Страница 19 из 24
Выступление матросов, арест и разоружение оценивались как результат работы немецких шпионов. Правительственная комиссия по возвращении из Севастополя считала вполне возможным возвращение Колчака на пост командующего флотом. В оценке событий комиссия присоединилась к Колчаку. «Совершенно ясно, что эта работа немецкой агентуры»[42], – заявляет один из членов комиссии. Ясно, конечно, и то, кто подразумевается под «немецкой агентурой». Реакционеры и социал-соглашатели приписывали руководство в этом выступлении большевикам. Легенда о «запломбированном вагоне» была и здесь использована. Надо, однако, с совершенной объективностью заметить, что роль, влияние большевиков во флоте было весьма невелико и приписывать руководящую роль в этих событиях большевикам было бы ошибкой. Количественно большевики насчитывали к этому времени несколько десятков человек, у них не было ни газеты, ни материальных средств на развертывание работы. Верно не то, что большевики организовали выступление, а то, что наступающая реакция, явное предательство меньшевиков и социалистов-революционеров ярко бросались в глаза масс и были весьма неприкрытыми. Массы чутьем и под влиянием пропаганды балтийцев поняли, что с реакционностью можно бороться решительными мерами. Верно, таким образом, то, что на этом этапе матросы и солдаты, бросающие иногда большевистских агитаторов в море, начали все же приближаться к основным лозунгам большевиков, появилась трещина, которая постепенно, под влиянием общих и местных событий, расширялась до того момента, когда массы открыто и прямо выступили против эсеров и меньшевиков.
Глава III. От февраля к октябрю
Внешнее спокойствие в первые месяцы после Февраля было сохранено. Отдельные вспышки недовольства, выступления удавалось мирным путем изживать. В первых донесениях губернского комиссара сквозит спокойствие. 26 марта 1917 года комиссар сообщает в Петроград[43]: «Неделя прошла спокойно, никаких выдающихся происшествий в губернии не было». Усыпить внимание масс, отвлечь их от решения основных вопросов, выдвигаемых всей хозяйственной жизнью края и страны, было, однако, не так легко. 40 % безземельных в Крыму толкали крестьянство на борьбу против владельца арендуемой ими земли, заставляли ускорять решение вопросов о передаче земли крестьянам. Учредительное собрание было далеким мифом, ждать его и продолжать арендовать землю или брать ее на скопщину, тогда как надвигалось время сенокоса, а за ним надвигалось время обработки земли для посева, крестьянам было не под силу. Обещания не удовлетворяли крестьянства. Журавль был в далеком небе, крестьянство же решило хотя бы синицу получить в руки.
Уже в апреле месяце в Евпаторийском уезде, где безземелье чувствовалось наиболее сильно, крестьяне самовольно приступили к запашке земли. Губернский комиссар по этому поводу телеграфирует: «Имении Ойбур Донузлавской волости Евпаторийского уезда скопщики немцы, не желая подписывать условия на сданную землю самовольно приступили запашке пара заявив землю будут обрабатывать сами. Вооружившись ружьями гонят своих лошадей на пастбище усадьбы». В Евпаторию дано распоряжение уездному комиссару с милицией выехать на место.
Эта телеграмма была первой ласточкой земельных беспорядков, после которой в мае, июне, июле количество выступлений крестьян растет, требования о земле становятся с каждым месяцем все настойчивее. Губернский комиссар, Совет рабочих и солдатских депутатов и мусульманский комитет в борьбе с крестьянством, требующим земли, выступают единым фронтом. Так, «для улажения недоразумений, возникших между конторой имения Мордвинова и татарскими сельскими обществами», исполнительный комитет мусульман командировал вместе с помощником губернского комиссара двух членов комитета. Не успели они еще отдохнуть от поездки, как начались выступления в Улу-Сала, Фоти-Сала, Османской, а затем в Сейтлере и других деревнях. Характерно, что Сейтлерский комитет в своей телеграмме прямо требует: «Немедленно откомандировать солдатских депутатов для установления продовольственного порядка по луговым сенокосам акшеихской волости»[44]. Крестьяне берут себе не только пахотную и сенокосную землю, они выдвигают требования о том, чтобы владельцы земельных и лесных участков не расхищали леса и земельные участки. А случаи расхищения были не единичны, землевладельцы продолжали спекулятивное мародерское использование участков, особенно это нужно сказать о лесных участках, ибо потребность в дровах, в связи с уменьшением ввоза угля и дров с севера, увеличилась. 1 мая ст. ст. комиссар получил такую телеграмму: «Собрание граждан деревень Кекенеиз, Лимены и Кучук-Кой 25 апреля постановило просить вас о приостановке хищнической рубки леса графом Мордвиновым в захваченных им участках у граждан вышеуказанных деревень, а также выемку песка Алчевской из берега, захваченного ею у общества»[45].
