Страница 12 из 15
– Хорошо. А как вы относитесь к тезису, что украинская музыка гораздо более напевная, и в этом смысле у нее богаче потенциал?
– Нет, я так не считаю. Украинская музыка – это русская музыка по сути. Песни изумительные, язык фантастической красоты, но тематика примерно одна и та же. Недаром почти везде «черные брови, карие очи» или пейзажная лирика…
– Ого!
– Конечно. Ну, конечно, это южнорусская музыка. Помнишь, был фильм «В августе 44-го», я музыку к нему писал. И там был один персонаж, который отмечает: ой, южнорусский диалект. Украинская музыкальная история – это южнорусский диалект, южные русичи. Никогда не надо забывать о том, что так получилось – они сделали свой собственный государственный проект. Вот они его так видят. Я бы к этому относился с уважением. Понимаешь, с уважением. Ну, сделали, и хорошо. На мой взгляд, зря. Сепаратизм не всегда на пользу… Но это мой личный взгляд, я – частное лицо. При этом музыка выше любой общественной жизни, любой социальной ситуации. Всего! Если ты музыкой занимаешься, ты разговариваешь с высшими силами. Предположим, мне звонит какой-нибудь телеканал, они все время звонят, когда кто-то умирает. Азнавур умер! И вот все они подряд: «Это телеканал Икс». – «По поводу Азнавура?» Они говорят: «Да». – «Я не даю интервью». – «Вы знаете, с вами говорит телеканал Игрек». – «Нет, вы не формат для меня!» – «Что вы имеете в виду»? Я говорю: «Ну, многие певцы "неформат" для вас, да? Судя по всему, и я? А вы – телевизионный канал, для меня неформатный». Вот такая у меня есть фраза, я сам ее придумал!
– Вы слышали такой украинский коллектив – KAZKA называется?
– Нет.
– По радио на Западе звучит в 2019 году.
– На украинском языке поют?
– Да. И он звучит сейчас по всему миру. В то время как ни один из наших коллективов…
– Хорошо, что на украинском, но я сомневаюсь в том, что это правда, то, что вы сейчас говорите. Насчет всего мира. Перестаньте. Сказать, как миллион просмотров делается? Это не так дорого стоит.
– Я захожу в итальянскую кафешку и слышу по местному радио.
– Вполне возможно. Меня вот в таллинском отеле в лифте крутили году в 1975-м… Почему бы и нет? А Чайковский – композитор номер два по исполнимости во всем мире после Моцарта. Ну, номер два по количеству и по значению в мире, после Вольфганга Амадея Моцарта. И что теперь? Нам надо кричать везде: о, русское? Да нет. Нет. Просто слишком много замечательных вещей происходит. И в украинской сегодняшней культуре есть замечательные достижения, и в нашей культуре есть, и в германской.
– Какие в нашей культуре замечательные достижения? Балет?
– Великолепный. У нас блестящие совершенно оркестровые музыканты есть и солисты. У нас очень много достижений. Что же, все перечислять?
Спортивные достижения.
Есть достижения в строительстве, например. Сколько лет не могли построить известный всем мост. Сколько лет его собирались сделать, сто, наверное? Еще при царе Горохе собирались. Но взяли – сделали.
Я вообще люблю, когда что-то создается. Не когда языком мелят, а когда делают. Вот посмотри вокруг. На театр! Двадцать пять лет было страданий. И теперь я могу сказать следующее. Сегодня существует некое понятие: шоу-бизнес в России. Правильно? Оно уже есть, не будем это отрицать. Мне глубоко не нравится это понятие, и все то, что с ним связано. Во всех смыслах. И в музыкальном, и в эстетическом, и вкусовом, каком угодно. Ну, я сказал, что мне не нравится. Я каким-то образом борюсь с этим? Никаким. А вот это место, «Градский Холл», является альтернативой всему шоу-бизнесу. Оно альтернативно именно в том, что здесь присутствуют и профессионализм, и вкус, и самоотдача.
– Все, я понял, какой слоган у «Градский Холл» – это альтернатива российскому шоу-бизнесу.
– Это однозначно. Она, альтернатива, существует не потому, что она в протесте. Она просто есть, и все. Нравится это кому-то или нет.
