Страница 9 из 10
К этому моменту я обнаружил, что перестал обращать внимание на технические проблемы, что мы – все вместе – как-то приспособились к инструментам и сосредоточились на самих работах.
Сегодня Надя – автор нескольких пейзажей, в которых движение ее руки органично превратилось в «растительные» и «природные» формы. Обсуждая эти работы, я говорю обычно не об их «сюжете», а стараюсь вместе с другими детьми и их мамами подобрать эмоциональные характеристики: в этом рисунке чувствуется летний зной, а здесь дует ветер и наступает непогода или же ощущаются тишина и ароматы весеннего вечера…
Каким контрастом к Надиным достижениям звучат воспоминания ее мамы, Светланы Ниценко:
«Прошло уже 16 лет с того летнего дня. Через две недели Надюша будет получать паспорт.
Сейчас совсем другое время. Я смотрю телепередачу “Из жизни женщины”, где молодых родителей (обоих!) готовят к родам. Умные наставники, доброжелательное отношение, счастливые глаза будущих пап и мам.
А тогда? Мои роды – это моя вечная боль. Ночь, темный коридор, разрывающая физическая боль, одна в родзале, злые издерганные акушерки.
Это чувство вины – всегда со мной. Не смогла… Не смогла родить дочку здоровой. Кто виноват? Почему “это” выпало мне?!
Девчонкам в палате приносили деток на кормление, а мне – одни неутешительные диагнозы. В этот момент я выскакивала в коридор: “А где же моя?” Подошла врач-педиатр: “Я хочу поговорить с Вами откровенно, но только между нами. После такого длительного кислородного голодания, какое было у ребенка, она будет инвалидом”.
И потом – многозначительно: “Так что думайте, думайте…”».
Совсем иначе складывались наши отношения с 13-летней Витой Канаровской, которой свойственна очаровательная детскость. Вита знает много слов и довольно внятно их проговаривает; в последнее время научилась ходить, опираясь на легкую передвижную конструкцию.
В движениях девочка скованна и неуверенна, мышцы излишне расслаблены, координация нарушена.
В первый же день свое расположение ко мне проявила фразой:
– Юра, покорми меня!
Эта просьба стала повторяться при каждой встрече, и Вита всегда смеялась, выслушивая мою дежурную шутку:
– Нет, это ты меня покорми, ты же умеешь!
Или:
– Я лучше куклу твою покормлю, вон она какая голодная!
За последний год Вита научилась не только ходить, но и самостоятельно пить из чашки и даже подносить ложку ко рту. Все эти успехи она с гордостью демонстрирует, и я не устаю выражать свое, ничуть не поддельное, восхищение.
А тогда, на первом занятии, я обратил внимание на крайне ограниченный радиус действия Витиных рук: на большом листе бумаги формата А3 она заполняла крошечный участок – там, где лежали кисти ее рук. Стремясь максимально увеличить этот радиус, я обратился к сюжетным рисункам: дерево у нас вырастало до самого неба, ветки тянулись от края до края, в самом дальнем углу расположилось солнышко, и там, куда попадал его луч, непременно вырастал цветок, появлялись бабочки или птички.
Сюжетные мотивации как нельзя лучше объединили любовь девочки к игре, задачи ее двигательного развития, способность работать обеими руками и умение разговаривать. Мы начали занятия в декабре 1999-го, а уже в июне 2000-го у меня в дневнике появилась запись: «Вита хорошо работала и фломастерами, и красками. Я даже не стал ничего дорисовывать. Сделала вполне “сознательный” пейзаж».
Эту сознательность, т. е. способность сначала задумать сюжет, а потом воплотить его на бумаге, я считаю главным Витиным достижением на сегодняшний день.
Близнецам Вите и Рите Захарченко в декабре 1999-го было по четыре с половиной года.
Вита – здоровый ребенок. У Риты – не самая легкая форма ДЦП: она не ходит, ей трудно сидеть ровно и удерживать голову в вертикальном положении, сжимать в руке кисть или фломастер, сосредоточить взгляд в определенной точке.
Но какой это обаятельный ребенок! Светловолосая, голубоглазая, ласковая – но и твердая, самостоятельная, независимая! Она умеет говорить – тихим голосом, почти шепотом, произносит: «Я сама!» – и попробуй тогда придержать ее непослушную руку или привнести что-то непредусмотренное в рисунок!
Однажды весной, закончив работу с красками, мы уселись в кружок и занялись сочинением «сказки про себя», в которой главные герои – птицы.
