Корень «Suomi»

– Почему?

– Тут, вы видите, все сбежали… Звали его Моцарт!

– Собака Шостаковича? – проявил осведомлённость Иван.

– Это был общий друг многие годы и после Дмитрия Дмитриевича… Я бы теперь тоже сбежал, – он продолжал свою грустную тему. – Инструментов жалко… А мне уже пора на остров Валаам к моим колоколам… – и засмеялся. – Стихи получились… Иногда у меня такое бывает – говорю стихами… Даже иногда песни получаются… Сами собой!

– Разве можно настроить всю эту многоголосую тяжесть на колокольне? – вернулся архитектор к колоколам.

– Конечно, невозможно… Медь колеблется дольше железа, железо вибрирует дольше олова и так далее. Их нужно упорядочить, иной раз перевешивая… Достичь церковных гармоний, ансамбля… Сила, длительность, высота, тембр… Чтобы не было трезвона, бестолковщины… Это ведь не барабанный бой при обороне Севастополя и не дробь при Бородине… Даже если это сполохи, тревога или набат. Или, наоборот, широкий таинственный благовест, «малиновый звон»…

– Из бельгийского Малина, – проявил эрудицию архитектор.

– Есть прекрасные образцы таких звонов – мягкое контр-ля Ивана Великого в московском Кремле. А ведь его колокол весит, как говорят, сорок тысяч пудов!..

– Молодых готовите?

– Увы, – мастер развёл руками, – только личная одарённость в цене…

Когда Юсси покончил с ладожским сигом, к нему подошёл старик, вынул из кармана складной резиновый кисет, взял из него щепотку чего-то толчёного и дал понюхать.

– Запомнил? – спросил лайку Пётр Ильич. – Будешь искать этот гриб в здешних лесах. Это корень «Suomi».

– А если найдёт? Что дальше?

– Ешьте…Это как трюфель у французов или итальянцев… Реакция будет отменная… Память… Зоркость… Внимание… Обоняние… Здесь, в Сортавале, вы оказались на краю реальности. Имейте это в виду…

– В каком смысле «на краю»? – не понял Иван. – Как он выглядит, этот край? И что за «реальность»?

– Он очень красив… Но это «край», а не «окраина», – Пётр Ильич был очень серьёзен, встал со стула и подошёл к двери.

Увидев, что приятный гость уходит, собака занервничала, стала прислушиваться к звукам в коридоре, поводить носом.

– И ещё… – что-то вспомнив, развёл руками старичок. – Если почувствуете запах табака, постарайтесь не вдыхать его, избегайте трубочного дыма…

При этих словах Крылову показалось, что его гость как бы растворился в прямоугольнике двери, и до архитектора донеслось только: – До скорого ужина!

– В котором часу? – крикнул вдогонку Иван.

Но не было ни старичка, ни ответа. Вероятно, в коридоре второго этажа или на просторной красивой кривой лестнице просто-напросто погасла электрическая люстра богемского стекла… Не разглядеть…

…Обедали по-походному. Уха из ладожской корюшки пролетела незаметно – лёгкий бульон, светлые маленькие рыбки, пластины сухого финского хлеба, румяные, ещё горячие калитки – творчество Кирсти. Всё было оценено по достоинству… Все спешили заняться делом, ради которого приехали, но не понимали – в чём оно состоит.

– Серёга, я видел у тебя планшет… – сказал Крылов, допивая кофе. – Ты взял его?

– Всегда со мной.

– Ну-ка, набери в поисковике всё про финских духов… А заодно и про русских чудищ… А также и про Иванов день по-здешнему…

– Может, в шахматишки? – с надеждой спросил композитор.

– Нет… Давай разберёмся, что такое «край реальности»…

…Весёлый пограничник был в этот момент совсем не весел. Он стоял по стойке смирно у своего окошка погранзаставы и слушал громкий голос начальства в полевом телефоне:

– Сколько машин прошло за это время в сторону Российской Федерации?

– Одна, товарищ майор.

– Марка?

– «Каблук».

– Не понял…

– «Форд-Транзит» праворульный, товарищ майор.

– Зелёный?

– Никак нет…Чёрный.

– Не было никакого «Форда»!.. Был, по нашим сведениям, «КИА»… Ты, Семёнов, в машинах хоть как-то разбираешься?

