Отдых и восстановление

Я помимо воли улыбнулась гномьей финансовой мудрости. Хотя тут скорее были не финансы, а отношение к жизни.

— Ну вот, — подбодрил меня Дромар, — уже улыбаетесь. А то пришли с таким лицом… я уже готов был срочно посылать кого-нибудь к господину Россу в надежде, что он-то сумеет уговорить вас не бросаться под водяное колесо. Кстати, он не надумал всё-таки строить надёжные, солидные, добротные кладовые, вырубленные в камне, вместо хлипких деревянных сараев? Которые в здешнем климате сгниют за десяток-другой лет?

— Он боится влезать в долги, и я его очень хорошо понимаю, — сумрачно ответила я.

— И напрасно.

— На нём немолодой и очень нездоровый мужчина и мальчик, которого ещё тянуть и тянуть до подмастерья. Людо боится подвести их, если не справится с взятыми на себя обязательствами.

— Даже так? — задумчиво переспросил Дромар. — Это… внушает уважение. Но теперь я знаю, как мне следует строить разговор с ним, спасибо, сира Вероника. Вы пейте, остывает же, — указал он мне на кружку. — И плащ повесьте сушиться, а то простудитесь в этом мокром сукне.

Из печки латунной змеёй выползала изгибавшаяся петлями труба, видимо, с водой из греющегося где-то в печных недрах котла, и я набросила на неё плащ. Вряд ли он успеет высохнуть, пока я пью грог, но хоть согреется, а то в нём как будто бы холоднее, чем без него.

— Интересно, — мрачно проговорила я, грея пальцы об кружку (перчатки я с расстройства забыла), — если бы я отучилась все положенные шесть лет, смогла бы я сделать так, как мне нужно, а не как получится?

— Вам совершенно не с кем посоветоваться?

Я покачала головой.

— Рунами даже на востоке мало кто всерьёз занимается, не на уровне тётушек и бабушек с оберегами для младенцев, — с тяжким вздохом сказала я. — Сложно, муторно, требует напряжённого внимания и твёрдой руки. И при этом по-настоящему сильному магу они и не нужны. Только таким, как я.

— Изготовление зачарованных предметов, как я понял, тоже не кажется большинству магов достойной работой? — уточнил Дромар.

— Да почему же? — Я хлебнула наконец грога. Ого, там вместо бренди Пламя глубин, что ли? — Очень даже кажется. Только подумайте вот над чем: сколько сто’ят такие вещи? Чтобы всерьёз заняться их изготовлением, надо жить в большом городе, где на них найдутся покупатели. Здесь, к примеру, людей, способных купить один из наших светильников, всего двое — сам Гилберт Меллер и Каспар Серпент. Правда, — хмыкнула я, — здесь есть гномы. Я как-то привыкла считать, что ваш народ не любит магию и старается избегать всего, что с нею связано, но у вас очень необычный Дом.

Ох, не знаю, из чего Дромар сварил своё согревающее снадобье, но меня не просто бросило в жар, а ещё и в голове зашумело. И ясное дело, развязало язык, хотя у меня он и так частенько опережает мозг.

— Может быть, — сказала я, расстегнув куртку и обмахиваясь полой, — вам стоит плюнуть на эти злосчастные рунные цепочки и наделать зачарованных стеклянных шаров? Пусть вон Рената своих учеников натаскивает на них: Люкс — Умбра, Люкс — Умбра, Люкс — Умбра… Изготовить небольшой столик со столешницей из любого камня, который легко полируется, вырезать в нём простенькую управляющую схему, и пусть детишки своё обучение и содержание отрабатывают. Не сейчас, конечно, а года через два-три: одиннадцатилетка вполне способен зачаровывать шарик-другой в неделю. Заодно излишки магии сбросит, чтобы посуда не билась и надоевшая каша не замерзала.

— Я поговорю с госпожой Винтерхорст об этом, — кивнул Дромар. — Однако согласитесь, что шесть или восемь тонких, лёгких, но при этом прочных металлических пластинок гораздо практичнее стеклянных шаров или тем более колб с какими-либо жидкостями.

— Ну… это так, — признала я. — И всё же я бы сделала что-то вроде канделябров, чтобы можно было зажигать один шар в качестве ночника, два или три — для обычной деятельности и все пять-шесть — для работы, требующей хорошего освещения или, скажем, в торжественных случаях.