Телеграмма эта осталась без ответа, но совсем другое отношение встретила телеграмма конторы Мордвинова, присланная через несколько месяцев и сообщающая о том, что «население Байдарской волости производит опустошительную самовольную вырубку леса, местные власти прекратить бессильны»[46]. Возмущенные молчанием комиссара и продолжающимся хищничеством, крестьяне прилегающих к имению деревень начали тоже рубить лес. Это их выступление нашло живой отклик, усмирять немедленно явились и комиссар, и мусульманский комитет.
Буржуазия была не против некоторых материальных убытков для того, чтобы закрепить свое влияние. Так, в Байдарской волости контора Мордвинова облагодетельствовала крестьян тем, что вырубленный ими лес оставила в деревне с условием распределения его «среди бедных, преимущественно жен запасных». Оставили лес не потому, конечно, что хотели помочь бедняку, нет, требования его возвращения могло привести к новым осложнениям, вот «мудрый» управляющий и дал возможность деревням заняться дележом срубленного леса, тем самым отвлекая внимание крестьянства от своих проделок.
О спекуляции лесом дает представление обращение Симферопольского городского комитета по топливу к губернскому комиссару. Приводим его полностью: «В последний месяц по принятии запрещений на вывоз из Симферополя через Симферополь идет в спекулятивных целях усиленная погрузка дров для отправки в Евпаторию, где дрова достигли цены 2 р. 50 к. за пуд. При каковых условиях отправители наживают по рублю на пуде дров. На это обращено самое серьезное внимание, послана телеграфная просьба уполномоченному Хозтопа хотя бы временно воспретить вывоз дров по железной дороге из питающего Симферополь лесного района. Некоторые лесопромышленники подчинились моему предложению и дали подписку прекратить погрузку дров из Симферополя. Лесопромышленник Юдович (Феодосийская, свой дом) заявил, что он «знать не желает ничего о невывозе, когда можно заработать, он хочет заработать. Симферополю угрожает остаться без дров, так как ежедневно грузятся не менее 10 вагонов. Прошу полного и скорого действия».
Земельные беспорядки дополнились выступлениями городского и сельского населения на почве продовольственных недостатков и роста цен на продукты первой необходимости. Первыми на этой почве выступили крестьяне деревни Зуи, где в этом году был неурожай. Огромная толпа крестьян разгромила продовольственный склад, поделив запасы. Следующее выступление имело место в Бахчисарае, где также продовольственная база подверглась разгрому. Из Джанкоя союз мелких торговцев телеграфирует: «Собралась толпа женщин, грозит разгром товаров, просим, срочно распоряжение, иначе обратимся министру». Джанкойцам вторит Евпатория, сообщая комиссару: «Евпатория течение трех дней с восемнадцатого сентября местными жителями из рабочего класса производились обыски как торговцев, так частных домах целью обнаружения скрытых предметов первой необходимости точка Население города сильно раздражено эксцессов не было точка».
42
Допрос Колчака. ГИЗ, Ленинград, 1925 г., стр. 83.
43
Дело губернского комиссара. Крымцентроархив.
44
Дело об аграрных движениях в губернии. Крымцентроархив.
45
Там же.
46
Там же.