Страница 15 из 24
Секретарь обкома, конечно же, следовал партийной линии: заботился о снабжении кадров хорошей обувью и одеждой, настаивал на повышении денежного довольствия, в то же время призывая их к скромности. Иногда сбивался с тона и называл вещи своими именами: «И рабочие меньше ропщут, чем наши партийные работники. Уж они слишком повышенно заботятся о своей собственной персоне, тогда как они обязаны заботиться о массах, которыми они руководят»[182].
Богатство номенклатурного работника складывалось из простых вещей: новый деревянный домик «жилой площадью 42,8 кв. метра», «радиоприемник, две кровати, ковер, дорожка 6 метров, буфет, 2 стола и 6 стульев», из предметов роскоши – пианино, почти новое кожаное пальто, полученное по ленд-лизу, сытая корова в хлеву и конфеты в буфете[183]. Здесь был важен фон – условия быта других граждан. Процитируем Хмелевского: «Вчера от органов МГБ я получил справку – выдержки из писем, которые пишут рабочие. Пишут то, что у них на душе наболело. Один рабочий пишет, что за время войны у него умерло трое детей из-за недоедания»[184].
Прошло то время, когда секретарь обкома докладывал в Москву, что у него «нет ни одного приличного костюма», поскольку в спецателье их шили «из дрянного материала», вот и приходится ему ходить в чем-то «некачественном и потрепанном»[185]. Теперь партийный работник соответствующего ранга обязан был на людях одеваться прилично: носить на голове мягкую шляпу, на шею повязывать галстук, застегивать запонками манжеты на рубашках, надевать костюмы из благородного бостона, шитые по фигуре. Во всяком случае, таким был образец, предъявляемый в кинохрониках, в художественных лентах и в литературных сочинениях на современную тему. А. Синявский обнаружил в романе Елизара Мальцева «От всего сердца» парадный портрет районного партийного секретаря: «На сцене у глянцевитого крыла рояля стоял в сером костюме Ракитин – голубой струей стекал на его грудь галстук»[186].
Наблюдательный современник отметил в своем дневнике «убыстряющееся отклонение от норм равенства»:
Новая иерархия вовсе еще не совершившийся факт, а еще процесс, в достаточной мере противоречивый и ощутимый. В закреплении новой позиции существенны два момента военного времени. Они резко протолкнули давно намечавшиеся изменения. Первое – это военная иерархия, которая сразу все прояснила. То, что вне ее было подхалимством, в ее пределах стало чинопочитанием. Содержание получило форму, красивую, правильную, молодцеватую, совместимую с честью и доблестью. Иерархия проецировалась в гражданский быт, где выглядит, конечно, иначе. Вероятно, только на фоне военных ассоциаций возможен ректор Вознесенский[187], который кричит на студентов, если они перед ним не успели вскочить или снять шапку. К нему как-то пришла на прием (наниматься) преподавательница французского языка. В кабинете у него лежит дорожка. Она пошла мимо дорожки. Вознесенский сказал: «Вернитесь и пройдите по дорожке». Она вернулась и пошла по дорожке[188].
В послевоенные годы социальная иерархия изменилась: вверху множество привилегий, преимущественно в части питания, обуви, жилищных условий; внизу та же нищета, недоедание, двухэтажные нары в бараках.
А колхозники – сущие рабы, из ярма не выходят, а сидят голодом (местный говор. – А. К., О. Л.), хлеб считают граммами, а не пудами, как было раньше, да провались все, – обращалась к секретарю Ильинского райкома местная учительница в неподписанном письме. – Женщины мучаются непосильной работой, страдают от тяжелых болезней, свету не видят, молоко копят, чтобы ведрами поглощали Опутин и Ведерников, а их жены прыгают, танцуют фокстроты, в клубе руководят кружками танцев, а у колхозницы дети голы, босы, голодны и выхода, просвета не видно, проклятие всем, анафемы[189].
В архиве сохранился любопытный документ: «Докладная записка» начальника горотдела МГБ на имя секретаря Березниковского горкома от 5 февраля 1947 г., помеченная грифом «Совершенно секретно». В ней майор Беланов информировал партийное руководство города о настроениях населения в период избирательной кампании в Верховный Совет РСФСР. Сообщив, что большинство трудящихся активно одобряют и поддерживают это мероприятие, офицер ГБ перешел к освещению неправильных мнений меньшинства:
Бывший кулак «Д» среди рабочих говорил: «До того доголосовали, что кушать нечего. Раньше не голосовали, а всего было довольно. Если будут все время колхозы, то ничего не будет. Когда дадут свободно жить людям, тогда все будет, а если дальше это будет продолжаться, то совсем с голоду сдохнем. Провались эта вся жизнь». Слесарь Мендерский во всеуслышание заявил: «А кто же будет голосовать за Белый дом? Конечно, мы! Смешно, будем голосовать, а кандидат по избирательному округу один. На самом деле, было бы их 4–5, другое бы дело. Вообще, все это чепуха!»[190].
