Страница 40 из 49
Я догнал ее.
И слышал лишь сбивчивые рыдания.
— Остин. — В ушах шумел ветер, а холодный дождь хлестал по лицу. — Малышка, я понятия не имею, что ты себе надумала, но гарантирую, что ты не права.
— Оставь меня! — Она предприняла слабую попытку оттолкнуть меня. Черта с два я ее отпущу.
Я схватил ее за руку и притянул к своей груди, не давая убежать.
— Почему ты плачешь?
— Потому что, — она всхлипнула, — моя мама изменщица! Отец говорил об этом утром, когда мы с ним столкнулись. Он был так расстроен и сказал, сказал...
— Твой отец – чертов лжец, — перебил ее с едва сдерживаемым гневом. — А твоя мама просто спрашивала меня, правда ли это.
— Что правда?
— Не здесь. — Я оглянулся на людную улицу, на снующих мимо нас людей под разноцветными зонтиками.
— У тебя нет другого выбора, или я уйду!
— Проклятие, Остин, почему тебе обязательно нужно быть такой упертой!
— Расскажи! — Она толкнула меня в грудь. — Ты?... — Ее губы скривились. — Почему она была тогда в твоем кабинете? Почему она тебя поцеловала? — Остин выплюнула последнюю фразу, будто я совершил нечто непростительное. Но, возможно, так и было.
— Это не то, на что похоже со стороны. — Я потянулся к ней, но она отпрянула. — Мы просто разговаривали.
— О, как мило. Просто разговаривали. Вы просто разговаривали и держались за руки, — ее взгляд из злого обернулся испуганным. — Из-за этого? Это была причина? Ты использовал меня, чтобы добраться до моей матери! — Она отшатнулась от меня. — Она что-то дала тебе тогда в кабинете, и ты сказал, ты сказал... — В ее глазах появилось еще больше слез, они катились по щекам. — Что я девчонка, а ты хотел женщину, — она икнула.
Я грубо поцеловал ее в губы.
Она ударила меня в грудь, но потом поддалась на мой голодный поцелуй.
— Остин, я люблю тебя. ТЕБЯ.
— Но...
— Замолчи и просто послушай, думаю, ты можешь это сделать?
— Нет.
Я вздохнул.
— Ладно, попытаюсь.
Она недовольно уставилась на меня, хотя, уверен, что уголки ее губ дрогнули, сдерживая улыбку.
— Пойдем. — Я потянул ее за руку в «Старбакс» через дорогу и заказал нам два горячих кофе «Пайк плейс», прежде чем отвести ее за столик в углу зала.
— Зачем тебе надо было встречаться с моей мамой? — Ее глаза излучали столько боли, а я собирался сделать все еще хуже.
— Из-за измены твоего отца.
Ее плечи резко опустились, девушка застыла, а потом прошептала:
— Это не объясняет, почему ты встречался с моей мамой.
Я вздохнул, чувствуя желание вылить на лицо горячий кофе, чтобы хотя бы избавиться от ощущения холодного дождя на коже, прежде чем сознаться во всех грехах.
— Твой отец изменил твоей маме... — Я прокашлялся и посмотрел ей прямо в глаза. Бомба была готова разорваться. Я колебался. Потому что кому захочется иметь такой разговор? — С моей.
Она нахмурилась.
— Твоей что?
— Моей мамой.
— Что?
— Моей мамой, — медленно повторил я. — Твой папа.
У Остин приоткрылся рот.
— Что?
— Это продолжается уже три месяца, — проворчал я. — Я обнаружил где-то за месяц до того, как мы начали встречаться.
— Как?
— Мой отец узнал и прибежал рассказать мне, что у него есть доказательства... — А вот и самая неприятная часть. — У него были фотографии наших родителей вместе. И сказал, что собирается обратиться в прессу, хотел окончательно уничтожить мою мать и «показать миру, какой шлюхой она была». Но стоит учесть, что мой отец заядлый алкоголик, и я даже не уверен, что он бы добрался до здания издательства, не остановившись в ближайшем баре и не нажравшись. — Я помолчал немного. — А потом... он увидел тебя. Сложил дважды два и... ну... — Внезапно время снова перенеслось на тот момент, когда мне было девятнадцать, и я застукал мать с нашим садовником. Отец обвинил ее за развал нашей семьи, хотя сам совершил первую ошибку. Я провел пальцами по волосам. — Черт, Остин, я не хотел, чтобы ты все это знала. Вообще ничего. Я подумал, что если оттолкну тебя... — Мне не хотелось продолжать. Совсем. Было больно наконец-то рассказать ей правду, потому что от каждого слова она морщилась, словно я бил ее в самое сердце.
