Субботней халы аромат

Боря тоже был счастливым обладателем найденных им трофеев. Часами он начищал до блеска найденный немецкий штык с маленькой свастикой возле рукоятки. А однажды ему посчастливилось найти наган. Правда, он был очень ржавый, и ни одна его деталь не сдвигалась с места, но всё же настоящий. Боря прятал свои сокровища дома под кроватью, но соблазн показать их друзьям во дворе был очень велик.

Однажды, замотав наган в старое полотенце, он выбежал во двор. Но к его великой досаде двор был пуст, зато в ворота вошёл водопроводчик и направился куда-то в подвал ремонтировать что-то. Пятилетний Боря, казалось, родился для того, чтобы шалить, озорничать и разыгрывать всех вокруг себя. Он бросился вслед за водопроводчиком в подвал и, незаметно подкравшись к нему, наставил на рабочего свой покрытый ржавчиной наган и закричал:

– Руки вверх!

По всей вероятности, водопроводчику было не до смеха. Он знал, что мальчишки находили в разбитых домах настоящее боевое оружие и, увидев худенького малыша с торчащими ушками, направившего на него ствол, остолбенел от опасности получить глупую пулю в лоб. Боренька и водопроводчик минуту-другую смотрели друг на друга, боясь шелохнуться. Наконец пришедший в себя взрослый протянул руку ребёнку и спокойно сказал:

– Дай-ка сюда свою игрушку.

Боренька резко развернулся и бросился бежать без оглядки, спасая своё сокровище, закутывая его в полотенце от посторонних глаз.

На следующее утро через весь двор прошагал милиционер в сопровождении водопроводчика. Они поднялись по лестнице к квартире Бродских и постучали. Рахиль Давидовна открыла дверь и впустила их в дом. Перепуганный Боренька сразу понял, в чём было дело и юркнул в спальню, забившись в угол. Из прихожей до спальни доносились обрывки разговора.

– Поди сюда, разбойник! – позвала бабушка.

Сердце Бореньки громко колотилось и пыталось выскочить из груди.

– Ты меня слышишь? Иди сюда, – повторила она свою просьбу.

«Делать нечего», – подумал Боренька и осторожно вышел из спальни.

– Давай сюда наган, – серьёзно глядя на Борю, сказал милиционер.

– Какой наган? У меня ничего такого нет.

– Давай, давай, – поддержал милиционера водопроводчик, – видел я твою пушку. «Руки вверх», говоришь? Перепугал ты меня до смерти, герой.

– Если не отдашь, я тебя арестую и отведу в тюрьму, – припугнул милиционер.

Боренька испуганно, но упрямо молчал.

– Да-да! Не посмотрю, что ты маленький. Возьму и арестую! А может, ты маленький немец, которому нравится война?

– Я не немец, я просто наш мальчик. Я пошутил! – со слезами на глазах отчаянно закричал Боренька.

– Неси наган, – сказал милиционер со смягчённой ноткой в голосе, – и помни, что оружие – не игрушка. Немало беды можно натворить.

Подумав минутку, Боренька с понурыми плечиками виновато поплёлся за своим сокровищем.

Беда не заставила себя долго ждать. В развалинах дома на улице Островидова группа ребят, чуть старше Бореньки, нашли немецкую гранату. Собравшись стайкой в кустах скверика, что находился через дорогу от школы, они с интересом рассматривали свою находку, стараясь понять, что это такое и как оно работает. Наконец Вовчик предложил:

– А давайте, ребята, вскроем эту штуковину. Я слышал, что немцы закладывали в такие маленькие бочонки золотые монеты. Нам всем хватит хотя бы по одной.

– А как ты её откроешь? Ни крышки, ни самой маленькой щели, чтобы засунуть туда отвёртку.

– Да, но для чего-то сюда приделано кольцо. Может, нужно вдеть в него ремешок, – сказал Шурик Штерн и засунул в кольцо палец.

– Дай сюда! – только и успел сказать Вовчик и выхватил штуковину из рук Шурика.

Раздался взрыв…

Останки детских тел находили по всему скверику в кустах сирени и даже за забором во дворе маленькой церквушки. Пятеро из них были убиты и четверо тяжело ранены. Девять семей рыдали над своими детьми. Их оплакивал весь район, каждый дом и каждая семья. Эта трагедия была страшным послевоенным эхом и случилась за день до Дня победы, официально провозглашённой 9 мая 1945 года.

