Страница 58 из 113
Магом Рената Винтерхорст была, что ни говори, очень сильным и опытным. Даже страдая от нестерпимого зуда, она продолжала какое-то время швырять в меня молниями. Но, в общем, ей уже всё стало ясно: я-то могла хоть до ночи стоять внутри сферы, не тратя ни малейших усилий на её поддержание, а вот она уже в кровь разодрала себе обе руки до локтей. Меж тем проклятие чесотки ползло всё выше и выше, и чем дольше Рената упрямилась, тем всё бо’льшая часть её тела зудела совершенно нестерпимо.
— Ладно, — буркнула она, остановившись и яростно расчёсывая запястья. — Сдаюсь.
— А разве так честно? — неуверенно подала голос Аларика. — Я думала, сира Вероника попробует сударыню Винтерхорст заморозить.
— Честно, честно, — проворчал Каттен. — О цвете магии никто не договаривался, а магия тёмная — такая же магия, как стихийная. Делай выводы, Колючка.
Он подошёл было к ней, намереваясь подлечить ей руки, но Беркут холодно и резко произнёс:
— Не торопитесь, уважаемый. Я ещё не слышал от госпожи Винтерхорст положенных клятв.
Рената страдальчески покривилась и откровенно через силу проговорила:
— Я, Рената Винтерхорст, прозванная в своей гильдии Колючкой, — тут она поморщилась — кажется, не любила она своё прозвище, — магией своей клянусь никогда более не вмешиваться в дела сиры Вероники из Засолья, прозванной Зимой. Я сказала.
— Я услышала, — кивнула я и отменила оба заклинания.
Ого, а неплохо так Рената мой резерв подпитала: я постаралась сколько получится ухватить рассеявшуюся магию, не пропадать же добру. В «честном» бою стихия на стихию я бы против Винтерхорст и минуты не продержалась. Нет, всё же хорошо, что к моему стихийному дару основательно примешался ещё и тёмный. «Чистый» стихийник Трясину может и не потянуть — не его школа, а вот я — легко.
Феликс взялся наконец лечить борозды от ногтей на руках Ренаты, а отец Вернон разумеется почуявший зловредное колдовство, прошёлся по всей компании Очищением. Нам с Ренатой тоже перепало, и вот тут-то стихийники находятся в куда лучшем положении, чем мы, бедные малефики. Стихийным магам все эти экзорцистские штучки только не дают колдовать, целители наверняка вообще не чувствуют ничего: слишком схожие векторы силовых потоков, сплошной Свет, попросту говоря. А вот мой триумф был изрядно подпорчен ощущением, будто я свалилась с лошади, но застряла ногой в стремени и тупая скотина тащит меня по песку и грязи, а я ничего не могу с этим поделать, только ждать, когда всё закончится. Кажется, отец Вернон хотел щёлкнуть по носу одну победительницу магического поединка, чтобы не зарывалась. Других причин накладывать Очищение на ту, которой доставалось исключительно стихийными заклинаниями, я не видела.
— Я так понимаю, — сказал сир Генрих, разглядывая меня с каким-то непонятным выражением, — совет не лезть не в своё дело был дан не только сударыне Винтерхорст. А, сира Вероника? Ко всем относится?
— Ко всем, — подтвердила я. — Другое дело, что никого больше я не смогу таким же способом отучить вмешиваться в мою личную жизнь. Теперь даже если кто-то из обозников привезёт в Волчью Пущу обыкновенную, совершенно не магическую чесотку, я сразу же окажусь под подозрением. Так, отец Вернон?
Тот чуть повёл плечом.
— У меня нет, но про матушку Саманту того же сказать не могу. Стоило ли оно того, сира Вероника?
Я фыркнула.
— Кухарку, обвинившую меня в намерении сквасить хозяйские сливки, я приморозила к полу, вы разве не слышали? Какие ещё у меня найдутся таланты, если я заставила другую ведьму руки себе в кровь расцарапать? Надеюсь, желающих выдать меня замуж в баронстве заметно поубавится после такого.
Я коротко глянула на сиру Катриону, но та только вздохнула, явно оставшись при своём мнении. Отто нахмурился, и даже Людо головой покачал неодобрительно. Хотя вроде бы только что недовольно зыркал на того, кого мне половина баронства с моей же подачи прочила в консорты. Не хотел мешать моему семейному счастью, но считал, что я промахнулась с кандидатом в мужья? Ну, не Брана же мне выбирать. В мою смесь Стихий и Тьмы оставалось только Света добавить, чтобы дети вообще потом не смогли определиться с магической школой.