– Так точно, товарищ майор. Я закончил курсы.

– А какой у неё госномер?

– Сейчас посмотрю… – «весельчак» заглянул в бумажки. – «О – сто двадцать три – ОО – десять».

– Не было такого номера!.. У нас засечён другой – петербургский… «78». Флаг?

– Российской Федерации – «рус».

– Вот флаг такой же… Опиши личность…

– Голос низкий, хриплый баритон, прокуренный. Лицо лошадиное…

– Что ты несёшь, Семёнов?.. Ты что – в конюшне?.. Усы?.. Борода?

– Гладко выбрит. Похож на Шерлока Холмса, товарищ майор.

– Акцент?

– Никак нет, товарищ майор. Но есть трубка.

– Вот это важно! – раздался голос начальства. – Молодец, Семёнов!.. Особые приметы?

– Левша… Подписался левой рукой…

– Это важно.

– На голове дисталкер.

– Что?

– Дисталкер – кепка с двумя козырьками и наушниками.

– Ты что – английский знаешь?

– По службе положено…

– Отлично, Семёнов, пиши рапорт…

…Рекогносцировка заключалась в подробном осмотре приусадебного участка. Он был велик. Сосны и ели весьма преклонного возраста пробились к свету через гранитные нагромождения того, что Иван Крылов назвал Скандинавским базальтовым щитом. Возводить здания, судя по всему, здесь просто – практически отсутствует необходимость сооружать фундаменты. Выложил финн несколько серых обомшевших валунов с помощью «уровня», и нагромождай стены, полы, перекрытия – вот тебе и дом на многие десятилетия…

Сложнее обстоит дело с погребами, подземельями, катакомбами и подземными ходами.

Вот этим-то и заинтересовался прежде всего зодчий Крылов.

– Кирсти, – спросил он девушку, – как проникнуть в погреб?.. Или в подвал?.. Или в прачечную под домом?

– Никак! – в сердцах воскликнула она. – Эти цыгане там почти всё уже развалили… И до кухни добираются…

Стол для ужина был накрыт в просторном обеденном зале «Дачи Маннергейма». Он был мрачноват, этот зал. Его стены походили на «сруб» из чёрных массивных брёвен. Камин – такого размера, что в нём можно было бы зажарить быка. Всё освещалось люстрами, похожими на копчёные: средневековые факелы.

Кроме знакомых членов Литературного клуба «Зелёный „КИА“» здесь присутствовали местные обитатели – хозяйка здешней кухни Кирсти, коммерческий директор то ли в отставке, то ли в отпуске Борис Петрович Иванов и ещё какой-то господин бухгалтерской малохольной наружности, представившийся то ли Воробьёвым, то ли Соловьёвым, то ли Орловым… А может быть – даже Попугайским. Короче, какая-то залётная птица.

Атмосфера в этом мрачном зале выглядела празднично, несмотря на пикантность ситуации, когда незнакомые люди вдруг приезжают из северной столицы с не вполне понятными целями.

– Ян Аркадьевич Баклан, наш юрисконсульт, – представил «птицу» Петрович. – Я позвал его как основного свидетеля случившегося…

– Так точно! – скрипнул юрист.

– … Бригада санэпидконтроля, по бухгалтерским документам под названием «Табор» – человек двадцать мужчин и женщин плюс кое-какая техника появились у нас неделю назад.

– Четыре дня назад, – Петровича поправила Кирсти.

– Точно так… – кивнул Баклан. – Все из Кексгольма.

– То есть из Приозерска, – перевёл гостям директор.

– Показали документы и приказали (по причине какой-то пандемической заразы) всех немедленно выселить, а штат отправить в бессрочный отпуск… Композиторы (их было всего пятеро) спешно уехали восвояси, штат выражает недовольство…

– Выражаем! – вставила Кирсти.

– Вот, собственно, и всё! – развёл руками Петрович. – Приказ есть приказ!.. Эпидемия есть эпидемия… Никуда не денешься… Карантин есть карантин…

– Это есть факт! – проскрипел человек с птичьей фамилией.

Повисла гнетущая пауза.

– За всё хорошее против всего плохого! – попытался разрядить обстановку Петрович.