Страница 24 из 88
— Ну, смотрите…
Жаров вызвал Хмырова. Окинул его долгим взглядом и как-то заколебался. Не лучше ли все-таки заменить? Куда надежнее послать Самохина или Румянцева. Но время, время! А потом, что за дело, как сложная задача, так подавай лишь лучших. Сегодня один, завтра другой, а послезавтра? Война же день за днем. И зачем тогда держать командира, если в нужную минуту ему нельзя доверять? Ведь не шутки шутим.
Хмыров ожидал молча. Долговязый и немного сутулый, с узким сухим лицом и длинными руками, чем-то он не располагал к себе. Но чем? — не сводил с него глаз Жаров. Упрямая голова! Возни с ним было немало. Тянули и подталкивали, учили и помогали, случалось, и наказывали, а заслуживал — и награждали. Ни от чего не отказывались. Только пошло ли все ему впрок? Правда, стал сдержаннее. Черезова уже не изводит. Пожалуй, и крику меньше и порядка больше. Во всем чувствуется рука Березина.
— Вы готовы, Хмыров?
— Так точно…
— И сможете действовать отлично?
— Изо всех сил.
Ответ Жарову понравился.
— Тогда смотрите. Видите высоту, вон ту с часовней в ограде? Да, да, над центром города. Это ваш объект. Обойдите город слева, — указал он на местности, — и выйдете к подножию высоты. По сигналу дадим налет реактивными. Ваша задача — занять и закрепиться, угрожая противнику с тыла… — и подробно уточнил порядок действий роты, ее усиление.
— Разрешите идти?
Лицо командира твердо и решительно. Чего, однако, недостает ему? Разве воодушевления?
— Высота, Хмыров, — ключ к городу, — сжав его локоть, напомнил Жаров.
— Возьмем, товарищ подполковник.
— От вас будет зависеть успех остальных.
— Не подведем, — загорелся Хмыров.
— Тогда с честью!
Пока выдвигалась рота, сражение успело перекинуться в самый город. Разгорелись уличные бои. Но продвижение очень медленно. Где нет немцев, венгры охотно сдаются в плен: режим салашистов их не устраивает. А где немцы и засилье салашистов, мадьяры не складывают еще оружия: их удерживает угроза расстрела. И все же число пленных возрастает всюду.
Направляя роты, Андрей с нетерпением ждал условленного сигнала у горы с часовней. Как дорога сейчас каждая минута!
— Красная ракета! — радостно воскликнул наблюдатель.
Ага, Хмыров! На сигнал тут же ответили залпы «катюш». Синие молнии блеснули на склонах высоты. Путь теперь расчищен. В бинокль хорошо видно, как по склону карабкаются вверх бойцы Хмырова. Успел все-таки. Сейчас общий натиск, и немцам деваться некуда.
Поздно вечером Жарову позвонил начподив.
— Слышал приказ?
— Никак нет, товарищ полковник, только с передовой.
— Всем благодарность, салют, и в приказе твоя фамилия…
— Очень рад, товарищ полковник, гордимся за полк, за всю дивизию! — так и вспыхнул Жаров, чувствуя, что сознание еще не в силах вобрать в себя радостную весть.
Андрей долго не мог опомниться. Только что на всю страну прозвучал новый победный приказ. Люди услышали салют Москвы. Это благодарность родины. В душе ничем неизмеримый вихрь чувств, самых чистых и высоких. Это вера партии, ее знамени, с которым каждый день в бою. Он знает, все силы души, все силы этих рук — они принадлежат ей сегодня, завтра, всегда!
Поддерживая раненую руку, вошел Березин. Его подбили уже в городе. Ограничившись перевязкой, он остался в строю. С легкими ранами из строя не уходят даже солдаты.
— Ты что такой сияющий, иль командарм звонил? — Уставился Григорий на Жарова.
— Что ты.
— Ай, еще звездочку дали?
— Да нет же…
— Наградили, значит?
— Есть приказ Москвы. Сейчас пришлют.
И Андрей пересказал свой разговор с начподивом.
— Тогда поздравляю! — обрадовался и Березин.
— И тебя поздравляю! — обнял его Жаров. — Сегодня у всех большой праздник. Твой Хмыров молодец, с блеском справился с задачей.
— Почему же мой?
— Ладно, не скромничай. Не поддержи его ты еще в Румынии, я бы снял его с роты…
— И считал бы себя правым?