Низы роптали. В рабочих казармах возмущались начальственным благополучием, вспоминали старые сытые времена, ругали евреев. Однако противостоять номенклатурному возвышению они не могли, лишенные языка, без вожаков, без политической рефлексии, со слабыми зачатками солидарности – без каких бы то ни было перспектив.
«Масса» – стихия, ахерон – без отчетливых идей и программ и не имеет вождей, – писал внимательный наблюдатель с социал-демократическим прошлым и марксистским образованием. – Ее движение – это конвульсии, вспышки, бунты локального характера, жестоко, но легко подавляемые. Симптомы общего состояния страны, эти вспышки не угрожают системе. А вождей нет еще и потому, что всякий человек, мало-мальски способный к иному труду, кроме физического, извлекается из «массы» и переводится в высший разряд; при постоянной нехватке в интеллигентной рабочей силе – это правило, а не исключение[191].
В Березниках не бунтовали, только бранились.
Социальная напряженность в послевоенные годы была окрашена в антисемитские тона. В низовом антисемитизме были перемешаны самые разные культурные пласты. В нем были конфессиональные мотивы, накладывающиеся на социальную ненависть к лавочнику, торгашу, ростовщику, но с ними и неприятие советской политики, отождествляемой с еврейством, и неприязнь к эвакуированным.
Ни для кого из нас не является секретом, что местное наиболее отсталое население нас ненавидит, относится к нам враждебно, что подтверждается фактами повсеместного выселения наших семейств из частных квартир местных хозяев. Обращаю Ваше внимание на особенное отношение местного населения к евреям, которое находит отражение среди детей-школьников, где отмечается национальная рознь между детьми, а также узаконена ругательная кличка «жид» и «еврей», – жаловалась секретарю обкома жена флотского офицера, эвакуированная в Молотовскую область[192].
Для партийного секретаря это вовсе не было секретом. В октябре 1941 г. он говорил на пленуме обкома:
Надо прямо сказать, что в ряде районов есть просто недоброжелательное отношение к эвакуированным. Вполне законно недовольство отдельными людьми из числа эвакуированных, которые недостойно себя ведут, не хотят работать, барствуют. Но в ряде районов получилось недовольство всеми эвакуированными, что вот, мол, приехали, цену сбили, жить стало плохо. Выходит, эвакуированные потревожили этих обывателей. Надо ликвидировать эти настроения. […] Нам предстоит расселять еще десятки тысяч людей и в Молотове и в ряде других городов. Придется идти на сжатие и уплотнение для того, чтобы дать возможность прибывающим предприятиям нормально работать[193].
182
Там же. Л. 128.
183
См.: Цепенников – Шкирятову. 19.04.1947 // ПермГАСПИ. Ф. 2080. Оп. 1. Д. 12. Л. 64.
184
Стенограмма 21-го пленума обкома ВКП(б). Т. 1. 15 июля 1946 г. // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 12. Д. 9. Л. 128.
185
Хмелевский – Харитонову. 03.02.1945 // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 11. Д. 154. Л. 26.
186
Синявский А. (Абрам Терц) Путешествие на Черную речку. М.: Изограф, 2002. С. 133.
187
Имеется в виду А.А. Вознесенский (1898–1950) – ректор Ленинградского государственного университета им. А.А. Жданова в 1941–1947 гг. С 1948 г. – министр просвещения РСФСР. Расстрелян. См.: История экономической науки в Санкт-Петербургском (Ленинградском) университете. Биобиблиографический справочник / под ред. Г. Богомазова, И. Григорьевой. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2010.
188
Гинзбург Л.Я. Записные книжки: новое собрание. М.: Захаров, 1999. С. 282.
189
Аноним – Опутину (без даты) // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 13. Д. 152. Л. 99–100. Опутин – секретарь Ильинского райкома ВКП(б); Ведерников – председатель Ильинского райисполкома.
190
Докладная записка о настроениях населения в связи с подготовкой к выборам в Верховный Совет РСФСР. 05.02.1947 // ПермГАСПИ. Ф. 59. Оп. 2. Д. 232. Л. 6–9.
191
См.: Далин Д. Пути и зигзаги революции // Новый журнал. 1953. Кн. XXXII. С. 231.
192
Андросова З.В. – Гусарову Н.И. Полазна. 30.11.1942 // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 8. Д. 151. Л. 96, 98(об.).
193
Стенограмма VII пленума Молотовского обкома ВКП(б). 06–07.12.1941. Т. 2 // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 7. Д. 14. Л. 60–61.