Отдых и восстановление

— Договорились, — согласилась я. — Чай с мелиссой?

— Нет, ничего не надо. Просто чай.

Ну… как скажете, сударь. С больной головой мелисса или мята были бы лучше, но раз наниматель хочет просто чай, будет ему просто чай. Я привычно уже разожгла горелку, набрала воды в чайник, полезла в шкаф за заваркой. Подумав мимолётно, что если бы сира Катриона видела меня сейчас, ей бы это вряд ли понравилось. Хоть она и заметно успокоилась, когда я сошлась с Людо, но всё-таки заставая меня наедине со своим консортом, она — неосознанно, скорее всего — напрягалась и хмурилась. Потому что даже наша с ним лёгкая, совершенно пустая болтовня, и та наверняка звучала для вязовской сеньоры словно бы на чужом языке: «А помните, как «Переводы с абесинского» оказались грандиозной мистификацией?» — «Вот уж, наверное, Дорн веселился втихомолку…» Мне кажется, если бы сира Катриона застукала нас целующимися за книжными шкафами, она бы и тогда не выглядела такой потерянной. Наверное, слушая нашу болтовню, полуграмотная деревенская сеньора переживала, что я подхожу Гилберту Меллеру гораздо больше, чем она сама. Но стараться избегать её консорта, чтобы не задевать её собственнических чувств? Нет, простите, у меня здесь не так много интересных собеседников. Пусть уж как-нибудь потерпит ещё полгода.

— Я вас хотела попросить, господин Меллер, — сказала я, аккуратно отгребая бумажные завалы от края стола, чтобы пристроить там чашки (чёрная папка с золотистыми мельничными крыльями, приготовленная на завтра, уже лежала на углу стола, но у Меллера и кроме неё хватало бумаг). — Вы не могли бы деньги за уже отработанные мною полгода внести в казначейство Дома Ильфердина, чтобы погасить часть моего долга? Хоть немного поменьше процентов на него набежит.

— Да, разумеется, — довольно рассеянно ответил он и со страдальческим видом попытался, растопырив локти, размять себе затылок и шею под ним. Я даже плечами повела так, словно мне самой ломило и тянуло загривок. Мы в академии частенько делали друг другу массаж, когда часами готовились к занятиям (не говоря уж об экзаменах) и плечи с шеями уже словно каменели, обрастая драконьей чешуёй — ни нагнуть голову, ни повернуть без скрипа и хруста. Однако к Меллеру с предложениями такой помощи я решила не соваться. Всё же когда ревнивая женщина, да ещё глава семьи при этом, ловит своего консорта в расстёгнутой чуть не до пояса и спущенной с плеч рубашке, объясни-ка ей, что всего лишь пытаешься избавить его от головной боли.

— Пошлите кого-нибудь к Каспару за зельем от мигрени, — посоветовала я.

— Так заметно?

— Очень знакомо, — вздохнула я. — Не стоит терпеть, господин Меллер, поверьте моему опыту. Само не пройдёт. Ещё и погода никак не определится…

Он тоже испустил тяжкий вздох, подтолкнул ко мне поближе жестянку, на этот раз заполненную марципановыми вроде бы шариками, а сам принялся аккуратно прихлёбывать слишком горячий чай. Я взяла шарик, раскусила его: да, марципан.

— Вы в детстве не лепили на Солнцеворот марципановых зверушек? — спросила я, стараясь отвлечь Меллера от головной боли всякой милой, приятной ерундой.

— Нет, — он осторожно качнул головой, — я толком не умею ни рисовать, ни лепить.

— Так я же не говорю про настоящие украшения для гирлянд, — возразила я. — А такие… приятелей угостить. Кошки из трёх шариков, только ушки острые и хвост колбаской; кролики, не отлитые в формочке, а самодельные, так что лишь по длинным ушам да по хвосту помпончиком можно опознать… Нет? Серьёзно? А нас в дедовом замке накануне праздников сажали их мастерить, чтобы потом в приют отправить. Не знаю, правда, много ли сироткам перепадало, но мы, пока всё это марципановое зверьё лепили, сами объедались до тошноты.

— Ещё у Каспара красителей попросить, — рассмеялся он, — и наделать розовых кошек и жёлтых кроликов.

— Синеньких уточек, — подхватила я, — зелёных поросят. Эх, марципан из привозного миндаля очень уж дорогим получится. Заказать, что ли, мастеру Дромару формочки для сахарных фигурок и попроситься к Людо на кухню, чтобы к Солнцевороту наготовить разноцветных зверушек? Правда, вряд ли кто рискнёт взять сладости у злой страшной ведьмы.

