Одержимость

Что она ему успела уже сказать? Салли откинула голову назад, чувствуя, как онемели большие пальцы ног. К чему бы это?

Мюррей.

Бог мой.

— Поздравляю! Это круто, Артур, чертовски круто! — она прозвучала очень фальшиво, но в то мгновение ее, в самом деле, охватила гордость за этого человека. Пока она, Варжак-Райан, напивалась и глотала «румяна», неудачник-комедиант уже будет мелькать по телику. А потом откроет свое шоу, шоу Артура Флека, где будут сидеть такие же никчемные стендап-комики и рассказывать друг другу шутки собственного сочинения.

Какая же она гниль. Нет бы порадоваться.

Хочешь прийти? Я могу достать для тебя билет.

— Может, не стоит? Уверен, что хочешь этого?

— Ты снова хочешь пропустить мое выступление, — несколько горько (и нахально?) хмыкнул он. — Могла бы просто не поднимать трубку.

Блять. Ебаная истеричка. К чему все усложнять?!

— Я просто подумала, что… Ну, твоя минута славы или вроде того. Вдруг тебе удобнее говорить перед незнакомой публикой…

Мяу, мяу, мяу.

Как это нелепо, Салли!

Ей было стыдно за свое поведение. Впервые за долгое время, словно звонила мама, спрашивала, как идут дела, словно дальние родственники гладили по голове в рождество и с лукавой улыбкой уточняли — как хорошо ты вела себя, Салли?

Очень плохо. Очень и очень плохо.

Захотелось упасть на колени и заплакать, но только перед кем? Кому нужны ее слезы, подтверждающие всю ущербность?

Артур что-то еще сказал. Она снова прослушала, лишь согласилась. Мало ли.

— Там, — он прочистил горло, — только имя свое назовешь, — слова стали обретать какой-то смысл. Салли поблагодарила за приглашение. Прийти все-таки придется.

— А как там мама? Может, ее пригласишь?

Артур выдохнул:

— Салли, я же сказал тебе, — (черт, черт, черт) она крепко зажмурилась, подумав, что это защитит ее на какое-то мгновение от стыда. — Моя мать умерла. Я праздную. Увидимся вечером.

— Хм, да. Увидимся на шоу.

Салли дала себе крепкую пощечину и запоздало принялась анализировать услышанное. Праздную? Он празднует смерть женщины, которая с восхищением произносила: «Радость, это тебя!»?.

Ей определенно послышалось.

Он сказал: «я в трауре» или «готовлюсь к церемонии», но никак не праздную.

***

К четырем она была почти готова. Уложенные волосы, идеальные стрелки, черные накладные ресницы, безукоризненно выглаженные вещи. Почти Шэрон Тейт. Не хватало колечка от «Тиффани». Салли обыскала всю комнату, нервно вытряхнула весь чемодан, порвала красную папку с важными документами. Кольца нигде не было.

Черт возьми! Ее обокрали! Самое ценное забрали под самым носом! Нет бы… Что-то другое забрали. Что-то из старья, деньги, там, какие-то старые документы на дом, да что угодно.

Но не «Тиффани».

Она выпила две чашки кофе, чувствовала, как мешают эти сраные ресницы, как бедра облипает юбка, а еще эти высокие сапожки, которые следовало бы почистить!

Надо было еще поймать машину…

Но ее кольцо. Как Салли могла приехать на студию без него? Выглядеть как среднестатистический зритель, опухшая рожа в толпе, невыразительная. Она должна была запомниться! Может, Джон будет смотреть это шоу, как он часто выражался — «под засып», и увидит ее в эфире. Увидит это кольцо на пальце, которое теперь было манифестом свободы, а не бумажкой о владении.

Увидит и все поймет!

А она приехала разводиться.

«Можно и без кольца так-то», — подумала Салли, разглядывая свое отражение в зеркале; не оставляло ощущение владения любым положением, как теперь все в ее руках, и она, черт подери, почти другой человек.

Всего лишь пара манипуляций.

Она уже застегивала последнюю пуговицу на пальто, как зазвонил телефон, разрываясь безобразной механической трелью.

«Еще же машину ловить, документы…»

— Да…

— Салли, ты в порядке?

Она крепко ухватилась пальцами за спинку софы. Джон.

— Под чем ты? Салли, уж мне-то ты можешь, должна сказать! Мне звонил Уоррен, я разговаривал с ним вечером, он сказал, что ты что-то принимаешь.

