновенную волокиту едким словом «камарилья». Заметим, однако, что в правописании политических терминов он никогда не ошибался.
М. Данилкин в одном из своих писем назвал г. Березники «заглавной буквой отечественной химии»[170]. После войны этот город на самом деле представлял собой большой химический комбинат, на территории которого располагались жилые дома, общежития и бараки. Здесь же оборудовались строительные площадки, на которых сооружались новые заводы. Предприятия, построенные в годы первых пятилеток, работали на изношенной импортной технике в состоянии постоянной аварийной или предаварийной ситуации. Заменить ее было нечем. «В настоящее время подобное оборудование в массовом количестве на предприятиях страны не производится. […] Однако сказать, что оборудование эксплуатируется на износ, в полной мере нельзя, так как завод имеет в своем составе крупный ремонтно-механический цех», – говорилось в одном из официальных актов[171].
Город и управлялся как комбинат. По меткому замечанию одного из делегатов партийной конференции, «горком напоминает общеберезниковскую дирекцию химических заводов и электростанций»[172].
Неизвестно, что ожидал найти М.Т. Данилкин в городе своей молодости. Увидел он все то же, что и в других городах послевоенного Союза. Неприкрытая бедность трудящегося населения. Очереди за самым необходимым. Обиды фронтовиков. Отчаяние стариков. Озлобление подростков. Уличная преступность[173]. Сытое и самодовольное начальство. К корреспонденту областной газеты шли люди со своими бедами. В одном из своих литературных памфлетов Михаил Данилкин с большим чувством и нескрываемой горечью представил злоключения старой женщины, выброшенной из заводской квартиры.
163
Доклад ответственного секретаря отделения ССП на областном совещании писателей. 26.10.1953 // ГАПК. Ф. р-1188. Оп. 1. Д. 2. Л. 5.
164
Рождественская К.В. – Прассу Ф.М. 05.07.1950 // ГАПК. Ф. р-1188. Оп. 1. Д. 2. Л. 102.
165
Данилкин М. Глазами классиков (Сны наяву) // ПермГАСПИ. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 9925. Т. 2. Л. 120.
166
Протокол допроса Данилкина М.Т. от 05.02.1953 // ПермГАСПИ. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 9925. Т. 1. Л. 53.
167
Данилкин М.Т. Справка. 1952 (без даты) // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 220. Д. 871. Л. 11.
168
Протокол допроса свидетеля Сурвачевой Т.В. от 19.02.1953 // ПермГАСПИ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 9925. Т. 1. Л. 90.
169
См.: Баткин Л. Сон разума // Знание – сила. 1989. № 3. С. 90–93.
170
Данилкин М. Ответ моим обвинителям // ПермГАСПИ. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 9925. Т. 2. Л. 20.
171
Справка о результатах проверки обвинений о непартийном поведении ряда партийных, хозяйственных и других руководителей города Березники, высказанных собкором газеты «Звезда» тов. Данилкиным в письмах на Ваше имя. 1950. Без даты // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 176. Л. 52.
172
Информация обкома ВКП(б) в ЦК ВКП(б). 09.01.1948–22.12.1948 // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 179. Л. 91.
173
«По городу Березники за 1947 г. и 5 месяцев 1948 г. преступность значительно возросла, а раскрываемость снизилась. […] Подавляющее большинство уголовных проявлений за период 1947–1948 гг. проходило за счет случаев домашних краж, в том числе совершено значительное количество тяжелых уголовных преступлений. 1 мая 1947 г. ст. оперуполномоченный “СМЕРШ” Березниковского ГО МВД Дробинин в пьяном виде с чердака из мелкокалиберной винтовки обстрелял агит. машину, в кузове этой машины убил пионерку Котельникову 13 лет, ученицу 5-го класса, были ранены член ВКП(б) Коган и 7-летний мальчик. Дробинин военным трибуналом осужден к 25 годам лишения свободы. […] 22 марта 1948 г. с целью ограбления в своей квартире днем были убиты рабочий завода 761 Панков и его дочь, депутат Березниковского гор. совета, член ВКП(б) Панкова. […] Установлено, что (убийца. – А. К., О. Л.) Борисов в прошлом неоднократно судим. Прибыл в Березники по вербовке осенью 1947 г., не работал, носит несколько фамилий – Борисов, он же Фунтокон, он же Патрушев, вступив в связь с преступным элементом – проживающими в гор. Березники Крейнером, Гусельниковым, Ступненко, совершил ряд ограблений квартир. Нападали на улице на отдельных граждан, отбирали у них ценности и избивали, а краденые вещи продавали на рынке в гор. Кизеле» (Справка о недостатках работы Березниковского гор. отдела МВД по борьбе с уголовной преступностью. 1948 (без даты) // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 137. Л. 36–37.