Страница 18 из 24
Здесь необходимо отметить еще одно событие, имевшее не только местное значение. Колчак, выезжавший с докладом о флоте в Петроград, по возвращении оттуда в первых числах мая повел агитацию за создание группы черноморских матросов, которая выедет на фронт и там будет участвовать в боях, вести агитацию за продолжение войны и немедленное наступление. С помощью Исполкома Совета удалось собрать до 300 человек матросов, которые выехали на фронт и там в ряде участков сыграли роль уговаривающих, задерживая этим процесс полевения частей армии.
Первым серьезным столкновением Колчака с массами нужно, видимо, считать требование об аресте генерал-майора Петрова. Отказ матросов миноносца «Жаркий» выйти в море и требование смены командира миноносца нельзя отнести к разряду серьезных столкновений, это событие являлось доказательством начавшегося распада старого флота, и кончилось оно выведением из строя миноносца.
Инцидент с Петровым заключался в том, что генерал занялся спекуляцией с кожами поставляемого для флота скота. Кожи, оцененные в 80 рублей, генерал отдавал одному из поставщиков по 200–240 рублей. Он же выдавал документы на вывоз кож под видом использования их на нужды обороны. В самом же деле они поступали на рынок, откуда часто поступали опять во флот уже по значительно более высокой цене.
Комиссия совета потребовала ареста Петрова. Колчак отказал в аресте, ссылаясь на то, что арестовать может прокурор, которому комиссия должна передать все материалы. Вместо передачи материалов генерал Петров был арестован. Возмущенный «вмешательством в управление флотом», Колчак попросил освободить его от должности командующего флотом. В ответ на это Керенский сообщил, что он едет в Севастополь. В конце мая «главноуговаривающий» Керенский явился в Севастополь в расчете на то, что ему удастся своим присутствием и разговорами удержать массы под влиянием Колчака и черносотенно-соглашательского совета.
Спекулируя в своих выступлениях на революционном прошлом Севастополя, Керенский все сводил к тому, что он требует, «как представитель народа», железной дисциплины, готовности вести войну под руководством Временного правительства. Он посетил порт, корабли «Свободная Россия», «Петр Великий» и ряд других, кроме того, выступал на Каменной, Графской пристани и т. д. Упоенный собственными выступлениями, Керенский вообразил, что он укрепил флот, но оказалось, что его выступления ничего нового не дали. Колчак считал, что приезд и выступления Керенского ничего не изменили, «разложение флота» продолжалось тем же темпом.
Керенский, которого встречали весьма торжественно, убеждал массы только в тот момент, когда он выступал, – стоило ему сойти с трибуны и уехать, солдаты и матросы под влиянием местных и общероссийских причин продолжали пересмотр своей позиции, переоценку ценностей «медового месяца» революции. Этот пересмотр приводил их к лозунгам, прямо противоположным призывам Керенского. Деятельность местных «революционных» организаций уже не удовлетворяла массы матросов и особенно солдат.
