Отдых и восстановление

— Вы собираетесь сделать мне подарок? — недоверчиво уточнил он.

— Как надёжному и честному деловому партнёру, — подтвердила я. — А если это неприемлемо, я передам его через господина Меллера или кого-нибудь из семьи барона.

— Думаю, так будет даже лучше, — чуть помедлив, ответил Дромар, пока все остальные откровенно подслушивали… в смысле, с интересом слушали наш с ним диалог. — Я прекрасно понимаю, бесценная госпожа, что у вас нет никаких иных поводов для подарков, но думаю, что лишние сплетни не нужны, ни вам, ни мне.

Я покивала, соглашаясь, а сира Катриона сказала задумчиво:

— Надо же, а до Солнцеворота каких-то пара недель осталась. Надо бы начинать готовиться понемногу.

И все дружно заговорили о грядущих праздниках. А я подумала, что надо срочно, вот прямо после обеда просить Дромара, чтобы заказал для меня пуговиц-пряжек на мелкие подарки. Интересно, их сочтут заколдованными? Подгорные сплавы очень долго служат, не теряя ни рабочих качеств, ни внешнего вида, но простым деревенским парням откуда это знать? Решат, наверное, что это я зачаровала подарки, чтобы дольше служили. Впрочем, кое-кто, наверное, в храм свозит освятить — на всякий случай. А то кто нас, ведьм, знает? Вдруг на пуговицах приворот?

_____________________________________________________________________________

* Омар Хайям

========== Праздники почти уже барона ==========

За день до Солнцеворота приехали Людо с Гилбертом, привезли подарки. Меллеровские подарочки пришлось таскать в кладовки здоровым мужикам, потому что привёз он мешки с мукой, рисом, изюмом и черносливом. Матушка рвалась между облегчением (в праздники, что ни говори, народу кормить приходилось немало, и не ячменную же кашу ставить на праздничные столы) и оскорблённым самолюбием (нас что, не считают способными накрыть стол без помощи каких-то… бакалейщиков?). Но Гилберт в очередной раз дал повод заподозрить у себя в предках сирену, потому что через пять минут разговора с ним матушка уже смеялась и грозила ему пальцем. А Людо, кроме обычного печенья, наделал смешных зверушек из сладкого теста с глазами-изюминками. Детей угощать, пояснил он, и матушка, которую успел заболтать Меллер, благосклонно кивнула: да, раздать забавных и вкусных зайцев-белочек детям вассалов и кое-кого из особо приближённой прислуги — это будет неплохо. Ещё Людо привёз сахарные фигурки для праздничных гирлянд. Да не просто сахарные, а чуть ли не всех цветов радуги, и матушка с Амелией, дотошно их пересчитав, велели горничным добавить к уже имеющимся украшениям зверушек самой неожиданной расцветки.

А ещё Людо обмолвился о том, что завтра утром они с Гилбертом возвращаются в Вязы, прихватив с собой отца Вернона, чтобы тот не просто провёл службу, но и присмотрел за чародейками, затеявшими развлечь народ магическими фейерверками. Селена с Анорой, вертевшиеся рядом и умильно поглядывавшие на сахарных зайчиков и ёжиков, немедленно заныли, что они тоже хотят посмотреть на волшебные огни, про которые после Равноденствия столько всякого говорили, и Генрих решил съездить в Ведьмину Плотину. В конце концов, барон Волчьей Пущи покамест, хвала Девяти, отец, а не он, так что обойдутся и без него. В крайнем случае есть дядюшка Макс, если вдруг отцу здоровье не позволит хотя бы начать празднование Солнцеворота.

Можно было ехать и верхом, но дочек всё равно пришлось посадить в фуру, где так же, как для Криса с Луизой, стояли ящики, застеленные овчинами, и Генрих решил в кои-то веки прокатиться с каким-никаким комфортом. Править сел Гилберт, девчонки забрались к нему на козлы, чтобы глазеть по сторонам, а уж в том, сколько сказок тот им расскажет доро’гой, Генрих ни минуты не сомневался. Сам же он в компании Людо, отца Вернона и напросившихся с ними Отто и Брана устроился внутри фуры, ничуть не жалея о том, что не может сквозь просмолённую парусину любоваться окрестностями — а то он этими окрестностями не налюбовался за три с лишним десятка лет!

