Страница 3 из 9
Фамильный герб «Крыловы»
«Баснописец» сидел за рулём… Его собака хаски по кличке Юсси послушно и привычно улеглась в багажном отделении кроссовера. Композитор-модернист весело разглагольствовал, обращаясь к сидящей рядом миловидной девушке-музыковеду:
– Динара!.. Почему ты Тургенева? Где твои стихи в прозе?.. Знакома ли ты с Полиной Виардо?.. Часто ли бываешь в Париже?
– Я – Тургенова… – она терпеливо начала объяснять. – Потому что по-монгольски «тургэн» значит «быстрый». А наша семья вся шустрая, вот и получилась у нас – Тургеневы.
– По-бурятски или по-монгольски, или по-китайски?
– По-русски… Я ещё и, к вашему сведению, господин барон, немножко русская, и калмычка, и даже тывянка.
– «…и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус и друг степей калмык!»… «Да, скифы мы…» И Тургенев, что ли, был бурят?
– Наверняка… – засмеялась Динара.
Иван Крылов, как спец по топонимике, добавил:
– Запиши в свой клуб ещё таких же «диких тунгусов» – Карамзин, Булгаков, Тютчев, Чаадаев, Татищев, Куприн, Сейфулина, Ахмадулина, Аксаков… Ещё?
– Рахманинов, Танеев, Скрябин… – сказала «гейша» с берегов Байкала.
– Нет, мы сейчас собираем литературный клуб… Композиторов придётся, я очень боюсь, вспоминать в таинственной Сортавале…
…Дорога из Комарова (Келломяки) в карельскую Сортавалу не близкая. Сначала – Приморское шоссе, сквозь Зеленогорск (Терийоки) по перемычке через трассу «Скандинавия», далее магистраль «Кола» – Приозерск, Петрозаводск, Печенга, Мурманск и далее – Норвегия – через Борисоглебск в Киркенес…
В Зеленогорске они подъехали к супермаркету. Сергей устремился в винный отдел, прошёлся вдоль полок с дорогими бутылками.
– Что лучше… – спросил он Ивана, – сливовица или финская водка на рябине?
– Можно чего-нибудь попроще – «Столичную», например.
– Есть замысел, – таинственно сказал Сергей.
– Тогда рябина. А себе я возьму кагор «Крымский».
– «Кагор монастырский» – усмехнулся Сергей. – Ты что, монах?..
– Монах, монах… В разрисованных штанах… – отшутился Иван.
Двинулись дальше.
… – Сертолово, – прочитала дорожный указатель Динара. – Ура!.. Быстро приехали!..
– Проехали только полпути… Тут есть и Лемболово, и Васкелово, и Парголово, и Кавголово…
– Юксилово, Каксилово, Кольмилово, Нелилово… – Сергей со смехом стал демонстрировать своё знание финского счёта: – Юкси-как-си-кольми-нели…
И снова по его команде они отправились в супермаркет:
– Тургенева!.. Что нужно для бурятского плова?..
– Лучше всего – конина. Она диетическая…
Но конины, естественно, не было. Взяли баранину и всё, что полагается – лук, чеснок, рис, морковь, лаврушку…
– Всё это есть и у Кирсти… – как бы между прочим сообщил Сергей.
– Кирсти? – переспросила Динара.
– Карельское имя…
Кто такая Кирсти – он до поры до времени держал в секрете.
– Кирсти, – предположила эрудированная фольклористка: – «Христова ученица»? Или невеста?.. Это по-каковски?..
– Кирсти?.. Очень даже ничего! – с чувством сказал Сергей. – В прошлом году я ремонтировал у неё на кухне холодильник.
– На кухне?? – бурятка сделала большие глаза. – Она, что ли, повар?.. Холодильник?
– Я ведь учился в «Морозильнике»…
…Хорошая дорога долго шла лесом – то весёлым березовым, то торжественным сосновым, то угрюмым еловым. Мелькали дачки садовых скромных товариществ, высокие заборы богатейских коттеджей, мосты через речки, горки, болотинки, тони, озёрца…
Проехали и мост Кивиниеми, переброшенный через пороги бурной Вуоксы, стремительно несущей свои воды к Ладоге.