Совет к этому времени (конец мая) потерявши авторитет в массах населения, должен был уйти, уступив место новому составу, резко отличавшемуся от старого. В новом составе совета наиболее полно оказались представленными солдаты местного гарнизона, процент офицеров значительно сократился. Новый состав совета с первых же дней взял курс на независимое от Колчака существование. Командование флотом на этот раз Колчак не передал другому, но он уже, по его собственному признанию и свидетельству документов того времени, не только не имел былого влияния на решения совета, но часто не знал, что происходит в подчиненном ему флоте. Так, например, если раньше о всяких собраниях совет и судовые комитеты сообщали Колчаку, то после перевыборов совета о собрании во дворе Черноморского экипажа, на котором присутствовало до 15 тысяч человек, Колчак узнал совершенно случайно. На этом собрании стоял вопрос о действиях Колчака, направленных к ослаблению флота, о содействии с его стороны офицерским организациям. Выступавшие на митинге-собрании обсуждали вопросы о целях империалистической войны, каких-нибудь определенных решений принято не было, но чувствовалось, что почва под ногами Колчака накаливается, массы уже не доверяли Колчаку, как раньше, враждебные настроения по отношению к офицерству росли с каждым днем. Причины враждебного отношения к офицерам со стороны одних и весьма подозрительное со стороны других были налицо. Офицеры начали устраивать закрытые собрания отдельно от матросов. На этих собраниях присутствовал и Колчак. После отправки черноморской делегации на фронт Колчаку из всех уголков страны летели телеграммы с выражением патриотических чувств, в телеграммах Колчак назывался героем, спасителем родины и проч. Колчак этого периода являлся лицом, вокруг которого собираются реакционеры, ищущие военной диктатуры, и стоило только несколько задержать рост массового недовольства, как Колчак превратился бы в своего рода Корнилова. Однако это не удалось. Реакционность была настолько прямой, ничем не покрытой, что ее мог видеть каждый. Так, например, капитан одного из кораблей, убирая с корабля одного из офицеров, на вопрос о причинах откомандирования отвечает: «Убеждения не сходятся с моими… Совместная служба затруднительна»[39]. Уволенный не был, конечно, большевиком, – он позволил себе иметь «социалистические» убеждения. Полковник Грубер, несмотря на давно опубликованный приказ, отменяющий отдание чести, настойчиво и грубо требовал отдания ему чести. Один из таких случаев переполнил чашу терпения, массы выступили с требованием арестовать офицеров. Обновленный в своем составе совет не мог, однако, рискнуть на решительные действия и организованное выступление, он заседал, говорил о контрреволюции, реакции, пригласил даже на свое заседание Колчака. Усыпить массы было нельзя, начался уже неорганизованный арест офицеров и их обезоруживание.
«…С одного из кораблей было дано распоряжение разоружить всех офицеров, произвести обыск в квартирах». Попытки Колчака помешать этому ни к чему не привели, распоряжение было выполнено. «Оскорбленный» адмирал Колчак перед собранной им командой «Георгия Победоносца» сказал речь, в которой убеждал матросов, что он верен Временному правительству. Не желая сдавать саблю, он бросил ее в море на глазах всей команды. В этот же день Колчак, послав о собраниях телеграмму Керенскому, сказал пришедшей к нему делегации, которая требовала его ухода с поста командующего, что он сдал командование флотом адмиралу Лукину. Ряд офицеров, не желая подчиняться требованию разоружаться, застрелились.
На этом дело, однако, не кончилось. Местные социал-соглашательские группы, втянутые в развернувшиеся события, сами потом перепугались и начали бешеную агитацию за то, чтобы задержать развертывание событий, удержать флот и армию в подчинении Временному правительству. Эсеровская газетка «Революционный Севастополь» дошла до того, что поместила по поводу ухода Колчака следующие замечательные строки: «Не оценили богом данный талант, не сохранили того, кто шел впереди всех».
Правительство телеграммой совету и Колчаку требовало возвращения оружия офицерам, называло события анархией, грозящей гибелью революции. Для расследования была назначена комиссия под председательством Зарудного[40] и Бунакова[41]. В ответ на телеграмму правительства 8 июня правительственный комиссар гор. Севастополя послал следующее сообщение:
«Полученная утром телеграмма Правительства обсуждалась всеми судовыми комитетами и командами. Делегатское собрание постановило подчиниться приказаниям Правительства освободить всех арестованных офицеров, выдать отобранное оружие, затем ходатайствовать перед правительством, чтобы оружие офицеров хранилось впредь в тех же условиях, как оружие солдат и матросов, выдавалось офицерам одновременно с раздачей солдатам; выражено неудовольствие, что волнение этих дней изображено в виде бунта, тогда как флот и армия лояльно поддерживают и подчиняются Правительству».
39
Цитирую по газете «Революционный Севастополь», орган комитета партии с.-р.
40
Зарудный – известный адвокат, товарищ министра юстиции при Керенском.
41
Фундаминский-Бунаков – с.-p., впоследствии был комиссаром Черноморского флота после Борисова.