Волки большого города

В итоге Ричард и Генри до поздней ночи сидели на крыльце. Они выпили несколько чашек чая и выкурили полпачки сигарет. Генри хотел узнать о Ричарде и Джеке. Как они жили, чем занимались, что наполняло их дни. Он спрашивал и о родителях, но осторожнее и аккуратнее.

Генри тоже рассказывал. О небольшой конторе, которую он организовал, занимается программами или чем-то вроде того. О жене, с которой, конечно, бывали и ссоры, но вообще-то они много лет счастливы в браке. О двенадцатилетнем Коди, которому тесно в человеческом теле.

— Он чем-то похож на Джека, — ухмыляется Генри.

— В двенадцать Джек не был таким милым. Уж поверь тому, у кого он воровал машинку на пульте управления!

— О, они найдут общий язык с Коди!

— Но ты же понимаешь, что вам придется сюда переехать?

— Конечно. Мой бизнес довольно мобилен.

— А жена…

— Она не против. Она не любит оборотней, не хочет сама иметь с ними ничего общего, но любит сына и понимает, что сейчас, подростком, он не может быть только человеком. Ему это нужно. Чтобы понять, кто он такой.

В интонациях Генри что-то такое неуловимое, что Ричард прищуривается:

— Не всё так просто, да?

Генри отворачивается, но в голосе его решимость:

— Если она будет упрямиться, я перееду сюда вдвоем с сыном. Коди нужна стая, нужны те, кто покажут ему, кто такие волки.

Ричард понимает, что Генри мудрее, чем их родители. Может, он сам не понимает, насколько скучает по шерсти и хвосту, по ночным прогулкам и клыкам, но точно не хочет загонять в рамки сына. Ставить его перед выбором, который когда-то возник у него самого.

Они говорили до того момента, пока небо на востоке не посветлело, так что Ричард удивлен, что выспался. Он усаживается за стол напротив матери и берет один из тостов на тарелке. Тот еще теплый.

Мать ведет головой, как волчица, будто хочет даже в человеческом теле учуять запах. На самом деле, так оно и есть, без зрения она развила другие чувства.

— Доброе утро, Ричард.

Он мямлит в ответ с набитым ртом.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Чем вчера, — честно отвечает Ричард. Ребра еще болят от неловких движений, так что он старается двигаться плавно и неторопливо, пусть это непривычно.

— Поедешь сегодня к отцу?

Ричард с трудом удерживается, чтобы не ответить что-то резкое. Он искренне не понимает, какой смысл сидеть рядом с отцом, который еще не пришел в себя. Сидеть, когда нужно заняться делами и стаей. Когда сам Ричард предпочел бы еще отдохнуть, и чтобы Джек помазал чертовы саднящие рёбра своей волшебной мазью.

В другой раз Ричард, наверное, вспылил бы. Но сейчас не видит смысла, мажет второй тост джемом и устало отвечает:

— Вечером или утром с Джеком съездим. Ты бы тоже отдохнула.

Мать молчит, и Ричард вздыхает:

— Хотя бы пусть Генри с тобой поедет. Он не даст тебе проторчать в больнице до завтра.

Раньше Ричарда это бесило, сейчас он просто мысленно махнул рукой. Принимает как есть: для матери отец всегда был и будет центром мира, ее собственной точкой отсчета, сначала он, потом всё остальное. Даже дети оставались на втором месте. Сначала муж.

Ричард этого не понимает.

Иногда он боится, не стал ли таким центром для Джека, но потом тот куда-то уезжает, что-то такое делает, и Ричард понимает, что вовсе нет. Просто пока Джек держится рядом, принимая, что Ричард лучше ориентируется в окружающем мире, а сам Джек ориентируется на старшего брата. Но остается рядом больше ради самого Ричарда — сначала он опасался жить один (пусть никогда не признавал), а потом, после Мортонов, опасался всего.

— Спасибо, Ричард. — Мать проворно наливает чай и ставит сначала одну кружку на стол, потом вторую, себе. — Джек вчера провел ритуал?

— Да, всё в порядке. С Генри снято проклятье, и мы знаем, кто шаман Мортонов. У меня есть план.

— Хорошо. Приглядывай за Джеком.

— Да за нами обоими уже давно не надо приглядывать.

