Страница 5 из 8
Да не тут-то было! Зайчиха отругала себя за нетерпение («Ведь могла же дождаться темноты!») и отпрянула назад от закопошившихся зайчат. Она поняла безнадёжность своего положения, но всё-таки решилась принять вызов неприятеля.
Тело её напружинилось, она сделала невероятной силы прыжок, опрокинулась на спину и первой нанесла мощные удары сильными задними лапами, пытаясь достать глаза противника, горящие бешеным красно-коричневым огнём. Но удалось ей только повыщипать «брови» ястребу, выдрав часть белых перьев.
Старый разбойник обладал тоже внушительным оружием – крепкими лапами и когтями.
Услышав материнский сигнал тревоги, зайчата догадались, что произошло что-то ужасное, и довольно проворно, хотя и бестолково натыкаясь друг на друга, стали прятаться в самой гуще кустов можжевельника. Они затаились там, тесно прижавшись друг к другу.
Чем завершился бы этот поединок, неизвестно. Вероятнее всего, победой хищника. Но отважную зайчиху неожиданно спас торжествующий лай ненавистного ей пса. Невдалеке раздался оглушительный выстрел, и ястреб, недовольный тем, что ему помешали, взмахнул широкими серыми крыльями и оставил свою жертву в покое.
Владимир Банцевич
Получил образование в РХУ им. М. Б. Грекова. В 2005 году окончил Ростовский педагогический Университет.
Первая книга была издана в 1998 году. Это было издание для детей – «Волшебное лукошко»
С 1998 по 2018 гг. вышло более 40 публикаций в СМИ Дона и Республики Беларусь. Участвовал со стихами и прозой в альманахе «Южная звезда».
В 2010 году увидела свет книга «Историческая повесть для детей об истории», дополненная ещё двумя изданиями: «Тайна богатого колодезя».
С 2003 по 2018 гг. являюсь шеф-редактором этнокультурного и литературно-художественного альманаха белорусов Дона и Председателем Ростовской региональной общественной организации «Союз белорусов Дона».
Сейчас готовятся к изданию книга «Донские истории» и книга на белорусском языке – «Заповедь язычника».
Последние 20 лет работаю художником-педагогом в дополнительном образовании с детьми, даю подрастающему поколению путёвку в жизнь. Награждён Почётной грамотой Министерства образования и науки Российской Федерации; медалью Губернатора Ростовской области «За доблестный труд», медалью Всевеликого войска Донского «За возрождение Донского казачества».
Ветеран труда Ростовской области.
О друге мадьяре
Побег
1. Сармат
Сармат встал в бойцовскую позу и пристально вглядывался в меня, будто раздумывая, с чего начать. Не смотрел, а именно вглядывался, словно буравя осиного цвета глазами мою сущность, при этом изучающе вертел головой. Он был коренаст и, угрожающе набычившись, слегка покачивался, коварно поводя из стороны в сторону полуопущенным хвостом. Когда собака дружелюбна, то хвост поднят пропеллером, как бы выражая ее расположение, а здесь – наоборот. Эта поза не предвещала ничего хорошего. В некой степени успокаивала стальная цепь, свисавшая поблёскивающей струей с ошейника, отполированная временем и суровой действительностью. Однако даже этот факт не давал полных гарантий безопасности, так как явно несопоставимы были изделие рук человеческих и скрытая под широкой мускулистой грудью природная сила бойцовского, чистейшей породы стаффордширтерьера. Изучив меня, Сармат, будто слегка кланяясь, повел широкой головой слева направо, привычно захватил мощной челюстью внушительную говяжью кость, которая, по-видимому, являлась для него частично и тренажёром, так как он тут же стал отрабатывать на ней какие-то свои приёмы. От захвата его пасть, и без того довольно широкая, разомкнулась почти до ушей, превратившись в некую чудовищную улыбку.
Как этот пёс оказался здесь, среди хуторского житейского уклада? Возможно, по стечению обстоятельств, но скорее всего по принципу притягательности натур. Давно уже подмечено, что хозяева и их питомцы со временем становятся чем-то схожи. Хозяин Сармата, скульптор Дёмин, был натурой широкой, сурового на вид, но добродушного русского склада. Под потолок ростом, от этого слегка сутулая стать, натруженные руки, будто у робота, полусогнуты в локтях, всегда готовы что-то мять, ворочать, строгать или тесать. Брови козырьком не позволяли проникнуть в его пристальный взгляд. Но в том и состоял его природный феномен, что в тяжеловатом изучающем взгляде трепетали искорки доброты и дружелюбия.
Скульптор обитал на подворье старого казачьего уклада, где всё, несмотря на свою натурную старомодность и ветхость, было ещё достаточно добротным и основательным. Куплено им было это подворье вместе с небольшим куреньком и хозпристройками, а также с пятью десятинами землицы, буквально за шапку сухарей, как иногда в народе называют дешёвые сделки. Плата – чисто символическая: хутор, что называется, вымирал и все это баснословное, по западным меркам, богатство никого не интересовало. И удивлялись живущие пока еще на хуторе селяне этому чудаку-скульптору, сбежавшему сюда, в эту захолустную Камышанку, от привлекательной многообразием и удобствами городской жизни.
Однако далеко не случайно оказался скульптор здесь, где когда-то прошло его детство. Он бежал сейчас из города точно так же, как когда-то, полвека назад, убегал отсюда в город за той самой птицей ярко воображаемого и, как оказалось позже, совершенно призрачного счастья. И сейчас, когда он жил вместе с Сарматом на этом подворье, у него было достаточно времени для осмысления всего своего бытия, как прежнего, так и настоящего. Было немало оправдательных объяснений всему этому, в том числе и чисто житейского плана, но всё это являлось скорее некой ширмой для окружающих. Истинная причина, наверное, всё же скрывалась где-то в недрах души, однако сильный дух подобно стражнику охранял то святое, что являло собой генетический код, неподвластный ни обстоятельствам, ни каким-либо материальным благам. И не для охраны завёл он себе этого экзотического четвероногого друга, охранять было в принципе нечего, да и не от кого. Скорее всего «охрана» эта была – от одиночества.
Звёзды свисали из небесной бездны большими мохнатыми гроздьями и светились необычайно ярко. Горожанину, оказавшемуся однажды под чистым от урбанистической атмосферы небом, это ночное состояние пространства было особенно непривычным, даже завораживающим, если, конечно, в его сущности обитала хоть небольшая доля романтической натуры. Скульптор медленно продвигался в полумраке по улице хутора, не боясь оступиться. У него не было страха темноты: земля, до боли родная с детства, сколько он помнил себя, принимала его шаги бережно, по-матерински. Он шел почти не чуя ног, как в те вечера юности, когда под сердцем – птаха, а в голове – колокола. И, как ни странно, всё это как будто бы повторялось, но уже в этом, довольно преклонном возрасте. Что это – злая шутка или чудачество судьбы? Но он самым естественным образом следовал на свидание.