Страница 15 из 49
Ну, хорошо, мне нравилось, как это звучит. У меня уже были две бессонные ночи, и я близок к тому, чтобы сменить замки — у нее до сих пор оставались ключи. Да-да, это очень тупо.
Я открыл рот, чтобы сказать «нет». Отказать ей снова.
— Удали видео и поговорим.
— Выгони из моего дома паука, и по рукам, — она поднялась и протянула ладонь.
Что-то говорило мне не пожимать ее. Логическая часть мозга. Часть, которая говорила, что это плохо кончится.
Но, черт, что могло пойти не так? Ее угрозы отомстить исчезнут, а наша война закончится без жертв.
Я взял ее мягкую ладонь в свою и прошептал:
— Всего одна вещь, Остин, — у нее сбилось дыхание. — Мы как следует прокатимся. — Я отпустил ее руку и встал. У нее отвисла челюсть.
Я пальцем закрыл ей рот и подмигнул:
— На велосипеде. Хватит думать о пошлом, Роджерс.
— Я поняла! — Не думал, что такое возможно, но ее лицо покраснело еще больше, пока она оглаживала юбку. – Так, значит, обсудим наш список вечером, пока ты будешь убирать тупого паука из моего дома?
— Как ни странно, я уже жалею об этом, — сказал я скорее сам себе. — И да, как насчет того, что мы поедем к тебе домой, я заберу твоего домашнего питомца и ты мне расскажешь, как собираешься использовать меня в своих целях.
— Ты же шлюшка, тебе положено быть использованным.
— Забавно, учитывая, что утром это слово было написано у тебя на лбу. — Я сделал паузу. — Буквально. Написано. — Я усмехнулся. — Вот здесь. — Я щелкнул ее по лбу и улыбнулся.
— Герой! — она кашлянула в руку и выпятила грудь. — К тому же, задом наперед не считается.
— Задом наперед всегда считается. — Я скрестил руки на груди. — Так, значит, снова друзья?
— Ну, по крайней мере, не враги, — она выдавила улыбку и посмотрела под ноги. — Спасибо, Тэтч. Я тебе обязана.
Вау, ее благодарности могли бы причинить боль, если учитывать выражение ее лица.
— О, я знаю, — прошептал я. — Знаю.
Глава 11
ОСТИН
Тэтч должен быть в моем доме с минуты на минуту.
У меня вспотели ладони.
Каждый раз. думая о нашем рукопожатии, я продолжала мысленно повторять: «Святое дерьмо, ты же только что не продала душу; ты с готовностью отдала сердце, душу, здравомыслие и, вероятнее всего, тело, и все ради одного отчаянного желания».
Сдать предмет.
И двигаться дальше по жизни.
Прочь от родительского дома. Прочь от политики.
Прочь от Тэтча.
Я собиралась уходить, но к чему именно в итоге двигалась? Я нахмурилась, размышляя. На самом деле я не обдумывала жизнь после выпуска, потому что всей душой сосредоточилась на другом: выбраться из-под гнета родителей, стать независимой. Потом найти работу, выйти замуж. Я сглотнула.
Почему? Почему я всегда должна ассоциировать все эти слова о будущем с Тэтчем?
Грудь обожгло прямо в области сердца — плохой знак, очень плохой, значит, он все еще действует на меня как в физическом, так и в эмоциональном плане. Не важно, сколько раз я повторяла себе перед зеркалом, что он – лживый засранец с шикарными пшеничными волосами, а тело напоминало, каким твердым и уверенным он был.
Каким заботливым. Чутким.
То, как он отдавался поцелуям, словно это гораздо важнее секса, и как он всегда, именно всегда, смеялся в постели над забавными интимными ситуациями, в которые мы попадали за месяц наших отношений.
Тело было коварной сволочью. Которую я местами ненавидела.
— Угомонись, девочка. — Я прижала руки к груди и попыталась успокоиться.
Это работа. Ничего личного.
Он помогает мне только из-за того, что знает – реклама выгодна для его бренда, его собственной репутации.
Он делает это ради работы. Не ради меня.
Не ради меня.
Ну, хорошо, мне всего лишь нужно повторить это миллион раз, и тогда я смогу пережить.
Я покосилась на ведро в углу.