Да уж, на этот раз ведьмы не ссорились и поединков не устраивали, а устроили на пару такой праздничный фейерверк, каких Генрих и в Озёрном ни разу не видел, хотя там вроде бы то графский придворный маг, то гильдейские что-нибудь эдакое время от времени затевали. Погода выдалась морозная, тихая, а потому небо, не считая россыпей острых, колючих звёзд, было ясным и тёмным, и хороводы огней в нём смотрелись так, что даже отец Вернон восхищённо крякал. А народ попроще, к таким зрелищам непривычный, и вовсе вопил и свистел при виде молний, раздирающих зимнее небо, и стаек разноцветных светляков, кружившихся в вихре Малого бурана. Это Рената назвала пургу над головами празднующих, наколдованную сирой Вероникой, Малым бураном — то есть, подумал Генрих, есть ещё и Большой? Фрида Ледышка, пошлите ей Девятеро удачного перерождения, такого вроде бы не колдовала. За ненадобностью, надо думать: буранов в здешних местах своих хватало, обычных, не волшебных.

Из-за по-настоящему холодной погоды столы в трактирном дворе не ставили, чтобы не морозить ни выпивку, ни закуски. Желающие перекусить или просто погреться шли в трактир и сидели там, пока не надоедало или пока туда не набивалось слишком много народу. А народу в самом деле было много: и из Вязов, и из самой Ведьминой Плотины, а кое-кто к здешней родне приехал из других сёл, особенно молодёжь. Даже девицы из Филова флигелька мелькали, и к ним, дивное дело, местные бабы не цеплялись. Праздник, видимо, всех сделал терпимыми и снисходительными. И дриады в женский ряд «сороконожки» встали, и кое-кого из гномов Бирюковы наёмники сумели-таки на свою сторону затащить. Видно, как-то убедили, что поцелуйчики с посторонними женщинами — это просто для веселья, а не что-то неприличное.

В общем, костры пылали, карусели вертелись, кто хотел — плясал, кто не хотел — стоял в сторонке, болтая об этом и о том с приятелями или роднёй. Потому что гостей, как немного ревниво заметил Генрих, из других селений в Ведьминой Плотине собралось не больше ли, чем в Волчьей Пуще. Из той же Старицы приехал не только кузен вязовского маршала, но и его дядька, самый младший брат Эмметова отца. И глядя, как тот глаз не сводит с сиры Вероники, Генрих подумал, что навестить сир Рихард хотел вовсе не племянника.

Сира Вероника была, кстати, весела, как птичка, не то что на праздновании Высокого солнца (которое, если верить слухам, откровенно отстояла как неприятную, но неизбежную повинность). Генрих отметил это, но Гилберт, огры его залюби, испортил всё настроение, хмыкнув:

— Не обольщайтесь, сир, она вовсе не привыкла и не смирилась. Она твёрдо решила, что уедет, и просто старается скрасить себе жизнь в оставшиеся полгода, которые ей предстоит отбыть в ваших краях.

— В ваших? — неприятно удивился Генрих. «Отбыть» его тоже царапнуло, но чтобы вполне привычный уже консорт вязовской сеньоры так ясно дал понять, что и он чужак здесь…

— Я родился и вырос в Горючем Камне, сир, — пожал плечами тот. — Я и Озёрный родным не считаю, но… приходится привыкать.

— Не бывая в Вязах по полгода, трудновато к ним привыкнуть.

— У меня здесь дети, куда ж я денусь от них, от четверых-то? — отшутился тот.

Генрих чуть не переспросил: «Четверых?», — но сообразил, что Мадлену Гилберт точно так же считает своей, как и близнецов с полуторамесячной дочкой. Повезло же сире Катрионе с консортом, что бы там ни шипели завистливые дуры. А отец ещё сомневался, разрешать ли ей вступать в откровенно неравный брак.

— Сир Рихард вам точно не поверит, — заметил Генрих, глядя, как тот пытается затащить смеющуюся магичку в хвост «сороконожки». — Про сиру Веронику, я имею в виду.

Гилберт только усмехнулся и продекламировал:

Да, женщина похожа на вино,

А где вино,

Там важно для мужчины

Знать чувство меры.

Не ищи причины

В вине, коль пьян —

Виновно не оно.

Да, в женщине, как в книге, мудрость есть.

Понять способен смысл её великий

Лишь грамотный.

И не сердись на книгу,