Среди погибших был Борин двоюродный братик, тоже Боря, только Симис. Эту утрату очень тяжело перенесла вся его семья, друзья и соседи дома, где они жили. Погибшему Боре было 8 лет. Это был умный, красивый мальчик с карими глазами и весело путаной шапкой каштановых кудрей. Все жильцы дома его очень любили. А старенькая соседка Галина Абрамовна, которая называла Борю «Маленький Царь Давид», узнав о его гибели, получила разрыв сердца и умерла в тот же день, когда погиб Боренька Симис.

Борю и Галину Абрамовну хоронили вместе. Их обоих, осыпанных цветами, везли на одном грузовике и толпы рыдающих людей шли и шли квартал за кварталом, провожая в последний путь 70-летнюю женщину, назло всем смертям сумевшую выжить за годы войны, и ребёнка, погибшего за день до долгожданной победы. Ребёнка, которого она любила всей душой как родного за ум, за талант его сердца быть отзывчивым и добрым, за его чистую детскую красоту.

А Боренька Бродский[21] с головой окунулся в своё безотцовское детство. С восходом солнца, наскоро съев бабушкину мамалыгу, он уже был во дворе и поджидал на лавочке друзей, с которыми они вместе где-то бегали весь день. Эта ватага худых послевоенных мальчишек, носившихся по улицам, лазающих за шелковицей по деревьям, рыскающих по подвалам, чердакам и базарам, беспризорно росла вместе, проходя через детство и юность, и была счастлива своему естественно рождённому братству.

За годы войны многие учителя школ не вернулись с фронта. Разбитыми в руинах стояли школы. Детские садики, как дошкольные детские учреждения, восстановить долгое время не удавалось. А родители изо всех сил были заняты выживанием в голодные послевоенные годы, стараясь прокормить свои семьи, что было их первостепенной задачей. Дети же были предоставлены улице и самим себе. Их детские представления о жизни формировались в этих «естественно рождённых братствах», то есть в дружбе на всю жизнь. Дети учились друг от друга и плохому, и хорошему.

– Лёнька, паразит, без картошки домой не возвращайся! – кричала горластая тётя Тася своему девятилетнему сыну. Ей и в голову не приходило, что можно выразить свою просьбу как-то иначе.

И друзья помогали Лёньке в выполнении возложенного на него важного задания. Все собирались и гуртом ходили на Новый рынок. Бореньку тоже пытались учить искусству воровать, но, как выяснилось, ни таланта, ни способностей на этом поприще у него не оказалось. Зато Лёнька по прозвищу Нос, Женька Кирьязи и Сёмка-Патрон были настоящими мастерами своего дела. Тащили с рынка картошку, лук, мыло, авторучки, промышляя по карманам, где только могли. В некоторых семьях взрослые даже рассчитывали на такого рода «доход» из рук своих детей.

Коля Мещеряков был старше всех. Он жил в доме напротив и часто источал множество проказливых идей. Толя Гильруд, по прозвищу Тоха, был удивительно красивым мальчиком с иссиня-чёрной густой копной на голове и по-восточному смуглой мордочкой, украшенной длинными чёрными ресницами, обрамлявшими зелёные глаза. А вот Вовка Ласковец выглядел ужасно смешно. Его маленькое худенькое тельце, казалось, с трудом удерживает большую голову, и друзья прозвали его Головастиком или Бомбочкой. У Тохи тоже со временем появилось прозвище – Коняка, так как он стал вдруг потягивать шею, как цирковой конь.

Боренька был худеньким, как и все послевоенные мальчишки, но как-то уютно скроенным и спортивным. Он никак не мог наесться после Узбекистана. Но куда только всё девалось? Он всё равно был худеньким, легким и прыгучим, с отличной реакцией, пригодившейся ему в жизни не раз. Его украшала копна тёмных красно-рыжих волнистых волос, сидящих над узким личиком, за что его и прозвали Рыжим.

Это были дети улицы, дети двора, каждый по-своему повзрослевший через войну. В свои пять-шесть-семь-восемь лет они чувствовали себя самостоятельными и лезли во все дырочки и щели. Ребята часто взбирались на крышу дома, откуда интересно открывалась живая панорама, театр жизни двора и улицы. Глупыши не знали страха, не боялись свалиться вниз и часто с восхищением наблюдали, как гоняют голубей на крышах соседних домов.

21

В детские годы Боря носил фамилию Бродский, по дедушке. Позже он стал носить фамилию отца Бимбад.