– Ваш товарищ и подельник Андрей Вадимович Макаревич…
– Подельник?
– У вас же какие-то были с ним совместные проекты.
– Огромная куча историческая. Совместные дела были. Макаревич очень не любит слово «юбилей». Оно у него ассоциируется исключительно с какими-то советскими реалиями. Только юбилеи всегда отмечает…
– Но из песни слова не выкинешь. 3 ноября – семьдесят лет Градскому.
– Дата, да.
– Что будет?
– Здесь не будем петь. В «Крокус Сити Холле» будет большой концерт, где я буду все время на сцене присутствовать. Где-то пою, где-то просто сижу. Где-то мои коллеги будут петь, солисты театра.
– Ну, как сказано, так уже сказано.
– Ну да, чего уж теперь делать. В основном это делается для того, чтобы самому себе лишний раз доказать, что ты еще в форме хорошей вокальной.
– А вы в хорошей форме?
– В отличной. Я пару лет назад бросил курить. Я предполагал, что лучше петь не буду, если брошу курить. Бросил курить – стал петь почти как в молодые годы. Неожиданно. Удивительное, удивительное преображение.
– Я, когда бросил семь лет назад курить, стал толстеть.
– Я тоже.
– Так. И что мы с этим будем делать?
– Худеть потихоньку. Я уже килограммов восемь скинул. Сейчас еще килограммов пятнадцать-семнадцать надо убрать, чтобы приличнее выглядеть.
– А как вы убираете?
– Да не ем ни черта. Овощи, фрукты. Я алкоголь почти не пью, во-первых. Не ем какие-то мучные всякие сладкие вкусности. Картошку. И так далее.
– Это все дается усилием воли?
– В какой-то степени. Сашка маленький подошел ко мне…
– В смысле сын? Александр?
– Да. Видимо, Марина его подговорила. Он подошел, внимательно посмотрел: «Папа, бросай курить». Я говорю: «Понял». И все. Бросил. Через час.
– Вы сами эту дверь открыли. Александр Александрович – он так же, как и Александр Борисович, одарен музыкально? Или еще рано говорить?
– Конечно, рано говорить. Но он интересный персонаж. Главное, очень добрый.
– То есть это не сын Градского в этом смысле?
– Может быть, я тоже был в четыре года такой. Не знаю, что со мной потом обстоятельства сделали. Переезд в Москву. Вчетвером на восьми метрах. Спанье на трех стульях вместо кровати. Все это могло привести к гораздо худшему результату, нежели тот, который мы сейчас имеем…
Нет, Сашка очень хороший. Иногда злится. Интересуется футболом.
– Ну, здесь, во всяком случае, он папин сын.
– О, я его, видимо, завел на это дело.
– То есть вы вместе смотрите?
– Да. Марина ему иногда разрешает сидеть вместе со мной. Иногда. Потому что действительно переборщить нельзя.
– С футболом нельзя переборщить?
– С телевизором. Она боится, что он на телевизор будет реагировать слишком остро. Но он не смотрит ничего другого. Даже мультфильмы особо не смотрит. Вот футбол, хоккей. И все. Он всегда помнит, кто с кем играл, как называется какая команда. «Папа, мы будем сегодня за “Барселону” болеть или за “Реал”?». Я говорю: «Я буду за “Барселону”». Он говорит: «А я буду – за “Реал”». Тут «Барселона» выигрывает. Где-то 3:1 уже. Он задумался, потом говорит: «Слушай, я, наверное, тоже буду болеть за “Барселону”». Я говорю: «Почему, потому что “Реал” проигрывает?» Он отвечает: «Да, я буду лучше болеть за тех, кто выигрывает». Я говорю: «Хорошо ты устроился». А он: «Ну, я вот так придумал. Пускай будет так. Ты не возражаешь?» Я говорю, нет, я не возражаю. Болей. Очень смешно болеть за тех, кто выигрывает. Он сам на коньках бегает в четыре года, нормально.
– Кстати, я вот только сейчас, когда вы говорили про спорт, понял, что среди близкого круга, среди друзей Градского Александра Борисовича, по-моему, нет спортсменов. Или я ошибаюсь?
– Фетисов Слава. Мы в хороших отношениях. Хотя не встречаемся часто. Старшинов.
– Но ведь футболистов нет?