Боже милостивый, он заботился о ней. Он снова беспокоился за ее жизнь!

— Уоррен наврал. Я ни под чем, — «соберись, ты владеешь положением!». — И вообще… Джон, мне пора. Опаздываю на съемку шоу Франклина.

— В качестве гостя? — прозвучало не без иронии.

— Нет, — Салли чувствовала, что начинает злиться. — Я тут познакомилась и переспала с одним парнем, комиком, он сегодня приглашенный гость в эту программу. Достал для меня билет, после, наверное, сходим куда-нибудь. Знаешь ли, Джон, у меня вообще все стало лучше, когда я от тебя ушла. Осталось развестись и все будет еще лучше.

Она произнесла эту фразу на одном дыхании. Трубка не издавала ни звука. Вероятно, бывший муж был поражен до глубины души ее речью. Не зря, не зря Салли Райан так долго вынашивала эти слова! Они назрели, точно самые спелые вишни, и брызнули соком, стоило их прикусить зубами, растеклись ядом по горлу.

— Салли. Салли, когда ты переспала с этим парнем?

— Моя личная жизнь не должна тебя касаться больше.

— Когда, Салли? Когда он пришел к тебе ночью?

Его реакция ей не нравилась. Взгляд бегал по комнате, ища деталь, за которую стоило бы ухватиться, чтобы удержать равновесие. Софа уже не спасала.

— Салли, я знаю тебя, очень хорошо и… Салли, никто не приходил к тебе. Это я принес тебе все документы. Мы давно в разводе, Салли.

Джон слишком часто повторял ее имя, словно это было ругательство или должно было пробудить ото сна.

— Чушь, — прошептала она, хватая телефонный аппарат подмышку. — Чушь. У меня нет никаких документов. Может, ты что-то напутал во время очередного делирия? И украл у меня кольцо? Боже, ты видел время? Ты отвлекаешь меня! Мне еще нужно поймать машину, а тут из-за этих нелепых митингов, клоунады…Сам же знаешь.

Джон хотел было сказать что-то еще, но остался по ту сторону, уступив место привычным гудкам. Чертов алкоголик. Она замерла у трельяжа, оправляя полы пальто. Старые газеты, неоплаченные счета. Салли схватила кипу бумажек, сбрасывая одну за другой вниз, в поисках доказательств своего не безумия.

Казенный лист, пропечатанные буквы. Повторное свидетельство.

Должен быть оригинал. Чужие пальцы по телу. Долбежка ради долбежки. Она нашла смятым квитанцию с прописанной карандашом суммой — оценка заложенного украшения.

Ее первое и последнее колечко от «Тиффани». Салли глубоко вздохнула. По щеке пробежала непрошеная слеза.

Она заглянула под трельяж. Оригинал оказался там. Нетронутый, сложенный в новую прозрачную папку.

Хотелось засмеяться и закричать. Салли провела рукой по лицу, ощущая, как джемпер облепил потную спину.

«Я же… Я же не сумасшедшая».

А еще машину ловить…

***

У дверей студии гудела толпа. В холле было душно, помощница Франклина — молоденькая и не менее смазливая Ширли Вудс, попросила оставить верхнюю одежду в гардеробе, сохранять номерки (Салли выпал сто двадцать второй) и объявила, что у них будет время привести себя в порядок: выпить воды, сходить в уборную, поправить макияж.

Салли сжимала в руке пластмассовый номерок, позволяя ему впиться в ладонь. И чем же ей нравилось раньше ходить по ток-шоу? Эти толпящиеся люди, потные тела, яркий свет софитов, пыль, кружащаяся в воздухе.

Заняв одно из дальних мест, Райан вжалась в спальное кресло. Меньше всего хотелось, чтобы камера захватила ее лицо, искаженное каким-то ужасом. Окружающие чувств не разделяли. Они были так рады — парочка рядом с нескрываемым восхищением смотрели по сторонам, кто-то надеялся произвести незаконную звукозапись, скрывая в громоздком врачебном саквояже диктофон, какая-то женщина махала рукой оркестру.

Скорее бы сбежать.

Под треск переключателя скоростей из воспоминаний Салли судорожно перебирала моменты, когда потеряла контроль над рассудком, снова стала зависимой, одержимой.

Толпа залилась в радостном улюлюканье — под потолком загорелась табличка «аплодисменты».