— Ох, бесценная моя госпожа, — вздохнул Дромар, — нельзя же быть настолько непрактичной.

— Почему? — удивилась я. — Наоборот, подсказываю, как один и тот же светильник использовать для разных целей.

— И свои идеи разбрасываете совершенно бесплатно, — укорил он меня.

— Уверена, что кто-нибудь догадался бы об этом ещё быстрее, чем я.

Он осуждающе покрутил головой, но не споря больше, спросил совсем о другом:

— И как долго продержатся такие чары?

— Зависит, во-первых, от силы мага, во-вторых, от того, как часто и как подолгу зачарованные вещи используются. Но если шаром не пользоваться совсем, чары просто выдохнутся понемногу. Медленнее, разумеется, чем при использовании, но тоже разойдутся.

— Вода в кубке? — предположил он. — Или выпьют, или высохнет. — Я подтвердила, что так и есть, а Дромар уточнил: — Затхлый запах тоже может появиться?

— Если будет лежать рядом с источником гораздо более сильных чар, может и напитаться ими в конце концов. Есть вещи, которые у магов в шутку называются «самородками». Самопроизвольно возникшие артефакты… да-да, я понимаю, звучит как оксюморон, но тем не менее такие предметы существуют. И счастливые, пролежавшие век-другой рядом с мощным оберегом или в святилище, скажем, светлого божества. И наоборот. Наоборот — даже чаще. В Империи, например, вещи из проклятых домов категорически запрещены к продаже, знаете? Искатели обычно уничтожают всю обстановку, хотя впитать проклятие могло всего лишь какое-нибудь несчастное колечко, гордое и одинокое. Так проще и дешевле, чем разбираться с последствиями.

— Весьма благоразумно, — одобрил Дромар. Он помолчал, пока я допивала почти остывший грог. Потом спросил: — Моё предложение решить проблему с вашим долгом вы по-прежнему считаете неприемлемым?

Я покачала головой:

— Предпочитаю сама решать, за какие контракты браться, а кому отказывать. По договору с вашим Домом, боюсь, решать я буду исключительно в рамках «что носить» и «чем обедать».

Он ничего не ответил. То ли не хотел врать, то ли прикидывал, чем ещё может меня соблазнить. А я встала, потому что не просто пригрелась, а заметно опьянела, и меня потянуло в сон. Не стоит, заснув спьяну за его рабочим столом, портить репутацию приличному, хорошо воспитанному мужчине, пусть даже его семья считается сборищем сумасбродов. Про него и так уже болтают лишнего. Хотя, возможно, просто завидуют: закрутить романчик с чужачкой во все времена и, наверное, у всех народов было чем-то этаким… вроде особой доблести.

— Пойду, — сказала я. — Спасибо, мастер Дромар.

— За что? — удивился он.

— За поддержку, — объяснила я. — По-прежнему чувствую себя ущербной недоучкой, но недоучкой, которая хотя бы не вводит партнёра в напрасные расходы.

— Вы слишком строги к себе.

— Наверное. Но чем больше требуешь от себя сама, тем меньше остаётся на долю вышестоящих и просто доброхотов.

Плащ всё-таки немного подсох и заметно согрелся — в самый раз дойти до казармы. Надо было, пожалуй, прогуляться до трактира, что ли, чтобы разогнать хмель, но я вместо этого решила поспать спокойно, без попыток и во сне продолжать разбираться, где и в чём я ошибаюсь. Дромаров грог оказался отличным снотворным, и я просто провалилась в пустоту без образов и звуков.

И проспала, оказывается, не только ужин, но и тот самый восьмой удар дряхлых ходиков. Ко мне аж Аларика прибежала, не служанку послали узнать, что случилось, и я соврала, что простудилась, кажется. Голова ноет, и горло не болит пока, а так… першит… а в носу начинало похлюпывать, но я, видимо, пригрелась под одеялом, и стало чуть полегче.

— Ой, — обеспокоенно сказала она, щупая мне лоб, так что мне стыдно стало за своё враньё, — жара нет, наоборот, что-то вы холодная совсем. Это нехорошо, лучше бы полихорадило немножко. Я липовый цвет заварю и пришлю к вам Марту с питьём и мёдом. А завтра поглядим, может быть, целителя позвать?

— Да вот ещё, ерунда. Сира Аларика, я десятки раз простывала в дороге, а тут я в тепле и покое. Полежу денёк-другой, и всё само пройдёт.