Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 27

Шура испугалась, зашикала и зашипела на него:

– Уходи! Тебе нечего здесь делать!

А он умолял её помочь дочери, взывал к её материнским чувствам. Просил и плакал. Девочка беззвучно стояла у стены с широко открытыми глазами, не зная, что делать и что сказать. Шура сердилась, отталкивала его руки и изо всех сил прятала глаза, чтобы не смотреть на несчастного перепуганного ребёнка. А он всё просил впустить их в дом и хотя бы накормить с дороги девочку.

Шура была неприступна. Розалия Григорьевна была дома, и Шура не хотела демонстрировать ей своих непрошеных гостей. В конце концов она вошла в квартиру, захлопнула за собой входную дверь и больше не вышла.

Мужчина с девочкой, не веря своим глазам, никак не могли уйти. Соседи входили и выходили из своих квартир. Кто-то помог им спуститься вниз. Кто-то вынес им по куску хлеба. Они присели на ступеньках во дворе. Девочка, всхлипывая, плакала и сквозь слёзы жевала свой ломоть хлеба. Отец умылся под краном во дворе, поднял багаж, и они медленно вышли со двора. Больше их не видели.

Скрыть визит своих гостей Шуре не удалось. Люди пересказывали эту историю в разных вариантах. Наверняка разговоры как-то дошли до семьи Рабиновичей. Никто не знает, как пережила семья этот эпизод за закрытыми дверями своей квартиры. Шуру осуждал весь двор.

Эта часть моего рассказа называется Галка, Рабинович-русская. Странная орфография. Не правда ли? Галка – имя. Это понятно. Рабинович – фамилия, что тоже вполне понятно. Но Рабинович-русская – это уже характеристика. Это зерно рассказа, его суть, говорящая о трагедии смешанных браков, о перепутанных в человеке генах, о сплетении противоположностей. Напомню, что все дети рождаются с кристальной внутренней чистотой, но с определённым комплектом разных потенциалов. От того, в какие внешние условия попадает, идя по жизни, человек, его потенциалы превращаются в реальность, в черты и качества характера.

Евреи СССР, понимая невыгодность своего общественного положения, всяческим образом старались скрыть свои еврейские корни. Национальность в стране обычно оценивалась по отцу, а не по матери. Записать ребёнка с еврейской фамилией как русского было необычайно сложным делом. Как Шуре удалось это сделать? Остаётся загадкой. Скорее всего, рублём, волшебной палочкой решения многих проблем в стране «развитого социализма».

В Галке удивительным образом сплелись еврейские и нееврейские черты. Она была умной девочкой с прекрасным чувством юмора, умела интересно вести разговор и слушать других. Что бы не случилось, с ней было легко и просто. Сестрички мало походили друг на друга. Галя, похожая на отца, с полными еврейскими губками и квадратным плотненьким телосложением, весело смотрела на мир чуть выпуклыми светлыми глазами. Таня, младшая, была вся в мать: курносая, светленькая, белокожая, с ямочкой на правой щёчке, что делало её личико нежным и миловидным. Девочки очень часто были предоставлены сами себе. Некому было объяснять им «что такое хорошо и что такое плохо», учить музыке, читать и обсуждать прочитанное, как это было в нашей семье. Галка была искренней, хорошо одарённой от природы яркими положительными качествами, что и послужило основой нашей дружбы, пронесённой через детство.

Когда Наташе было восемь лет, её увезли по месту службы нашего отца на Север, где она провела три года. Я в свои четырнадцать лет стала серьёзной студенткой и была очень занята в училище. Мне было не до общения с Галкой, которая автоматически выпала из моего круга общения в силу всё более растущей разницы наших интересов и положения. Таким образом, наш коллектив распался до тех пор, пока наша семья, пережившая ленинградскую трагедию, не вернулась в Одессу. Вот тогда и начался новый виток наших отношений, о которых я расскажу позже.

Глава 4. Комсомольский романс





Бежала вперёд пионерская жизнь. Мы учились жить на подвигах Олега Кошевого[30] и Павки Корчагина[31], писали сочинения, отражающие наши патриотические взгляды, пели песни о вождях, о единстве коммунистической партии, ведущей нас к неизбежным победам.