По завершении сказки я наскоро свернул бумажные кульки, дети оторвали от сложенной вдвое бумаги «крылья» – и у нас вышли белые птицы.
Большинство детей этим и ограничилось: устали, да и время обеда подошло. Но маленькой Вите, а за ней и Рите захотелось покататься на своих птицах. Вита быстренько набросала на бумаге условную девочку, и я предложил, чтобы она помогла сделать такую же сестричке.
Какой отпор я встретил! Пришлось сидеть мне рядом с Ритой, незаметно придерживая ее руку, а потом вырезать созданную нами корявую фигурку ножницами, надетыми на Ритины пальцы!
Только завершив работу, девочка согласилась присоединиться к своим обедающим друзьям.
Тринадцатилетний Антон Мельник принял мое появление сдержанно: вежливо выполнил задание (мы пускали рисунок по кругу, стремясь всё возникающее на бумаге увязать в общий сюжет), лаконично ответил на вопросы; когда стали рисовать красками, не забывал следить за тем, чтобы не испачкать руки.
Если бы в то время был уже написан рассказ Натальи Владимировны, приведенный выше, я бы решил, что речь идет о другом мальчике. Антон тихо, но разборчиво произносил слова, понемногу передвигался по комнате, самостоятельно ел, и всё это не вязалось в моем представлении с диагнозом «ДЦП, форма тяжелая», который в свое время поставил ему врач.
Почти год наши с Антоном занятия проходили на «паритетных» началах: он спокойно, со снисходительным видом выполнял задания, я же не забывал отмечать его скромные успехи и «закруглял» работу при первых признаках усталости.
Перелом наступил в один прекрасный день, когда мы рисовали гуашью. Нужно заметить, что сам процесс нанесения краски на белый лист часто зачаровывает детей, доставляет им огромное удовольствие. Это относится к маленькой Рите Захарченко, принадлежит к таким детям и Антон.
На этот раз, когда из-под его руки появилось большое темно-красное пятно, я спросил:
– Интересно, на кого это похоже?
– Конь получился… или верблюд, – рассеянно протянул Антон.
Я предпочел верблюда: взял в руку небольшой флейц и обвел фигуру широким черным контуром.
Рисунок вышел на редкость удачным. На него обращали внимание все, кто в этот день входил в комнату.
Антон отнесся к похвалам с обычной своей невозмутимостью, но его интерес к краскам стал с тех пор неуклонно расти. Выбирая цвета и нанося краску на бумагу, он по-прежнему не стремился к фигуративности. Из-под его кисти стали появляться чудесные, хорошо закомпонованные цветовые абстракции, полные покоя и гармонии.
Теперь мальчик не «отрабатывает» урок, а всё чаще уходит с головой в творческую работу. И я предвкушаю время, когда из-под его руки появятся настоящие холсты, написанные дорогими, настоящими красками![23]
Совсем недавно на занятиях появился Саша Лазарев, пяти с половиной лет. Первое впечатление: с этим мальчиком я ничего сделать не смогу. Тельце ковриком распластано в кресле, голова упала на грудь, блуждающий взгляд большущих глаз направлен на потолок, зрачки то и дело скрываются за верхними веками, руки неподвижны…
Вдобавок ко всему первый контакт оказался неудачным. В этот день мы рисовали пальцами. Сашина мама подсела к столу, усадила мальчика на руки. Я обмакнул кончики его пальцев в синюю гуашь и поднес к листу. В этот момент – как часто бывает – рука ребенка резко дернулась, краска попала на его щеку и попутно – на мою сорочку.
23
Прошло 3 года. Сегодня Антон – автор десятков чудесных рисунков и себя осознает живописцем. По всем проявлениям мальчик – аутист, и его цветовосприятие должно проявляться (и проявлялось в первое время!) так: «Аутистов совершенно не интересует цвет в рисунках. Они берут первый попавшийся карандаш, в то время как здоровые дети старательно подбирают цвета: каким небо рисовать, а каким – солнце. И рисунки обычно не имеют сюжета: в них нет человеческих фигур или солнышка с домиком, сплошные узоры или геометрические фигуры. Цвет вообще может быть для них неприятным, раздражающим. Поэтому вся окружающая среда, включая цвет стен, обоев, освещение, мебель и игрушки, нормальная и приятная для здорового ребенка, для аутичного – зачастую источник дискомфорта и постоянных отрицательных эмоций.» (Артемова С. Всегда один и смотрит мимо // Первое сентября. 2005. 19 февр. С. 7).