Наконец, Остин спросила:
— Где теперь эти фотографии?
— Они у меня. — Я неуютно поерзал. — В моей квартире.
— У тебя фото моего папы и твоей мамы... обнаженными? — прошипела она.
Я застонал в ладони.
— Это не значит, что я держу грязный козырь, Остин!
Она снова чуть не заплакала и прищурилась.
— Когда, ты говоришь, узнал об этом?
Я помолчал, а потом ответил:
— Я был зол на тебя. Но злость была направлена неправильно. Я злился на себя. На мою семью за то, что она уничтожила в моей жизни что-то хорошее — тебя.
Ее вид был просто убийственным, такая потерянная, столько боли, боли, вызванной мной.
— Я злился на твоего отца, на свою мать и даже на собственного отца за то, что он сказал, что я такой же, как он. Оба моих родителей изменщики. И это меня пугало, пугало, что он окажется прав. Чем больше мы сближались, ты и я, тем больше я паниковал. Что если я был способен на такое? Но когда я понял, что это не так, что мне хотелось быть с тобой, я осознал, что отношения невозможны. Это бы уничтожило тебя.
Остин смотрела на стол.
— Поэтому ты поступил в точности, как они, верно? Ты превратился в человека, которым никогда не хотел становиться — бабника.
— Я поцеловал Брук. Мне не понравилось. Но этого было достаточно, чтобы ты разозлилась и порвала со мной, ну или я так считал. А потом ты вернулась, и я почти рассказал тебе правду. Но мой отец приоткрыл дверь, лишь немного, и...
— Воу, воу, подожди. Он был в твоей квартире?
Я нахмурился, а потом еле сдержался, чтобы не поморщиться.
— Нет, он, ох, он живет дальше по коридору.
— Дерьмовый сосед — это твой отец?
— Пахнет как виски?
Она кивнула.
— Ужасно выглядит? — Еще кивок. — Вероятно, он.
Она потянулась к моей руке, но я отдернул ее. Не желал ее сочувствия или жалости, не сейчас. У меня все еще было, что рассказать.
— Я порвал с тобой ради твоей защиты. В конце концов, их интрижка выплыла бы наружу. Они такие беспечные, наши родители. И ты бы увязла во всем этом. — Я встал и отвернулся.
— Тэтч. — Слезы лились из ее глаз, она стиснула зубы. — Тэтч, что ты делаешь?
— То, что лучше всего. — Я едва мог говорить. — Всегда можно пережить бурю вместе. Или я могу уйти.
— Нет, — прорычала Остин. — Ты не можешь решать за нас двоих. Так не делают. — Ее глаза сверкнули, когда она бросилась к моей груди и схватила за рубашку, притягивая меня к себе. Ее глаза излучали гнев. — Ты когда-нибудь думал, что я захочу, чтобы ты был рядом, когда разразится скандал? Что будешь нужен мне, чтобы пережить его? Все это?
Она оттолкнула меня. Я не противился.
И шокировано уставился на нее.
Моргнул и открыл было рот, но не знал, что именно собирался сказать. Потому что во всех сценариях я никогда не думал об этом, о том, что девушка захочет со мной и в огонь и в воду.
Потому что моя мама выбрала вариант причинить моему отцу боль.
А отец решил ранить сердце мамы.
В их отношениях я всегда видел боль. И никогда не видел любовь.
Никогда не видел, чтобы они смотрели друг на друга так, как Остин сейчас смотрела на меня. И как мне всегда хотелось — с полным доверием и уверенностью, что, несмотря ни на что, мы все равно будем держаться за руки до самого конца. И как бы в доказательство этого она потянулась и крепко сжала мою руку.
— Ты собираешься снова пойти и поцеловать кого-нибудь мне назло? — смущенно спросила она.
— Что? Нет. Зачем мне это делать, черт побери? Я люблю тебя.
— Тогда это действительно все, что мне нужно знать. — Она протянула руку. — Шаг за шагом.
— Остин, не думаю, что ты до конца осознаешь, через что собираешься пройти.
— Забавно, что ты это говоришь, — Остин вытерла слезы, — потому что один очень умный доктор однажды сказал мне, что именно самоощущения определяют тебя как личность, а не то, что говорят другие. Еще он сказал одну очень милую вещь о том, что я могу есть все десерты.