В каждом классе стояли три ряда парт. Каждый ряд назывался звеном пионерского отряда. И к каждому звену были прикреплены вожатые, старшеклассники-комсомольцы, которые после школьного дня проводили время со своим звеном. Мы вместе с нашими вожатыми ходили в кино, обсуждали фильмы, гуляли в парке, ходили в музеи и на выставки, читали вместе книги о Ленине, о героях, читали советскую детскую классику и разучивали соответствующие песни. Мы все искренне любили романтику, связанную с подвигом во имя чего-то советского. Патриотизм, любовь к Родине и советский образ жизни были прочно посеяны в наших детских душах. Наши вожатые готовили нас к сознательному устремлению идти вперёд, вели к следующей партийной ступени – стать комсомольцами.

Милочка Найда была симпатичной вожатой моего звена. Я любовалась её туго сплетёнными, бегущими до пояса тёмными толстыми косичками и длинными, до бровей, пушистыми ресницами. Всегда живая, весёлая, звонкая, она умела заставить слушать себя даже самых нерадивых мальчишек. Милочка с особым вниманием относилась ко мне, давая интересные задания и роли в наших занятиях, усаживала меня возле себя. Я не замечала её покровительства до поры до времени. Но потом до меня дошло, что я нравлюсь ей не просто как пионерка, а как… сестра моего брата, с которым она училась в одном классе. Боря и Милочка были выпускниками школы и дружили уже довольно долго. Дружили-то дружили, и не сразу поняли сами, что между ними сложилось нечто большее чем просто детская дружба.

Боря помогал ей с черчением, физикой и математикой, а Милочка помогала ему с сочинениями по литературе, с языками и так далее. У них сложился ладный творческий коллектив, предполагающий совместно проведённое в занятиях время. Время бежало, и вот уже преподаватели школы обратили внимание на особые отношения Милочки и Бори. Одни из них считали, что это бред, который необходимо пресечь на корню, так как они слишком молоды, чтобы поддаваться романтике. Другие учителя их защищали, считая, что нечего лезть к ним в душу и разумнее было бы оставить ребят в покое. Мнения разошлись, и, чем больше они расходились, тем больше запретный плод казался им, комсомольцам-романтикам, сладок и приятен. Тем больше крепла их первая любовь, вопреки всем преградам. Были вызваны в школу родители с обеих сторон и начались бурные дебаты. Там, где был необходим деликатный мудрый такт и гибкость взрослых, зазвучали упрёки о неприличном поведении комсомольцев, позорящих лицо школы.

Милочка и Боря, семнадцатилетние дети, оказавшись в центре внимания многочисленных авторитетных взрослых, были растеряны, чувствовали себя загнанными в угол и ещё больше стояли на страже своих чувств, разбудивших их первую и неповторимую любовь. Обе семьи были абсолютно не готовы к серьёзности отношений своих детей. По мнению нашей Мамы, девочка могла бы выйти замуж в восемнадцать-девятнадцать лет. А вот мальчики такого же возраста вряд ли к этому готовы, в силу того, что они обычно отстают от девочек в своём развитии лет на пять. Именно поэтому и хорошо, когда глава семейства минимум на лет пять старше своей половинки. Кроме того, какой же из Бори выйдет глава семейства, если он – ещё дитя, берущее из родительских рук, не имеющий ни малейшего понятия о том, как содержать семью, без профессии в руках. Уже давно было задумано, что после школы Боря поедет учиться в Ленинградское Военно-морское училище. Ему, как и Папе, нравилось военное кораблестроение, уже ставшее его мечтой.

Мои родители, казалось, были во всём правы, но мне была непонятна одна деталь: что плохого в том, что Милочка была из еврейской семьи? Я никогда ничего не слышала об евреях и еврействе. Это был момент, когда я впервые столкнулась с этими понятиями. Не помню, задавала ли я вопросы о еврействе своим родителям. Да и что они могли мне объяснить? Но, веря им без оглядки, я поняла, что еврейство – это нечто другое, от нас отличное, нам не нужное. Но, вероятно, по задумке Вс-вышнего, моя спящая мысль по этому вопросу впервые была разбужена, затронута и возбуждена.

30

Главный герой из романа А. Фадеева «Молодая гвардия»

31

Главный герой из романа Н. Островского «Как закалялась сталь»