— Ошибаешься, Ричард, опасности будут всегда.

Мать грустно улыбается, в мягком свете утра, с распущенными волосами, она сама похожа на призрака, будто сошедшего из какого-то мистического фильма, полного тумана.

В детстве Ричард не понимал и осознал гораздо позже: мать всегда больше внимания уделяла Джеку. Не потому, что как-то разделяла сыновей и кого-то любила больше. Просто она всегда качала головой и с той же грустной улыбкой говорила, что Джек близок миру духов, как и она сама. Но она их не слышала, а Джек стал шаманом. И в свое время ему очень помогло, что мать прекрасно понимала, что такое шаманская болезнь, отправила его учиться и не уставала повторять, что это дар, а не проклятье. Иначе бы, наверное, Джек куда хуже себя воспринимал.

Он во многом похож на мать. В поворотах головы, в движениях. Хотя если она остается будто создание воздуха, Джек — более привычным, земным. В клетчатой рубашке и с поджатой ногой, с запахом леса и трав.

Сегодня Ричард надеется, что он в чем-то похож на отца. Иначе заниматься делами будет трудно.

В компанию Ричард звонит из такси, по пути на общий сбор стаи. Альберт, старый друг и заместитель отца, заверяет, что всё в порядке, дела дождутся. Ричард помнит, как был еще маленьким и сидел на руках у «дяди Альберта» с восторгом пытаясь незаметно потрогать его бороду — он такую никогда не видел. Обычный человек, у него цепкая деловая хватка, и отец полагается на нем в делах.

Ричард мог облегченно вздохнуть, поговорить с Альбертом еще какое-то время, заверить, что с отцом всё будет в порядке. Почувствовать себя пусть и серьезным, но мальчишкой в разговоре со взрослым. С кем-то, кто берет на себя ответственность и справится с этими делами лучше.

Потом приходит сообщение от Джека: сердится, что его не разбудили. Ричард улыбается и пишет, чтобы тот приезжал к Рику, когда сможет.

Ричард не успевает подумать, а такси уже мягко тормозит у двери кафе, где стоит пара оборотней из стаи, они пьют колу и разговаривают.

Ричард в последний раз глубоко вздыхает. Сжимает и разжимает кулаки, пока тяжелые перстни впиваются в пальцы. Это будет пара очень длинных дней, но всё получится.

Из машины Ричард выходит решительно. Широко шагает, коротким кивком указывая оборотням заходить. Ремешки на штанах чуть звякают вместе с дверью, неровные рукава кофты скрывают часть ладоней.

В вип-зале кафе почти вся стая: кто-то отпросился с работы, у кого-то обеденный перерыв. Ричард знал об этом, поэтому с утра и разослал сообщение с просьбой именно об этом времени. Он будет краток.

Но сначала приходится пережить объятия Аны и еще парочки оборотней, но они сразу отпускают, когда Ричард невольно шипит от боли. Кто-то его приветствует, другие радуются возвращению и спрашивают, как отец.

Ричард расправляет плечи и коротко призывает к молчанию. Это больше похоже на рычание, а не слова, утробный звук, который напоминает, кто пока что будет вожаком.

Ричард говорит коротко, отрывисто, по делу. Об аварии и об отце, о том, что они с Джеком провели ритуал защиты, но каждому стоит быть осторожным. Приказывает не нарываться, и сам чувствует, как в этот момент в его голосе холодная сталь.

Вожак — это не только сила, но и ум.

Ричард рассказывает о плане и о том, что он собирается делать с Мортонами. Стая коротко кивает, никто не возражает. Они все готовы выполнять его приказы.

Большая часть уходит после короткой встречи, им надо возвращаться к работе. Рик хлопает Ричарда по плечу и усмехается:

— Молодой волк дорос до вожака.

— Временного, — улыбается Ричард.

Он садится на диван, на котором еще так недавно — казалось бы! — нашел отравленного алкоголем Джека. Брата пока нет, Ричард достает телефон, чтобы уточнить следующие встречи на сегодня. Рядом присаживается Кейт, как будто аккуратно.

— Ты сегодня настоящий вожак.

Ричард приподнимает бровь:

— Разве не этого ты всегда хотела? Быть женщиной вожака.