Комментарий к Глава шестая, в которой героиня подаёт новые поводы для сплетен
* Стихи автора Табакера (слова, как Вероника и предупреждала, немного изменены)
========== Глава седьмая, в которой героиня гуляет под дождём ==========
Я нравом легка и лицом неплоха,
Ларила, ларила, лила.
Ах, где бы ещё мне найти жениха,
Которого б я полюбила.
Аларика прилежно скрипела пером, записывая настоящий первый куплет. Я рассеянно наигрывала мелодию этой песенки, медленно и преувеличенно чётко повторяя строчки. Ну, если Аларика будет продолжать писать в том же темпе, нам этого диктанта хватит на весь вечер.
Вообще, настроение у меня было так себе. Хотелось завалиться в постель в обнимку с котом и то ли поплакать немножко, — так, ни о чём, — то ли почитать что-нибудь чистое и светлое: о настоящей дружбе, о готовности быть рядом, о поддержке и заботе… О том, словом, чего мне всю жизнь катастрофически не хватало. Ещё очень хотелось пойти к Людо и пожаловаться ему на за… задравших меня любителей устраивать чужую судьбу по собственному усмотрению. Но у Людо нынче ночевал его милость наследник баронства, а чтобы завалиться в свою постель, до неё сначала следовало дойти — сперва до ворот новой крепости, а потом ещё через половину двора и по лестнице на третий этаж.
И вообще, меня пока что никто не отпускал: сира Катриона вышивала цветным шёлком что-то большое и помпезное, и ей требовалось для этого музыкальное сопровождение. Как это она позволила Аларике записывать песенку вместо того, чтобы шить для мужа и сына рубашки? Ладно, ладно, песенка «Я его не любила» ей самой понравилась. Она даже потребовала, чтобы Аларика записала именно тот последний куплет, в котором девица сбегает из дому — только не с разбойником, а с наёмником, которого она наконец-таки полюбила. А «Острижена ныне моя голова, ларила, ларила, лила…» не понравилось никому, даже примерной прихожанке сире Клементине. Впрочем, Клементина окончательно произвела меня в злобные ведьмы и поглядывала уже откровенно неприязненно. До этого, оказывается, она ко мне относилась вполне терпимо. Ещё и над этим поплакать, что ли?
Я сдержанно фыркнула и взялась заново настраивать мандолину, чтобы сыграть без медиатора. Ещё бы подпустить в мелодию тягучих восточных ноток, но чего не умею, того не умею. Всегда восхищалась чужим умением изменить мотив, стилизуя его под что-то другое, но при этом оставляя узнаваемым. У Меллера, наверное, получилось бы, только ему не до песенок. Он, собственно, отдыхал единственный вечер — на празднике Равноденствия, а теперь опять то подводил итоги лета, то подолгу говорил о чём-то с Дромаром и Эмметом. Но сначала обязательно сам укладывал детей спать, никакие дела не могли заставить его изменить этому ритуалу. Что бы об этом ни думали и как бы ни демонстрировали своё отношение к его «женскому» поведению подрядчик и маршал.
— Уф-ф, — сказала Аларика, несколько раз сжав-разжав пальцы, — всё… Сира Вероника, как вы по полдня пишете и пишете? У меня просто руку сводит. А письма сиру Клавдию — это вообще сплошное наказание, я их по нескольку дней пишу.
— Я вам ужасную вещь скажу, сира Аларика: в академии нам приходилось записывать за преподавателями, которым было совершенно наплевать, успеваем мы за ними или нет.
Ужаснулась, представив себе такой кошмар, кажется, даже Клементина, вообще-то умеющая писать довольно быстро и при этом красиво. Аккуратно так, ровненько и, главное, очень грамотно. Полагаю, Меллер именно этим руководствовался, приглашая её гувернанткой для племянницы.
— Вот Мадлена ещё немного подрастёт, — вздохнула сира Катриона, — и пусть ведёт всю переписку. У неё уже сейчас получается лучше, чем у меня.
Мы болтали ещё о какой-то ерунде, но мне чудилось напряжение, разлившееся по гостиной, как чернила по столу. Кажется, напугала я и нанимательницу, и её помощницу своей подлой и жестокой расправой над почтенной пожилой женщиной, которая всего-навсего пропела мне глупую песенку да публично назвала дурой. Однако мне совершенно не хотелось уверять сиру Катриону, что как бы я ни злилась на неё временами, контракт не позволит мне хотя бы в малости ей навредить: и только воздух попусту сотрясать своими заверениями, и… ну да, гнусненькая это мыслишка, ясное дело, но может быть, сире Катрионе полезно меня немножко побояться? А то прямо не верится, что её семью шаманское проклятие чуть не извело начисто. Во всяком случае никаких выводов вязовская сеньора из истории с проклятием для себя не сделала. Включая самый очевидный: не злите, мать вашу, колдунов! Плохо будет.