Оно перестало шевелиться несколько часов назад. Я на девяносто девять процентов была уверена, что паук чувствует мое беспокойство и просто держит меня за дурочку, притворяясь мертвым, чтобы потом сбежать, как это делают броненосцы.
Погодите, это же неправильное животное... Я снова с тревогой глянула на ведро. Этот ублюдок, несомненно, выжидал, пока я подниму ведро и освобожу его.
— Этого не случится, Чарли.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты не дала пауку кличку?
Я вскочила на ноги, прижав руку к груди, и чуть не врезалась в гранитную столешницу.
— А постучать?
— Дверь была открыта. — Тэтч засунул руки в карманы узких джинсов, под черной винтажной футболкой заиграли мускулы. Ну, вот зачем ему всегда нужно выглядеть таким идеальным? Даже его длинные светлые волосы, как у серфера, были завязаны в низкий пучок – это обычно означало, что он только что закончил очередную операцию.
— Не ври, — мне было необходимо сменить тему. — Сколько частей тела ты сегодня потрогал?
Он фыркнул и спустился по трем ступеням входа, грациозно покачиваясь, слишком красивый и высокомерный. Ублюдок.
— Шесть, — ответил он, останавливаясь прямо передо мной. Мне пришлось поднять на него взгляд. — И я счастливчик, сегодня мне досталась задница.
— Вау, меняешь мир по одной части тела за раз, а?
— Мне нравится думать об этом в таком ключе, да. — От его дерзкой ухмылки у меня перехватило дыхание, я почувствовала желание во всех неправильных местах. Очень неправильных местах.
Я сжала бедра и сузила глаза.
— Скажи честно, думаешь, возможно, чтобы пластический хирург оставался верен кому-то одному, если каждый день видит столько сисек и задниц?
— Я почти уверен, что большинство акушеров продолжают любить собственных детей даже после того, как помогли родиться тонне малышей. — Он скрестил руки. — И да, это возможно, если человек не полный псих.
— Ты назвал меня психом? — я округлила глаза, вероятно, подтверждая его обвинение.
— Ты накрыла паука ведром. — Он развернулся на каблуках. — Потом заявила, что сожалеешь, что он в ловушке. Сама и ответь.
— Потому что! — я подошла к ведру. — Мне и правда его жаль, ведь он заслуживает хороший дом, просто не мой и не любой другой в радиусе пяти миль.
— Остин, — произнес Тэтч, качая головой, — это не домашний любимец.
— У него есть мех! — я указала на ведро.
— Этот мех не дружелюбен, он выделяет яд и вызывает сыпь на коже.
Я открыла рот.
— Успокойся, ты же его не трогала, верно?
Я вздрогнула.
— Нет, предпочитаю думать, что я лучше бегаю, чем он. Но вот моя мама...
Он издал тихий смешок.
— Это не смешно! — я хлопнула его по груди.
— Твоя мама на кухне, машет руками и чуть не отправляет гигантского паука тебе в голову, пока ты несешься к дивану. Очень смешно, кто-то может даже сказать, что безумно весело. — Он положил руку на ведро. — И если не хочешь повторения, я бы рекомендовал забраться на стул или опять на диван, он, вероятно, крайне рассержен.
— Бедный Чарли.
— Почему Чарли?
— Потому что думаю, это мальчик, а ты не можешь назвать мальчика Шарлоттой.
Он закатил глаза.
— Временами я забываю, какой ты еще ребенок.
— Эй!
— Прости, — Тэтч прикусил идеальную нижнюю губу, светло-голубые глаза сверкнули, когда он медленно поднял ведро выше, выше и затем полностью оторвал от пола.
— Сукин сын, — пробормотал он.
Я прикрыла глаза.
— Я его убила, да?
— Эм. — Он ничего не сказал. Почему он молчит?
— Тэтч? — Я взглянула на него сквозь пальцы и увидела, как он почесал голову, озираясь по сторонам. — Тэтч, что не так? Чарли мертв? Нет?
— Скорее да, чем нет.
Я вскрикнула и вскочила с дивана, готовая извиняться перед несчастным пауком. Но на полу не оказалось трупа. Не было никакого паука.
Просто синий букет. И чистый пол.