Белые ночи (а они в здешних местах ещё более «белые», чем в Петербурге) подходили к концу. Впереди был День Ивана Купалы – подлинный тысячелетний праздник этих земель. Летнее солнцестояние продиктовано не людской волей или указами царей земных, а Космосом, всевечным мирозданием, Богом, если хотите…
… – Сортавала, – Динара, наконец, радостно прочитала долгожданный дорожный знак рядом с эмблемой города.
– А почему не «Сердоболь»? – задал сам себе вопрос Иван Крылов. – Столетиями этот город был Сердоболем…
Проблемы топонимики, мучившие его с середины нынешней ночи, не отпускали.
Когда возник на Ладоге Валаамский скит, монахам, всему духовенству понадобилась эта пристань на большом берегу – её назвали Сердоболь.
– Сердобольное место, – задумчиво сказал Иван, замедлив скорость и озираясь по сторонам. – Вот как оно тут… Вот оно какое!
Погода испортилась. Стал накрапывать дождь…
– А почему тогда – «Сортавала»? – пожал плечами Серёжа.
– Какая разница! – вступила Динара. – Мы, буряты, считаем всех вас одним народом – глазки голубенькие, волосики русые, пеньковые, головки шариком, носики-курносики, росточком не выше среднего-пехотного…
Герб города Сортавала
– Как белорусы… – вставил Сергей.
– Нет… Белорусы – всё равно что поляки.
– Тогда кто же украинцы?
– Окраинцы?.. Это или венгры, или турки – черноволосые, пучеглазые – карие, лица долгоносые… – Подумав, Динара добавила: – И ногти на руках тёмные… И брови сросшиеся… Красавцы!
– Красиво… – мечтательно сказал белобрысый композитор. – Брови как ласточкины крылья!
– Бледнолицые русско-удмуртские и финско-поморские дамы с тех древнейших времён и по сию пору румянят щёки, рисуют чёрные брови, чтобы походить на южных красавиц – турчанок, гречанок, кавказских женщин, – фольклористка-«гейша» не скрывала иронии.
– Вот вы, буряты, как, оказывается, о нас думаете! – усмехнулся в усы «шеврон» зодчий Иван. – Седой, хочешь я тебе нарисую на лбу крылья не ласточки, а орла?
Динара Тургенова, живя на берегу волшебного «славного моря, священного Байкала», с детских лет ощущала себя частью огромного мира, которым когда-то, действительно, владел «царь Вселенной» непобедимый Чингисхан. Это её конёк! – имейте в виду… Она увлеклась судьбой народов, которых перемешал в едином котле внук Чингисхана – хан Батый.
И об этом мы ещё не раз вспомним…
«КИА» медленно ехала по улицам Сортавалы. Моросил дождик. Известно, что дождь при отъезде – добрый знак, а вот дождь по приезде что сулит странникам?..
Откройте поисковик в Интернете и вы всё узнаете об этом загадочном городе – Сортавале. Конечно, кроме той истории, которая вся впереди.
Беда случилась с местным Домом творчества Союза композиторов России, известным как «Дача Маннергейма».
В этой земле, столетиями переходившей из рук в руки то шведам, то финнам, то русским, и где можно найти, покопавшись, и каменные топоры, и мечи, и пушечные ядра, и пулемётные ленты, все приличные каменные дома называются почему-то «дачами Маннергейма». В год нашей победы в 1945-м в эту «дачу» по решению правительства вселились многочисленные советские композиторы.
Герб на щите хана Батыя
Что же случилось с этим домом ещё через семьдесят лет и зачем Серёже Форозину понадобился сейчас архитектор-строитель, энциклопедист и философ Иван Крылов, замученный ночными кошмарами о топонимике?
Неспроста!
Всю дорогу композитор-модернист вводил экипаж Литературного клуба «Зелёный „КИА“» в суть дела.
Позавчера ему позвонила молоденькая повариха «Дачи», или Дома композиторов Кирсти – карелка из Кондопоги.
В прошлом году Серёжа трудился здесь, сочинял свою очередную «какофонию», и их тёплые отношения начались на кухне, возле сломанного холодильника, с калиток – маленьких пирожков из ржаной или полбяной муки с рисом или с картошкой, или с морковкой. Кирсти Анукова (или попросту – Кира) была мастерица по части жареных калиток-кошелёчков (древнее русское слово «калита» – кошель).