— Конечно. Как бы я узнал, что он способен на большее.
— А командиру положено все знать, все предвидеть.
— Все это так, Григорий, и все не так. Тоже диалектика! Время, обстоятельства, вольная иль невольная слепота — что только не мешает нам делать положенное. Тебе вот тоже положено в медсанбате отлеживаться, а ты тут. А должен бы иметь и замену, подготовленную и воспитанную заранее. Нет, скажешь? Тоже диалектика! И кто знает, примиряясь со всем этим, мы с тобой укрепляем порядок и организованность или нарушаем? Верь не верь, а я, право, не знаю порой, как в таком случае провести грань меж добром и злом.
— Когда ты стремишься к лучшему, эта грань всегда пройдет там, где нужно…
Березин спешно собрал взводных агитаторов и зачитал им полученный приказ. Прослышав об этом, к замполиту пришли и бойцы из резервной роты, связные подразделений — все, кто не занят сейчас на передовой. Лица солдат воодушевлены, и в них — сознание своей силы, воинского достоинства и подвига, высоко оцененного в приказе.
— Надо, чтобы каждый понял, — говорил Березин собравшимся, — это ему, за его ратный труд, за подвиги в бою объявлена благодарность, ему гремел московский салют, его успехам радуются люди, Москва. О героях своей роты с огоньком расскажите, пусть все знают.
— Героев кругом полно — бой-то какой! — первым откликнулся Голев. — Есть о чем рассказать.
— Вот и хорошо, — одобрил майор, — а как бы, к примеру, вы сам рассказали, а? — приблизился он к парторгу.
Тарас чуть не растерялся от неожиданности, но быстро взял себя в руки.
— Да как было, так и сказал бы: ведь каждый человек на виду.
— Вот и расскажите, как, — не отступал Березин. — Пусть агитаторы послушают.
— Можно, конечно…
— Смелее, смелее, Тарас Григорьевич… — подбодрил его Максим.
— Да хоть Закирова взять — герой! Сапер наш, — пояснил Голев. — Богатырь — богатырем. Пушку везли на плоту сегодня. Бац снаряд рядом. Плот на дыбки. Если б не Закиров, быть бы пушечке на дне. Из своей бронебойки три пулемета подбил, танк подпалил. Потом двух раненых из-под огня вынес. Разве не герой!
— А пленных привел, — напомнил Максим. — Заскочил в бункер, видит — полно. Припер их и кричит в окно по-венгерски: «Сдавайсь, не то всем капут!» Они белый платок высовывают. Выпустил по одному и всех семнадцать привел.
— Герой и есть наш Закиров, — заключил Березин. — Так вот и о каждом рассказать надо. Пусть все знают.
Всю ночь Жаров просидел за наградными листами. Сколько отличившихся! Читая, он заново переживал весь штурм города.
«Рядовой Орлай — отважный воин, — читал он в представлении. — В бою за Бодрогом снял трех наблюдателей, выбил расчет орудия. Одним из первых ворвался в город. Представляется к ордену „Красной звезды“».
Вот тебе и новичок. Не написали только, как забравшись на колокольню, он вместе с Козарем всю улицу держал под огнем. Потом, сколько пленных привели. А танк поджег. Как умолчать об этом! Нет, пусть перепишут реляцию. Да и «Красной звездочки» ему мало. К «Отечественной войне» первой степени надо.
«Рядовой Демжай Гареев, — читал он дальше, — первым ворвался в немецкую траншею. В рукопашной схватке убил четырех и семерых взял в плен, в том числе одного офицера-эсэсовца. Представляется к ордену „Отечественной войны“ второй степени».
Жарову мгновенно вспомнилось, как привел Демжай свою семерку. Немцы понурые, перепуганные, наверно уж тысячу раз с жизнью простились, а он орла орлее. Да, этот казах не раз показал себя. Огневой солдат! Что ж, о нем мало, а хорошо написали. Пусть так и останется.
Андрей принялся за новую пачку.
Скупые реляции Черезова не удовлетворили Жарова, и он вызвал комбата.
— Как вам нравятся эти реляции?
— Есть и слабоватые… — потупился Черезов и заерзал на стуле.
— Так зачем же подписывали их?
Отвечать ему нечего.
— Видите, как нехорошо получается. Давайте-ка посмотрим вместе, садитесь ближе.