— Отца Вернона на Солнцеворот позовём, — хохотнул Меллер, кажется, подзабывший про головную боль. — Пусть освятит. А потом засядем с ним у сира Матиаса… — Продолжать он не стал, да и так всё было понятно. Надо же и жрецу с кем-то нормально общаться, не в духе «пастух и стадо баранов».

А Меллер опять потёр затылок, но уже без мученических гримас.

— Кстати, — сказал он, — формочки можно в самом деле заказать. Поручить сире Клементине налепить зверушек из глины, пока мы с Мышкой в Озёрном будем, а потом отдать их гномам. И сахарными же фигурками с ними расплатиться за металл и работу.

— Она умеет лепить? — Сира Катриона, помнится, просила у неё подсвечник в виде человечка или волшебной твари, но Клементина и тогда не ответила ни да, ни нет, и до сих пор не торопится просьбу нанимательницы выполнять. Разве что лежит он где-нибудь у гончара в Старице, Солнцеворота дожидается.

— Хуже, чем рисует, но для заготовок под сахарные фигурки её работа вполне сойдёт.

Мы допили чай, я убрала чашки со стола, но прежде чем сесть за него, нашла Марту и велела ей послать кого-нибудь к мастеру Серпенту за составом от головной боли. Для меня на всякий случай тоже, потому что и работа потребует пристального внимания, и на перемену погоды я с каждым годом реагирую всё острее. Двадцать шесть уже как-никак. Старость не за горами.

Марта покивала и унеслась выполнять поручение, но почти сразу вернулась с целой стопкой глиняных мисок в руках. За нею вприпрыжку скакала Мадлена.

— Дядя, смотри! — объявила она, влетая в кабинет. — Ой, прости, я мешаю, да? Я только хотела показать — я сама это рисовала!

— Ты мне никогда не мешаешь, — серьёзно сказал он и взял одну из мисок.

Я тоже попросила разрешения посмотреть, и мне вручили следующую из стопки. Ну… очень неплохо, на мой взгляд: по тёмно-рыжему фону обыкновенной глиняной деревенской миски яично-жёлтыми брызгами разлетались гроздья каких-то цветков вроде лютиков; оливково-зелёные стебли и листья были весьма поглуше, поспокойнее — акцент явно делался на цветы. Знаток живописи из меня неважный, вкусы у меня вполне плебейские, так что мне понравилось, хотя исполнение было детским, конечно. Я сказала это Мадлене (кроме того, что рисунок детский — а каким ещё он мог быть у восьмилетней девочки?), Меллер тоже её похвалил, и она дотошно напомнила ему:

— Ты сказал, что я могу матушке их подарить. Можно, да?

— Конечно. — Он вернул миску служанке и сказал: — Марта, проводишь Мадлену завтра, хорошо? Поможешь ей донести подарки.

— Тогда я их у себя пока и оставлю, — отозвалась та. — Завтра в корзинку сложу и сходим с еёшней милостью.

Она кивнула на Мадлену, а я вспомнила, как отец меня признал и как в селе после этого на меня стали поглядывать: была просто ведьмина дочка, а стала сира Вероника. Ну вот прямо из пастушек в королевы! Интересно, у девчонки за спиной так же шипят, что вот-де везёт же некоторым непонятно за какие такие заслуги? Ну, Мадлене и правда повезло — с дядей, который на самом деле всего только тёткин муж. А без него жила бы девчонка в доме женщины, которая её в открытую не шпыняет, конечно, но и любви особой не испытывает. Просто долг свой родственный исполняет вроде моего отца, будь он неладен.

— Там сира Клементина, наверное, себе целый сервиз уже понемногу приготовила в приданое, — сказала я, возвращая миску Марте.

— Ага, — мечтательно вздохнула Мадлена. — Красивый, с маками. Дюжина маленьких тарелочек, дюжина больших и ещё глубоких тоже дюжина, и супницу она заказывала Кнуту, и ещё два блюда, побольше и поменьше. И везде маки. А за это расписала ему крынки, много, и цветами, и ягодами.

Она ещё что-то хотела рассказать, но тут за нею зашла Клементина и увела её переодеваться в домашнее, а то Мадлена так и вертелась у стола в плаще с пелериной по имперской моде. Я вспомнила, как продрогла, отрабатывая с Лоренцо Трясину, и подумала, что пора заглянуть к Гуго Кулаку и поинтересоваться, как там мой полушубок. Потому что если северный ветер не утихнет, по-настоящему тёплая одежда мне вполне может понадобиться уже к Белой дороге, которая в здешних краях наверняка недаром так зовётся.